Страница 156 из 162
— Да я не против — бери, носи, — покачал головой Влад. — Я единственный оставшийся из семьи, имею право принимать того, кого пожелаю, хотя бабку наверняка хватил бы удар от такого самоуправства…
— Неправда, я ей нравлюсь, — поспорил Ян.
— Ты всем нравишься, особенно дамам в годах. Меня больше вторая часть смутила, — разъяснил Влад; подбирать слова так, чтобы не болела голова, было трудновато. — Разве ты не хотел забыть своего отца и все, что с ним связано? Я знаю, как тебе не хочется говорить про этого ублюдка.
— Я пошел в Инквизицию, чтобы исправить все то зло, которое он совершил, — задумчиво сказал Ян. — Я старался, правда старался уравновесить. Думаю, лучше будет, если я сделаю это с той же… нет — похожей фамилией. Не нужно было?..
— Да нет. Тебе идет. И звучит славно.
Они помолчали. В голове у Влада крутилось что-то очень важное, расцарапывало ему изнутри черепушку.
— Инквизиторство? — растерянно позвал Влад. — Почему ты… Почему отказался? Ночью перед Исходом. Денница, да ведь это позавчера было…
Он дернулся: голова взорвалась. Сидя на кровати, он едва не свалился с нее, спасло, что впился в спинку.
— Влад, Влад, послушай меня! — Ян кинулся к нему и не дал впиться пальцами в волосы, стиснул запястья. — Ты знаешь, если тебя сильно напоить, ты на следующее утро забываешь все начисто? Совсем все! Однажды с Вацлавом — помнишь, перед гражданской?.. Ты пообещал ему заклинание защитное, а наутро едва вспомнил, так этот урод тебя споил. И как ты стал бесом, снова началось, тело ведь живое! Пьянеет иначе… Не знаю, с непривычки — ты пятнадцать лет был мертв. Совсем другое существование. Может, со временем пройдет, не знаю…
Влад замер с разинутым ртом. Он все понял.
— Сколько?
— Я не считал. Последний раз — перед Исходом, до этого — в ночь приема у Баэла. На следующий день мы забирали Белку в Петербург… Помню, что соглашался первые раза три, — совсем не обидчиво ухмыльнулся Ян. — Потом стало как-то… тоскливо.
— Прости меня! — взвыл Влад, соскальзывая с кровати и больно отбивая колени, потянулся к нему с отчаянием раскаявшегося преступника, вцепился в полу больничной рубахи. — Денница, какой же я дурак, что я натворил… Ян, инквизиторство…
— А ну сядь, ты что творишь, не вздумай! — сердито зашипел Ян и силой затащил его обратно, ощутимо впиваясь сильными пальцами в загривок и заставляя Влада обреченно взвывать — подобно Джеку. Наконец усевшись напротив, Ян серьезно уставился ему прямо в глаза: — Впервые я, может, и обиделся, но отошло — понял, что ты это от чистого сердца предлагаешь, иначе не твердил бы так упрямо каждый раз.
— Если я… спрошу снова? — зачем-то рискнул Влад.
— Забудешь же, Войцек, ты устал, ранен…
— Я достаточно в сознании, чтобы запомнить. И чтобы знать, что я ни за что от своих слов не откажусь — не в моих это правилах. Инквизиторство?
— Забудешь — я убью тебя, — пригрозил Ян, и Влад отлично знал, что он не обманывает и что его памяти хватит.
— Я тебя тоже. Да или нет?
— Да, черт с тобой, вот привязался… — забормотал Ян. Разжал руку, в которой до сих пор держал кольцо Соломона, провел, скользнул по нему пальцем и подозрительно уставился на Влада, точно размышлял, не вспомнил ли он еще давно и не планировал ли заранее…
— Ну нет, — шикнул Влад. — Эту ебанутую хуйню мы отдадим Каре, а я новое куплю… Да хоть десять!
— Мне твоего слова хватит.
Сидели рядом, смеясь, и Влад рассказывал про девушку-духа, которая, может быть, наконец-таки обрела покой и отправилась в обновленный Ад, болтал еще про какие-то глупости. Его сморило окончательно, и Влад лег на больничную койку, с наслаждением подтащив под голову подушку, а Ян приютился под боком. Положил руку ему на грудь, ловя биение сердца, — стерег.
— С недавних пор я стал часто задумываться, что позволило мне остаться человеком, не потеряться во мраке, — чуть нахмурился Ян. — Он сожрал мое тело, но не смог добраться до души. Я отдал ее тебе и не потерял рассудок.
Влад растерянно скользнул рукой по гладкой и тонкой серебряной цепочке.
— Как в сказках?
— Они могут многому научить.
— Тогда нужно было прятать в этом… сундуке, но сначала в птицу, в зайца… — Влад запутался, но отважно сражался с усталостью, силясь вспомнить верный порядок. — Знаешь, я всегда боюсь ее потерять.
— Я нашел самое безопасное место, Войцек.
Лениво прикинув, сколько раз он оказывался прямо на краю гибели, Влад усмехнулся. Спорить не хотелось.
— А как там Ева?..
— Не знаю, я оставил ее с Иштар и поспешил обратно, хотел помочь. Может, вдвоем нам бы удалось все это… предотвратить. А Ева дух — я сейчас понял, присмотрелся, — рассмеялся Ян. — Она давно мертва, но занимает тела, которые ей нравятся. Если скоро найдут ее труп, незачем волноваться, она сменит оболочку…
Они молчали. В Аду одержимость — тяжелейшее преступление для духа, за которое сразу казнили. Однажды Влад едва не закончил так, но Ян успел продать за него свою бессмертную душу и случайно найденное кольцо Соломона.
— Я чудовище, Влад, она права, — тихо шепнул Ян. — Когда ты впервые предложил мне… ну, жениться… я подумал, кто бы еще согласился — на мне… таком. Из мрака. Ты выбрал меня, когда я был человеком — там, на балконе. Ты и любишь во мне человечность, я знаю.
— Меньше ее в тебе не стало, я бы заметил, — помотал головой Влад. — Ты человечней человека — говорил при первой нашей встрече, говорю и теперь. Я и справедливость в тебе люблю, господин инквизитор. Я как-то тебя на качества не разбираю, ты мне целым нравишься. Ну, и отдельные… части тела.
— Это еще какие? — подозрительно уточнил Ян, по-змеиному изворачиваясь, чтобы глядеть ему в лицо.
— Глаза, — честно ответил Влад. — Красивые. Как петербургское небо.
Ян протянул руку, глянул на встающее солнце в просвет между пальцами, а мрак стерся, растворился, открывая кость. То, что осталось от его человеческого тела — все прочее заместила Бездна. Поймав его ладонь, Влад ласково перебрал белые косточки, коснулся губами. Почти испуганно Ян отдернул руку — мрак облизнул скелет, возвращая тонкие пальцы с короткими, местами обкусанными ногтями.
— Спи, — повелел Ян. — У тебя явное переутомление. Отдохнешь — покажем тебя врачам.
— Спокойного дня, инквизиторство… Надеюсь, теперь они будут спокойными.
Наверное, оба они не верили, что все закончилось.
***
В левом крыле Дворца всегда был небольшой госпиталь, но время, проведенное в нем, для Кары было сродни заключению в тюрьме, так что она чувствовала себя как в тесной камере где-то далеко внизу, на подземных этажах. Ей сказали, что надежно защищенная клетушка была подготовлена для Михаила. Мархосиас не выбрался бы никогда, а с одной рукой — и подавно. В осаде Столица пробыла недолго: демоны Мархосиаса рухнули, когда Влад разомкнул магию кольца. И Кара успокоилась и позволила себе лечиться.
Первые дни после Исхода она лежала в горячке, изредка выныривая в реальность из разрозненных видений, в которых Кара сходилась с кем-то безликим в поединке и раз за разом сжигала Рай. Найдя возле себя Ишим, сжав ее ладонь, она успокаивалась, и больше ничего не существовало: ни боли от порезов, ни мельтешащих медсестр, ни резкого запаха спирта… Ей позже рассказывали, что в забытьи Кара кричала на енохианском, и стекла в госпитале дрожали. Она не помнила ничего, кроме ласковой улыбки Ишим и ее теплой руки.
Раны не закрывались, а колдовство Влада успокоило их ненадолго, дало возможность пафосно орать речь, а теперь Каре пришлось расплачиваться. Ее лечили по старинке, зашивали раны и долго потчевали магией. Как и Гил, едва не расставшийся с ногой, вскоре Кара пришла в себя: звериная живучесть не сдалась, поборола отравляющее заклинание Мархосиаса.
Рядом с Карой лежал мальчишка-оракул. Все думали, что он ослепнет, но наутро рассудок у Саши прояснился, и оказалось, что не видит один левый. Радужка побледнела, потому чудилось, что глаза у Ивлина разного цвета, а приближаться к нему со слепой стороны было опасно: начинал размахивать руками. Белка приходила и сидела рядом, разговаривала. Стоило Саше отойти от припадков, а Каре очнуться, днем маги набивали ему ангельские татуировки на ладонях, смешивая чернила и темную демонскую кровь. Обезболивающий амулет семафором сиял у него на груди, а Кара старалась разговорить Ивлина, чтобы он не волновался, глядя, как тонкие иглы прошивают кожу.