Страница 47 из 66
Корак ошалел настолько, что, будь у него чуть меньший опыт алкоголизма, разбил бы бутылку. Не в силах сказать ни слова, подцепил с подноса еще теплую печеньку, смотря на окружающих, как будто у них выросли вторые хвосты или глаза. Надкусил. Потихоньку приходя в себя, буквально закинул пакет на ближайший стол и кинулся обниматься, пытаясь одновременно не свалить поднос и загрести к себе как можно больше окружающих. На спрятанных уже в объятьях глазах наворачивались слезы, и Падший не мог убедить себя, что это не холодное видение, а настоящая его жизнь.
Кара хохотала сама, не то пытаясь вывернуться из жарких объятий, не то — теснее прижаться. Печенье уже пошло по рукам; Ишим пыталась отбиваться, но недолго. В конце концов она сдалась, зато достала из ниоткуда второй такой же поднос. Заиграла музыка куда бодрее, взвизгнули скрипки.
Послышался грохот дверей; Корак обернулся как раз в тот момент, чтобы увидеть, как в замок влетает взъерошенный Войцек, а следом за ним — инквизитор. И совсем не понял, как рядом с ним появилась еще одна подарочная бутылка.
— Не отрава, не боись, — задиристо хмыкнул Влад, оказываясь рядом. — «Glen Scotia», с яблоками, нам сказали, неплохой.
— Извините за опоздание, работа, — попытался встрять Ян, но его мало кто слушал. Корак определенно видел, как пара демонов голодно косится на виски в красивой черно-золотой упаковке.
Корак, с трудом отлипая от объятий, с улыбкой глянул на инквизиторов. Даже не одаривая Войцека привычном хитрым взглядом. Протянул руку: сначала Владу, с полным намерением не отступать и пожать ее. Со стороны казалось, что сейчас у него крылья проклюнутся обратно, и Кристофер будет катать на себе поздравляющих по небу Ада.
— Ну спасибо, хоть обниматься не полез, — проворчал Влад. Пожал руку запросто; пальцы духа были морозно-холодны, будто изо льда выточены. — С днем рождения, Корак. Старость она, знаешь, близко. Если надо будет там красочку седину закрасить или таблеточки какие-нибудь, ты обращайся.
— Не порти всем праздник, невозможный человек, — зашипел на него Ян.
— Да шучу я. Все ж свои, — пожал плечами Влад. — Ух ты, печенье! — Уже переключился на Ишимку с подносом, ловко стащил сразу три, одно кинул Яну. — Ишим молодец, хозяюшка какая. Желаю приятно отдохнуть, господин именинник. Ну, и счастья там всякого, что там желать положено.
— Празднуем, ребята! — Корак вдруг расхохотался, готовый подхватить на руки всех, стоящих рядом. — Хочу, чтобы этот день был праздником. Вашим праздником. Кто-нибудь, найдите выпить! Много выпить! Я возмещу, коли надо.
Он двинул плечами и раскрыл в улыбке рот. Казался меньше, чем есть на самом деле, так как перестал храбриться, расправлять плечи и завоевывать пространство, ставя руки в боки.
Подлетела Кара с бокалом чего-то алкогольного в руке, радостная, сверкающая глазами, скалящая рот в ухмылке. Повисла на Кораке, обнимая, рукой цепляясь за шею.
— За здоровье Рака! — рявкнула она, чуть его не оглушив. Взмахнула бокалом; ее радостно поддержали, диким хохотом, уханьем и криком.
— Да не родился еще тот, кто его убьет! — в запале крикнули откуда-то. Корак не различил, кто; показалось, это был вездесущий Войцек, но тот как раз разграблял поднос с печеньем к неудовольствию Ишим. Вокруг хороводом закружили, зашумели демоны и люди…
Корак цепанул ближайший бокал, собирался было с удовольствием осушить его, но в глазах потемнело, ударило в затылок. Вино не попало в рот и стекло по подбородку. По спине пополз пот, Корак облокотился бедрами о стол и вытер бороду как можно быстрее, лишь бы никто не заметил.
Перед глазами появилось видение, выжигаясь на подкорке мозга.
Сначала темное ненастоящее небо. Крест, на котором как-то неправильно висел ангел. Темная кровь текла по дереву и капала на землю. Корак — этот ангел. Его трясло, и он понимал, почему римское право до сих пор почитаемо. Оно знало, как наказать человека. Распинаемый не умирал от боли, он задыхался. Поднимаясь на гвоздях, подтягиваясь на руках, ослаблял давление на диафрагму, но раздирал себе плоть, падал обратно и вновь задыхался. В глазах своего палача он видел собственное отражение. И он его узнавал.
Сцена сменилась, пропала боль. Лишь коленные чашечки ныли. На неровной дороге, перекрестке трех дорог, около указательного столба на незнакомом языке, Падший стоял на коленях, опустив голову. За его спиной кто-то стоял. От него — или нее — пахло пеплом, гарью и чем-то очень привлекательным. Корак начал понимать влечение Иштар к властным и сильным. Он — или она — растоптал Корака. Гладил по черным перьям, а он шипел и не смел кричать.
— Расправь крылья… пожалуйста.
Он повиновался и кричал, когда сухожилия обрезали.
— Я, Корак, отрекаюсь. Отрекаюсь от тебя, госпожа Смерть. Отрекаюсь от тебя, Ричард Айрахнид, и от тебя, Каролина. Я, Корак, отрекаюсь от себя и от Тьмы.
Непослушные губы кривились, у него текли слезы, Корак начинал понимать, какие слова станут его последними. Где-то неподалёку на хуторе кричал старый хриплый петух, которого утром или вечером зарежут на суп. А маленькие, но от того не менее уверенные руки знали, как причинить Кораку боль.
Когда тяжелый разделочный нож закончил свое дело, массивное крыло упало на землю. Шла минута, в которую он мог позволить называть себя Падшим по-настоящему. Пока Корак думал об этом, существо сзади обрубило второе крыло. Корак почувствовал небывалую тяжесть и легкость одновременно. Он оказался свободен от старого проклятия. Задрал голову к небу в улыбке, сталь оставила на шее длинный широкий порез. Он уже ничего не видел, но ему выкололи глаза. И тело не рассыпалось, не пошло червями и не отправилось в Пустоту, ожидая воскрешения. Оно осталось лежать на перекрестке, а Крылья рассыпались пеплом.
Он наконец понял, кто это.
Детский крик зазвенел в ушах.
Он раскрыл глаза, ничего не изменилось. Пили в суете, не замечая приступа Корака. Тот бросил взгляд на Влада, понимая, что скачок энергии от него не мог быть не замечен магом.
— Родился. Родился Последний архимаг, убийца Изначального…
Кристофер оставил алкоголь и поспешил уйти. Как можно быстрее и дальше. Вслед ему растерянно зароптали, стало чуточку тихо. Кара крикнула что-то растерянно, почти что обиженно: уход его не остался для нее незамеченным, улыбка командора потускнела, она отставила бокал и наверняка кинулась бы вслед за ним, но ее перехватил, торопливо шепча на ухо, Влад. Праздник продолжился — немного напоказ, словно они желали всеми силами скрыть отсутствие самого именинника.
Корак брел куда-то, не разбирая дороги, не видя ничего перед собой. Шум из зала гулко отдавался под высоким потолком гвардейского замка, отдавался и в ушах, бешено грохотал среди разламывающейся черепушки.
— Корак? — тревожный, ласковый голос. — Корак, все хорошо? Вам нужна помощь?
Он, щурясь, взглянул на ту, кто к нему обращалась. Она была в чем-то похожа на Кару — но светлее. И цветом коротко стриженных волос, и глазами, и мягкой, почти материнской улыбкой на изящных губах, и просто — ощущением какого-то неведомого тепла, что исходило от нее. Корак замер, не находя слов, растерянный немного ее видом, обращением, взглядом — все казалось таким не адским, чуждым этому жестокому месту, едва выживающему среди алой злой пустыни. Перед ним стояла Габриэль, архангел — когда-то очень давно, судя по застарелой тоске в глубине золотистых глаз, она им была, так давно, что те дни казались уже чудным сном.
Корак поклонился. Без иронии и ухмылки. Его почти повело, он узнал ее, хотя никогда не видел раньше.
— Мое почтение, архистратиг. Наслышан лучшими о тебе историями и отзывами. И уж точно не разочарован…
Он не нашел в себе сил в себе сил надеть маску непроницаемости, и все эмоции скользили по вспотевшему лицу.
— Что же ты делаешь тут? Гвардия празднует, веселится…
— Не нужно поклонов, — прежде всего произнесла Габриэль, грустно покачав головой. — Никто здесь их не любит, да и я не такая значимая фигура, как тебе кажется. Все сказки — лишь сказки, Корак, как бы ни печально нам было это признавать. А праздник… Что ж, прости, я не люблю шумных сборищ, не люблю пьянства. Возможно, все это пережитки Небес, почти всегда меланхоличных и молчаливых: там ведь почти никого не было, единицы попадают в Рай… Попадали, — исправилась она решительно. — А что сам именинник делает так далеко от своего дня рождения? Там Кара кричит тосты в твою честь, а ты бродишь по замку.