Alia tempora

— Ненавижу лестницы! — проорала она Вирену, оглядываясь через плечо. — Так быстрее!

И ухватила демоненка за руку, резко дергая вниз, падая с ним вместе. Ликующе ухмыльнулась, слыша душераздирающий его вопль, видя перекошенное испуганное лицо. Ветер ревел, они падали вдоль стены — черной, будто из обсидиана выточенной, сверкающей прорезями окон. В этот момент Кара чувствовала себя настоящей, живой, пылающей изнутри — когда рвало одежду и волосы, когда сердце восхищенно гремело в ушах.

Она распахнула крылья из ниоткуда, останавливая падение у самой земли. Часто дышала, мерно взмахивая ими, удерживая себя и несчастного Вирена, плечи которого так и не выпустила: не забылась, увлеченная, не дала ему рухнуть, перемалывая кости. Хохотала, чувствуя, что все тело Вирена трясется от ужаса. Крылья, чудом не вывернутые, сладко ныли. Она делала так сотни раз, не слушая сердитый бубнеж Ишимки, рассчитывала секунды точь в точь.

Насладившись мгновением, Кара снизилась на оставшиеся метров пять, выпустила Вирена, почувствовав точно, что его ботинки коснулись мощеной площади перед Дворцом. Он мотался из стороны в сторону, точно пьяный; вцепился в Кару намертво, когда она опустилась рядом и убрала крылья, оставляя прямую ровную спину и целую рубаху: магия, доступная одним ангелам — теперь, после уничтожения Рая, требовалось уточнение: Падшим. Еще не чувствуя земли, Вирен вцеплялся в ее руку, а Кара покровительственно улыбалась, наблюдая за ним.

— Лучше бы секли, командор, ради всего несвятого, — проскулил Вирен. — Зачем так? Что я плохого сделал?

— Да ничего, — пожала плечами Кара. — Это ведь весело. Ты в детстве часто просил покататься!

Он глухо застонал и, спотыкаясь, побрел за ней к ждущим у ворот лошадям — умница Ишим успела отдать распоряжения. Кара могла бы и долететь до замка Роты Смерти, что на отшибе, вдали от суетного центра, хотя не была уверена, как долго смогла бы удерживать Вирена. Но и не способна была отказать себе в удовольствии проехаться по украшенной, убранной к празднику Столице.

***

Остановившись у окна, Рыжий оглушительно чихнул: не то от пыли, что толстым слоем покрывала подоконник, не то вспоминал его кто-то недобрым словом — старое поверье, о котором не забывала мать. Она вообще была страшно суеверна и помнила тысячи примет, и Рыжий никогда не подумал бы, что станет по ней, шумной, как будто бы глупой женщине, скучать. Когда нечем было заняться, память возвращалась на годы назад, пока он и не помышлял о разбое, мирно жил в имении отца — среднего купца, удобно устроившегося на узле между оазисами, точно на течении торгового пути. С досады Рыжий пнул по старой батарее с облупленной посеревшей краской: и что ему дома не сиделось…

Он провалялся до обеда, измученный вчерашним днем, а когда проснулся, не сразу сообразил, где находится. Первым, что он увидел, была Ринка, с отборной руганью выволакивающая из настежь распахнутой антресоли какой-то грузный черный ящик; потом она запуталась в разноцветных проводах, повтыкала что-то в розетки — Рыжий знал, что эти дырки в стенах у людей называются так, — и уселась напротив ящика. Тщетно пыталась что-то разобрать в черно-белых полосках и скрипящих голосах.

— Это магия какая-то? — заинтересовал тогда Рыжий.

— То, что эта херня еще работает, — это точно какая-то магия, — пробурчала Ринка, аккуратно стукая по ящику кулаком. Картинка немного прояснилась.

Наглая демоница не выпускала его из дома, настаивая, что их уже должны были объявить в розыск. Поежившись воспоминаниям о неожиданно налетевших на их лагерь гвардейских отрядах, Рыжий вынужден был согласиться: искать, идти по следу и загонять добычу Гвардия умела просто замечательно.

Безделье было мучительно. Заглянув в душ, Рыжий не нашел там ничего особо обнадеживающего, но кое-как смыл песок, кровь и пот. Даже в Аду удобно устроили водопровод, приспособив для этого стихийные водные заклинания, а у людей трубы плевались ржавчиной, скрипели, рычали на разные голоса и никак не могли определиться, должна по ним течь горячая или холодная вода. Злой сверх меры, Рыжий быстро позавтракал, побродил по квартире, поглядел в окно, но увидел серые дома-панели и кучу машин под окнами, пару мрачных прохожих.

От бессилия он взялся за лохматый веник, надеясь покончить с раздражающей пылью раз и навсегда, потом отрыл тряпку, с которой полез на все шкафы по очереди, удивив Ринку. В конце концов Рыжий взялся мыть полы, ползал с тряпкой и с наслаждением ругался, пока Ринка, подобрав ноги, наблюдала за ним с дивана.

— По-моему, это женская работа, — напомнил Рыжий, ненадолго остановившись, чтобы перевести дыхание.

— Да мне и так нормально, — насупилась Ринка. — Это ты решил чистоту наводить — пожалуйста, что я, против?

Зарычав, он плюхнул тряпку в ведро, жалея, что брызги не достали до демоницы, прополоскал, снова принялся оттирать пол. Не то чтобы он особенно любил чистоту: Рыжий бывал во многих местах, гораздо хуже этой квартиры — тюремной камеры, которую он так боялся. Ему необходимо было приложить силы хоть к чему-нибудь, чтобы не сойти с ума.

Увлеченный уборкой, Рыжий не услышал, как в замке заворочался ключ, как дверь приоткрылась. Его отвлек изумленный приятный голос, полный ликования:

— Риночка, ты все-таки решила убраться!

Они замерли: Ринка на диване, а Рыжий с половой тряпкой. Когда женщина вошла в комнату, ему как-то сразу стало неловко, стыдно за свой перепачканный и запыленный вид, за взъерошенные волосы, мятую одежду и обалделую рожу. Эта женщина, изящно отстукивая высокими каблуками, шла, будто шествовала по мягкой красной дорожке. По величественному тронному залу, притихшему, склонившему голову. На пылающих огненных волосах не хватало короны, ее тонким бледным рукам держать бы скипетр… Рыжий так и не понял, стоит ли подниматься с колен, глядя на нее снизу вверх.

— О, так это тот самый молодой чело… демон, — поспешно исправилась она, улыбаясь Рыжему по-матерински ласково. — Приятно познакомиться. Меня здесь зовут Ярославой. Ярой.

Ринка громко фыркнула, и сразу стало понятно: не один он здесь предпочитает выдуманные имена. С Ярославой демоница держалась спокойно и уверенно, будто знала ее много лет, ничуть не восхищенная, осталась на диване и приветствовала ее небрежным кивком. К удивлению Рыжего, ее не поразили громы и молнии.

Ему подали руку; звякнули золотые браслеты на запястье. Рыжий совсем не ожидал, но хватка у Ярославы была властная, уверенная и крепкая. Как будто не видя мыльных разводов на полу, не замечая полумертвый растрепанный веник под ногами, она прошла на кухню. Под ее рукой закипел чайник, не подключенный к розетке.

— Позвольте-ка вас угостить, — объявила Ярослава. Она подошла к шкафу, безошибочно выбрала из рядов стоящей там посуды маленькие аккуратные чашечки с изысканным узором.

В нерешительности постояв в проходе, Рыжий осмелился протиснуться к раковине, обмыть руки, ополоснуть лицо. Он не мог не замечать, как по-хозяйски Ярослава управляется в заброшенной квартире, точно знает, где что стоит. Пока он отфыркивался от холодной воды, на столе неведомым образом появились пирожные и уже заваренный чай.

— Приятного аппетита, — от души пожелала Яра, первой садясь за стол и отламывая кусочек пирожного ложечкой.

Ринка устроилась напротив нее, поковырялась в своей тарелочке без особого увлечения: похоже, была сыта недавним простеньким завтраком, но отказываться ей не позволяло что-то вроде вежливости — казалось бы: вежливость да у нее, демоницы, что запросто его похитила и удерживала в плену… Рыжий тоже присоединился к ним, хотя опасливо осматривал угощение и боялся яда. Здравый смысл подсказывал, что шансов убить его было гораздо больше, но ни Ярослава, ни Ринка ими не воспользовались.

Удивительно, но в момент, когда Ярослава вошла в дом, он перестал испытывать страх и сомнения, прекратил воображать свою судьбу — одну другой хуже. От нее, как от Гвардии, не веяло опасностью, поднимающей короткие волосы на шее дыбом, напротив — спокойствием и размеренностью. Прикрывая глаза, сосредотачиваясь на ее образе, он чувствовал живую природу, первозданную, нетронутую — словно оказался где-то в саду. Неуловимо пахло яблоками…