Страница 46 из 66
— Каждый видит то, что хочет видеть. Для меня это песня про тишину… про кофе и настоящую любовь… — Христофер мечтательно закатил глаза, хихикая.
— Кто ты такой, Христофер? — прервал упоение жизнью Корак. Кружка горячего чая, взятая не за ручку, но обхваченная мозолистой рукой, жгла ладонь.
— А ты, Кристофер? — Мужчина прищурился, обнажил чуть желтоватые зубы, погладил бороду.
— Только евреи отвечают вопросом на вопрос, слышал такое? — парировал Падший, но вдруг осекся, почти зарделся, смотря на блестящие хохотом глаза собеседника. — Я — Тьма. Её порождение, Изначальный демон, слуга Ее величества Смерти, гвардеец Кары.
— Почему ты обманываешь себя? И меня… Тьма появляется от избытка света, дорогой. Может, ты просто не хочешь быть тем, кем являешься? Слышал я про твою помощь Игнату…
Корак стукнул кружкой по столу, напрягся.
— Игнат нужен был, чтобы освоиться в этом мире и помочь Каре. Ты уж должен это знать, Иса. Правильно ли звать тебя так?
Корак с удовольствием смотрел, как мурашки бегут по телу собеседника. Но тот, пересилив себя, продолжал улыбаться. Встал, открыл старенький холодильник и извлек оттуда пирожные, поставил перед гостем.
— Зови меня как хочешь, но помяни мое слово, ты — добрый человек…
— Я позвоню Каролине. Позвоню Войцеку. Тебе понравилось в прошлый раз?
Христофер молча положил телефон перед Кораком. Открыл вызовы, пригласительным жестом указал на телефон. Корак вбил восьмерку, девятку… затем отвернулся, отодвинув телефон в сторону.
— Пошел ты, товарищ Христофер!
— Быстро поднятый ангел Падшим не считается, ага? — Христофер взял Корака за плечи, и у того заныли ребра. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, но был так счастлив. Корак поднял глаза на стоящего перед ним человека. Он загораживал окно, и солнечный свет освещал его фигуру огромным расплывающимся нимбом. — Я живу себе спокойно. Делаю кофе и пишу картины. Я нашел счастье, понимаешь? Не в мученической смерти или в райском саду, а на земле, среди людей. Я стал человеком и был человеком. Всегда. Рай — это не великолепие архитектуры, не красота природы. Рай создают души тех, кто его населяет.
— А как же триумвират? — спросил Корак, не узнав очевидной цитаты.
— Не мы сделали людей, друг мой. Не ты и не я. Это люди подарили нам жизнь. В их вере, крупицах, собранных в сердце. Их любовь и ненависть, страхи и мольбы должны быть куда-то обращены… и тогда случился я.
— Войцеку вовсе не надо было вынашивать план убийства?
— Лишь перестать носить в сердце злость, желание мести…
— Ты появился на моем пути, потому что я нуждался в помощи?
— Я появился на твоем пути, ибо у нас лучший кофе в городе, а ты не смог устоять.
Оба засмеялись.
Переместились в гостиную. Старый зеленовато-желтый диван на фоне узорчатых белых обоев, громко кричащий телевизор. Христофер переключил с «Тайн вселенной» на «ВЕСТИ». Корак отобрал пульт.
— Андреева, несомненно, мастер своего дела. Но рыженькая врет не хуже, а еще и симпатичная! Оставим?
— Оставим.
Маахес ударил Корака по ноге лапкой без когтей, отпрыгнул, замахав хвостом и зарычав, чуть подпрыгнул, приосанился, выгнулся. Грозно мяукнул. Христофер, стараясь не расхохотаться, поднял его на диван. Талисман забрался на колени к хозяину, свернулся клубком и широко зевнул.
— Ис, а я это, ключи тебе не верну… кто вообще хранит такие вещи!
— Ну и иже с ними. Давно надо было выбросить. Да и где еще хранить? Ключи — в месте для ключей…
Корак улыбнулся, почему-то довольный такому простецкому подходу.
— Ты слышал про возвращение Чаши?
— Совсем краем уха, Кристофер. А что? — Христофер накрыл Маахеса рукой, тот заурчал.
— Зачем она нужна? Ведь не просто же пить из нее.
Христофер на минуту стал серьезным. Отвлекся от котенка, посмотрел на Корака уставшими глазами. Подбирал слова, будто готовясь изречь что-то страшное, а затем пожал плечами.
— Конечно же, просто пить. Пить только надо уметь, добрый человек! А то будешь как мой сосед, Иван…
— Христофер! — требовательно заявил Корак, чем спровоцировал рычание Маахеса. Затем добавил уже спокойнее: — Почему ты смеешься надо мной? Люцифер знает, что с ней делать?
— Знает. И ты знаешь. Я же показывал, — он подмигнул Падшему. — Хочешь вина?
— Разве что не сейчас…
***
В потрепанных спортивках со стертыми лампасами наподобие генеральских, в домашней футболочке (хорошо не в алкашке!) лениво потягивал какие-то сигареты, высунувшись из соседнего подъезда. Он жмурился при затяжках, смотрел на небо и сам себе улыбался. При взгляде на него брала зависть. На детской площадке продолжали бегать детишки вперемешку с демонятами, и в очередной раз выхватывалась мысль: несколько сотен лет люди не могли привыкнуть, что есть те, которые отличны от них цветом кожи, не могли свыкнуться с мыслью, что они такие же полноправные homo, но за несколько лет демоны вошли в человеческую жизнь совершенно безболезненно, лишь уязвленные выкрики отдельных обитателей среднего мира обозначали разницу между детьми, представляя собой запрет играть с той хвостатой девочкой.
Но все дети говорят на одном языке.
Шурша пакетом, который Христофер достал Падшему из ящика кухни, Корак пытался рассчитать, как от серого подъезда тусклой многоэтажки добраться до помпезного замка Черной Гвардии. Пришлось покопаться в собственных знаниях местной магии, плюнуть через левое плечо три раза и приложить пятиконечный амулет к надписи «КТО УБИЛ КЕНЕДИ», криво намалеванной на фасаде дома. Амулет отозвался урчанием, Падший прошептал пару заклинаний, аккуратно подвязав их друг к другу. Решил, что он больше ленивый, чем невезучий, не стал доделывать дело до конца, рискуя открыть портал над огненным озером или в покоях Каролины, где, будучи дезориентированным после перемещения, сложнее уворачиваться от ботинка.
Корак прижал к груди пакет с бутылкой вина неизвестной ему марки, пока зелено-сиреневое пятно расползалось по стене, расширялось до размеров, соответствующих его габаритам.
Пнув в сторону крышку из-под пива, он сделал уверенный шаг вперед, в стену, на всякий случай готовясь группироваться или левитировать.
Видимо, отпечатки старой энергетики оттягивали портал на себя, так как вышел Падший на той же тренировочной площадке, на которой утром дрался с демоном. Взгляд его скользнул по земле и упал на пятно слипшегося от крови песка. Еле заметное, закиданное уже сотнями песчинок, уходящее под землю, но еще различимое. Ему показалось, что все вокруг суетятся. Оглядываясь по сторонам, он различил гвардейские черно-серебряные флаги, свободные от падающей звезды, плещущиеся на ветру. Заинтригованный, подгоняемый взглядами гвардейцев, которые встречались ему по пути, Корак последовал точно к замку, буквально чувствуя, что внутри творится нечто, достойное его внимания. Он слышал шум, музыку — местную, адскую, жуткое переплетение дрожащего стона инструментов и вопля чьей-то глотки, — и, определенно, запах еды и звон бокалов.
Стоило ему войти, двинуться в главный зал, миновав небольшой вестибюль, Корак оказался в зале с накрытым столом, уставленным блюдами с едой и бутылками из непрозрачного стекла. Кто-то уже танцевал — и в танце их не было ни грамма изящества вальса, только бьющаяся пьяная веселость. Навстречу ему уже вылетела Ишимка, держащая в руках какой-то серебряный поднос; ее обнимала Кара, повисшая на демонице, ухмыляющаяся широко, глядящая на Корака с прищуром настоящего дьяволенка. Гвардейцы, заметившие его, оживленно взвыли.
— Корак! — радостно накинулась на него Кара, художественно размахивающая полупустым бокалом. — Ты уже так стар, друг мой, так ужасно дряхл. Но позволь нам в этот замечательный день, который обрек мир на сосуществование с тобой, отпраздновать твой день рождения. Ишимка?..
Ишим протягивала ему поднос с печеньками в виде черных солнышек.
— Пробуй, silar Daarkha, все тебя ждем, облизываемся, но первое имениннику, — подсказала Кара.