Alia tempora

— Мы сражались за Ад, Самаэль, мы сражались с Мелехом, мечтали его уничтожить, потому что ему-то нужна была одна власть. Чувство превосходства! Да он презирал демонов, этот Падший ублюдок, считал нас шавками у ног. Этого мы должны были желать своему дому?! — Голос сорвался, захрипел. — Великого хозяина, который держал бы нас на коротком поводке?

Пришлось остановиться, чтобы не вспороть себя мечом Самаэля; он держал его нетвердо, и Каре ничего не стоило его выбить. Сигил Сатаны мелко вздрагивал справа от них, подергиваясь рябью — чистая магия, размашистая подпись, выжженная на изнанке.

— Чем лучше твой хозяин, Сэмми? — прошипела Кара, и он отшатнулся. — Сделает он Ад свободнее или закабалит на тысячи лет? Пока не найдется достойный наглец, что восстанет, что назовет себя Мессией от Ада… Сможешь ты, Антихрист?

Несыгранная его роль, с охотой принятая Карой, заставила Самаэля снова чуть отступить, растерянно заморгать. Его вечно попрекали этим — и Кара знала, на что надавить.

— Я не был рядом, я виноват, — медленно выговорил Самаэль. — И не могу спросить у отца, отчего он был так самонадеян, когда слышал имя Андрамелеха. Но он мертв; я наследник, Кара, я должен был стать Сатаной. Я закон — вы бунтари, свергнувшие правителя. Право мести…

— И ты готов?

Готов убить — или готов сесть на трон, который ему пророчили многие годы? Растерянность его выдавала и дарила Каре шанс. Надежду.

— Спроси у достойных демонов и демониц, что глядят на нас. Сигил можно лишь передать по наследству или подарить… Всех иных — выжжет, верно? Не дело, чтобы кто-то чужим именем назывался, изнанка такого не потерпит.

Осторожно двигая ладонью, стараясь не спровоцировать Самаэля на глупый выпад, Кара принялась тоже рисовать сигил — точную копию того, что воссиял над растревоженной Столицей вторым солнцем. Долгие пятнадцать лет она выводила этот отпечаток на официальных бумагах, и чернила пробивали плотную местную бумагу насквозь, оттискивая символ-печать с обеих сторон. Потому-то Каре даже не нужно было думать — она двигала рукой механически, привычно. И сигил встал напротив сигила Самаэля — и никто не мог бы найти в них отличий.

— Неплохо для самозванца? — ненадолго возвращаясь к себе привычной, клыкасто усмехнулась Кара, воззрилась на Самаэля.

На миг она разжала пальцы, и амулет повис на тонком шнурке, вываливаясь из руки, скрывая эту фразу от народа. После этого она вернула его в ладонь и громко стала читать заклинание на архидемонском. Поднялся легкий ветерок, который взлохматил им перья, а украшения внизу замигали. А Кара прижала ладонь к боку, крепко отпечатала, и подняла — обагренной. Она клялась на крови, призывая в свидетели магию.

— Я не убивала Люцифера, — отчеканила Кара, и ей показалось, что эта фраза разнеслась по всем закоулкам города.

А потом чуть склонила голову, предлагая Самаэлю разить.

========== Глава XX ==========

Часть бежавших во Дворец забилась в уютную залу, в которой обычно давали небольшие приемы, светские вечера миледи Ишим для круга близких знакомых — по большей части дам. В силу возраста Белка многого не знала, а страшное слово «эмансипация» ей мало что говорило, хотя ее мать частенько наведывалась в эту премилую гостиную с мягкими обитыми диванчиками и чайными столиками. Теперь же тут неловко топталась толпа самого разнообразного народа, притиралась плечами к нежным занавесям, скрывавшим черные стены, задевала коленями кресла. Сама Белка вжалась в уголок рядом с книжным стеллажом — все ровные ряды романов в тканевых обложках, человеческие имена авторов: Бронте, Остин, Митчелл…

Трусила ли она, оставаясь вдали от творящейся истории? Пряталась и не могла представить, каково оказаться снаружи, видеть пожары и дым на горизонте, знать, что совсем рядом зачарованный враг? Все в Белке переворачивалось и перекручивалось от ужаса; она чувствовала себя куда спокойнее под защитой мощных дворцовых стен… А вот Саша желал кинуться наружу (там, на ступенях, она храбрилась и поддерживала его, но сама была в ужасе). Оглядываясь на него, сжимая теплую твердую ладонь, которая покалывала енохианскими символами, Белка находила опору и расслаблялась. Но забыть о горящей Столице не могла.

Гостиная содрогалась от новостей, запросто преодолевающих и толстые стены, и гвардейскую стражу, текущих по нитям изнанки. Когда до них донесся вопль от балкона, передаваемый многими глотками, к окнам стало не протолкнуться. Там сгрудились, налезая друг другу на головы, чуть не затаптывая. Мать оставила ее, ахнула, кинулась в самую толчею (послышался треск ткани ее лучшего платья), а Белка не пыталась разглядеть кусочек площади, она уставилась в противоположный угол, куда забились Рыжий и Ринка, нависшие над маленьким амулетом и едва не стукающиеся рогами. Они лучше всего отражали то, что происходило снаружи.

Когда они уверовали, что Сатаны больше нет, завыли. Старые и молодые, растерянные и яростные, все они заголосили, оглушая и крича, не слыша ничего и споря сами с собой. Одни орали, что Кара убита, а другие доказывали, что Гвардия не погибает, не сдается. Сердце Белки колотились шаманским бубном — все ее мысли были сосредоточены на том, чтобы Кара встала, взмыла в небо. Она молилась, возможно. Самой Каре — почему-то веря, что она услышит и воспрянет.

Приникнув к Саше, она спрятала лицо от других, вжалась в отворот его костюма, позаимствованного из шкафа старого отцовского камердинера, чтобы никто не заметил слез. Хотя многие плакали — особенно дамы. Одни от искреннего ужаса, иные — следуя примеру. Белка рыдала тихо, по-детски, кулаками размазывая слезы по полыхающим щекам, давясь и всхлипывая. Она не могла вообразить мир без Кары и Гвардии — всю жизнь она знала их и не представляла ничего иного. Несмело, трогательно смущаясь, Саша обнимал ее за плечи. Лицо его было задумчиво и темно, он часто моргал.

Когда появился Самаэль, Белка не уловила, но точно поняла, когда Кара показалась в небе. Ликование ее невозможно было сравнить ни с чем, и она совсем не замечала смятения других. Голоса с небес грохотали. Знакомые интонации Кары, насмешливые, лихие, чуть скрипучие от боли, осторожные и петляющие, словно она кралась по хрусткому весеннему ледку, чудом увиливая от черных глоток полыньи. И голос Самаэля, совсем чужой, похожий на голос любого мальчишки, кажущийся очень молодым. Мир замер на ребре монеты.

— Ева не отзывается! — услышала она и Ринку, что стояла удивительно близко и хмурилась, постукивала по амулету тонким пальцем. — Ничего не понимаю. Где же Мархосиас?

Рыжий был бледен, и его веснушки бросались в глаза. Он нелепо топтался на месте, нескладно пожимал плечами. Следить за ним открыто было неприлично, потому Белка косила, чуть глаза не болели. Она вдруг увидела, что в маленькой душной гостиной вот-вот должна была разыграться сцена не менее важная, чем над площадью. Потому что Рыжий столкнулся взглядом с маленькой фрейлиной, которая среди прочих, посланных первой леди, успокаивала нервных дам, утешала их и воодушевляла, подавала платочки. Взгляда этого Рыжий прежде избегал, но тут они столкнулись и уставились недоверчиво, пораженно. Неровная улыбка исказила перепуганное лицо. Она молчала, он — выдавил слабое: «Мерил…», в которое попытался уместить слишком многое. Фрейлина же, вспыхнув, покраснела, подлетела к Рыжему в несколько стремительных шагов, влепила ему звончайшую, резкую пощечину, а после прижала к груди, обнимая. Внимание всей гостиной остановилось на них.

А слова, брошенные Ринкой, засели у Белки в голове, она задумалась об этом и распереживалась за Гвардию на Восьмом еще сильнее, предчувствием у нее заломило внутри. Там были Ян и Вирен — она поняла из перешептывания Рыжего и Ринки, что было до воссоединения брата и сестры. Она видела, как немо шепчет что-то Саша рядом с ней, глядя в кремовую стену: защитные рисунки мешали ему пророчествовать, вставали крепостной стеной. И им нужны были предсказания. Руководство.

Возможно, Белка еще была совсем мала по сравнению с ними и ничего не понимала. Она не выросла сыном полка, как Вирен, но провела с ними достаточно времени, перепорученная занятыми родителями, которые вместе с новоявленным Сатаной воспитывали совсем юное государство. А она взрослела на их легендах, на сказках своего крестного. Белка отлично выучила, что за все нужно платить, не только за магию, но и за каждый вздох, каждый миг жизни. Что нужно жертвовать. Вселенная соглашалась их терпеть, пока Гвардия расплачивалась кровью.