Страница 8 из 162
Она налетела радостным ураганом, повисла на Владе, обнимая его за шею обеими руками, шаловливо стукнулась своими рогами о его, заставляя бравого капитана Роты Смерти смущенно заморгать. С веселым хохотом переметнулась лесным пожаром к Яну, обняла и его, подмигнула мимоходом гвардейцам, шутливо отдала честь хмурой Ист, хлопнула по плечу давнего приятеля Вирена. Во двор замка только что ворвалась, смешав всех, Ишибел — рыжая веснушчатая демоница шестнадцати лет, в светлом летнем сарафане, вихрившемся волнами, с мелодично бряцающими подвесками на гибком тонком хвосте. Залаял Джек, пытаясь тяпнуть ее за кисточку; заржали лошади, взвиваясь на дыбы. Демоненок, захваченный вчера, закативший истерику перед Волком, оглянулся на нее, выворачивая шею; он упирался по пути в закрытую карету, в которой ему полагалось дотрястись до суда. Ишибел и сама заинтересовалась, замерла, провожая его долгим взглядом.
— А кто это? — с любопытством завертелась она. — И что он натворил?
— Караваны грабил, — кратко отмахнулся Влад. — Не один, конечно, с бандой, но ты не забивай голову. Это такая ерунда, что нам даже заниматься ей было бы стыдно, но больше ничего нет, мир, все дела… Так, Белка, где твои чемоданы? Небось тридцать три сумки собрала… Отправляться готова?
Пока он распоряжался, чтобы ее вещи — чемодана было всего-то два, но они выглядели более чем внушительно — подтащили поближе, Белка оглянулась на Яна. Тот стоял спокойно, аккуратно почесывая Джека между ушами — пес млел и урчал, распахнув пасть, высунув бархатистый алый язык.
— Я вот всю жизнь спросить хотела, а почему Белка? — произнесла она вдруг, нахмурившись. Рыжая кисточка хвоста оживленно дергалась, точно у кошки.
— Ты еще спроси, почему он зовет меня инквизиторством, — философски вздохнул Ян. — На некоторые вопросы вселенная просто не может дать ответа, это же Влад, ему удобнее так… Рад тебя видеть, — наконец улыбнулся он. — Волнуешься? Все-таки в мире людей одна — ну, без родителей — ты никогда не была, я прав?
Волнение ее было прекрасно видно, если приглядеться: и хвост метался, и взгляд она переводила с одного гвардейца на другого, расхаживала бесцельно вокруг; на обеспокоенного Влада тоже частенько нападала такая неудержимая деятельность, так что Ян был прекрасно с ней знаком. Все-таки в Белке, отчасти выросшей при Гвардии, пока ее родители были страшно заняты в политике и управлении Столицей, было много от них. Слишком много, чтобы воспринимать ее чужой: Белка давно стала неотъемлемой частью Гвардии.
— Мне столько рассказывали!.. — оживленно воскликнула она. — Не понимаю, почему я столько жила как в изоляции… Я ведь совсем взрослая.
— Ты дочь одного из самых влиятельных демонов Ада, — терпеливо напомнил Ян. — Я бы вовсе не рисковал выходить на улицу без нескольких мордоворотистых телохранителей…
— Вы меня защитите, — безапелляционно заявила Белка. — И Джек! Джек будет мой охранник! Можно погладить, да, да?
Сдавшись, Ян махнул рукой, отпустил пса, который тут же подскочил к ней; тихо шепнул пару неразборчивых слов на резком и древнем языке Преисподней, и Джек покорно протянул умиленной Белке лапу. Он стойко терпел все ее обнимания и почесывания за острыми дергающимися ушами, только хвостом взметая пыль; Белка радостно улыбалась адскому псу, которого учили отгрызать лица, — Ян лично видел, как Джек способен намертво вцепляться и рвать мясо до костей, если ему приказывали.
— Смотри, она уже вносит разлад в наш суровый мужской коллектив, — проворчал Влад несерьезно. Подтащил поближе два объемистых чемодана и одну сумку, устанавливая вещи в круг: так колдовать заклинание перехода было легче, а он никогда не заморачивался правилами классической магии.
Понимая, что тянуть дальше уже некуда, Ян шагнул ближе к Владу, на всякий случай нашаривая нити контракта и ускользая в боевой транс: площадка окрасилась в немыслимые тона, всполохами аур засверкала невыносимо. Жаркое солнце светило прямо на голову, било в висок. Белка прижалась к нему боком, чуть дрожа, ошейник Джека крепкой шершавой кожей врезался в пальцы — эти мелочи обычных, человеческих ощущений помогали не потеряться в круговерти магии, увлекшись причудливыми рисунками чужих душ.
Напоследок он успел кивнуть гвардейцам, приостановившим ненадолго все свои дела. Влад колдовал резкими, немного рубленными жестами, немыслимо складывая пальцы — при взгляде на него чуть не начинали ныть руки… или же это по контракту прихлестнуло приливной волной магии чужие-свои ощущения. Боевой транс стирал все грани. Задумавшись, Ян почти пропустил, когда Влад решительно завершил заклинание, ставя в нем точку, практически обрывая на полдвижении.
Его колдовство вспыхнуло ярко и яростно, но боли не было, только странное ощущение, как будто тело распалось, разбилось на мелкие кусочки, точно хрупкая фарфоровая ваза. Завихрился красный песок, чуть не сыпанув в лицо, перевернулось изображение в глазах, опрокинулось небо. Ад остался где-то позади.
***
Рыжий оглядывался по сторонам, чем изрядно изводил своих охранников. Шансов сбежать никаких: вокруг было слишком много гвардейцев, живших своим темпом, куда-то отбывавших от замка и торопливо возвращавшихся в него, сменявших караулы и шумевших где-то на плаце, откуда изредка доносились только особо громкие короткие выкрики. Может, он бы и восхитился их слаженной работой, пониманием друг друга, если б не был в наручниках, которые ловко защелкнули у него на запястьях. Наверное, его собственной банде не хватало дисциплины и выучки, чтобы работать так же слаженно, — иначе бы их не разметала проклятая Рота Смерти.
Ночь Рыжий провел без сна, тщетно пытаясь придумать план побега. Как назло, ничего не приходило в голову, удачных случаев не подворачивалось; без помощи он не смог бы выбраться ни за что, а в Столице был совсем один. Оставалось только сдаться.
Смиряться с судьбой не хотелось. Часть его желала совершить что-нибудь глупое и ринуться прочь из последней надежды, пусть даже и напоровшись на гвардейские клинки: все лучше, чем тюрьма. Они, стоя вокруг с серьезными мрачными лицами, думали, что хранят закон и восстанавливают справедливость, но Рыжий знал: они перечеркивали чужие жизни и создавали живых мертвецов, никому не нужных и всеми отвергнутых, которым только и оставалось руки на себя наложить. Лучше бы рубили голову сразу, как встарь: в этом было что-то более достойное, чем медленно загибаться в камере.
С ним рядом преспокойно стояла демоница, та самая, из тюрьмы, со сложным переливчатым именем на архидемонском и более приятной слуху и запоминающейся кличкой — Ринка. Она как будто вышла на прогулку, наслаждалась свежим горячим воздухом, свободным ветром с пустыни. Рыжий прекрасно понимал, что преступление ее наверняка куда меньше и ничего страшного ей не грозит: Ринка нисколько не походила на разбойницу или убийцу, не было чего-то характерно сосредоточенного в ее темных глазах, только веселые, беззаботные искры. И почему-то Рыжий даже начинал злиться на эту незнакомую демоницу, выглядящую так непростительно безмятежно в день, когда он мысленно хоронил себя.
В подъехавшую карету их затолкали быстро и уверенно, не позволяя вывернуться и даже оглянуться на темный замок; он несильно стукнулся затылком. Хлестнули поводья, что-то сипло прикрикнули на лошадей. Внутри было просторно, две стальные лавки по разные стены, что Ринка и Рыжий оказались лицом к лицу. На окнах стояли решетки с мелкими клеточками, дверь снаружи запирали на ключ: Рыжий слышал мерный скрежет после того, как она захлопнулась. Дверь — сталь, сантиметра полтора, быть может; слишком крепкая. Разве что, голову об нее расшибить…
Карета с заключенными мерно грохотала по дороге, подпрыгивая иногда. Ненадолго они остановились, пропуская каких-то конных: Рыжий слышал перестук копыт. А Ринка все глазела на него внимательно, почти в упор, и из-за этого беспардонного взгляда становилось не по себе.
— Что? — наконец рявкнул Рыжий; нервы уже сдавали, а карета никак с места не трогалась.