Страница 7 из 11
Они кидаются к дверям наперегонки. В руке Яна лунным серпом просверкивает нож, лицо тоже — острое, хищное, сосредоточенное, и он инстинктивно пытается вылететь вперед, заслонить, удержать, но Влад и сам не дурак в самопожертвовании. Останавливаются они рядом — нога к ноге, ребро к ребру.
По коридору несется Джек, ополоумевший, загребающий лапами, как на катке. Поскальзывается, с диким воем летит на них — ком черной шерсти в щенячьем испуге. Останавливается чудом, чтобы вжаться боком в Яна, ища у него защиты и утешения, жалобно скуля в острые хозяйские колени.
На голове у Джека чудом держится растрепанный венок из пышных мясистых пионов и всякой полевой шушеры. За уши зацепился, потому и не слетает, как бы Джек не прыгал и не трясся.
За ним бегут запыхавшиеся Белка и Ишим, голосят. Распахиваются двери, и слышатся заливистый хохот и молодецкий свист, высовываются головы.
— Во девки что придумали! — громыхает Гил из Роты, не зная, куда деть в оживлении схваченную винтовку — так и стоит с ней.
Опустившись на колени перед Джеком, Ян заглядывает беспокойному псу в вишневые глаза, приласкивает под челюстью. Счастливый Джек взмахивает хвостом и наскакивает, почти что поваливая Яна, кладет лапищи ему на плечи…
— Костюм! — заполошно визжит Ишимка, хватаясь за голову, и Владу приходится оттаскивать пса за ошейник и спасать сотворенное портными чудо от слюней.
Ян шепчет Джеку пару слов, и тот смиряется, не пытается избавиться от венка, а сидит неподвижно, как самый лучший мальчик в Гвардии и Аду в целом.
9.
Нет смысла устраивать две отдельные пьянки — такого они не выдержат; инквизиторы расставаться на предсвадебный вечер отказываются наотрез. В выборе места они больше всего доверяют Кораку, который, появляясь в их городе, всегда поселяется на Думской.
Влад половину молодости провел на подвальных вечеринках в Праге, поэтому ему непривычна роскошь. Говоря о ночном клубе, он представляет грязные комнатушки с низкими потолками, плотную свалку потных тел, три раза перезаписанные пластинки. Это старость.
Клуб, подсказанный Раком, поражает: свобода, широкий танцпол, мягкие кожаные диванчики. Свет приглушен, в глаза въедается ритмически пульсирующий ярко-алый неон. По ушам бьет — тяжелые басы.
На танцполе веселятся, дрыгаются, смеются. Влад, расхаживая слепо и сбито, натыкается на знакомые лица, принимает захлебывающиеся пьяные поздравления раз за разом. В руке у него рюмка с виски со льдом.
Они пьяны и беззаботны. Счастливы варкой в одном котле. Пьют почти все, кроме маленькой шестнадцатилетней Белки, которую ехидно отпаивает апельсиновым соком компания гвардейских юнцов. Вирен подтаскивает Влада ближе, обнимает, кричит тосты, заполошный такой, блестящий остекленевшими глазами.
— Ян тебя искал, — кричит Вирен ему на ухо, чтобы слышно было сквозь бухающую музыку. — Думаю, там что-то приличное, иначе б он не стал через меня передавать.
И подмигивает, чертеныш.
Потом Влад сталкивается с пьяненьким и потому несчастным Кораком, который уволакивает к бару, не слушая никаких оправданий. Сплавить Рака, вдруг воспылавшего любовью ко всему миру после полбутылки песьего тезки «Джека», некому, и Влад остается, ворча на его неловкие объятия.
— Вот же, как вас угораздило, — бубнит Корак, и они чокаются рюмками. Свою Рак выпивает залпом. — Я и не думал, что когда-нибудь до этого доживу. Птичка в свое время избежала моих поздравлений, но ты, Войцек, не отвертишься!
Влад чувствует: что-то у Корака произошло, но не встревает, выслушивает всю болтовню. По себе знает: иногда легче выговориться, болтать полнейшую чепуху — но чувствовать, что тебя слушают.
— Ты еще тут… — хрипит Корак. — Со своей магической импотенцией. Да как…
— Знал, что ты про это пошутишь, — беззлобно улыбается Влад. — Не подобью тебе глаз, потому что инквизиторству нужен приличный шафер.
— Тогда эт не ко мне! — пьяно икает Корак. — Но ты дура-ак, конечно! — почти что умиленно улыбается он, утыкаясь лбом в плечо Владу и вздрагивая. — Как же ты… Я терял крылья, это страшно. Но утратить всю магию, это как без рук…
— Рак, — обрывает Влад проникновенную речь, — я это сделал ради всех нас. Артефакт нужно было уничтожить, иначе — никак. И ради Яна, Кары, Ишимки, наших непутевых детей, для которых весь этот мир, и для тебя тоже, пьяная ты скотина! Представь, если бы ты вернулся, а здесь правит наглый Высший — Мархосиас.
— Мы б ему ебало оторвали! — хорохорится Корак. — Вместе! Как в старые добрые, да, маг… Влад, — исправляется он. И добавляет совсем тихо, чтобы никто не услышал — да Влад с трудом улавливает: — Прости, я не привык еще.
— Ничего. У нас половина Ада не может определиться, как теперь звать Яна. То у него не было фамилии вовсе, то он решил отхватить сразу две!
Выпивая вместе, Корак вдруг сбивается на умалишенное хихиканье и, перехватив изумленный взгляд Влада, поясняет:
— Вспомнил, как мы знакомились. Вот не думал, что когда-нибудь сможем сидеть так мирно и…
— Да, ты впихнул мне в руки нож и попытался об него зарезаться, — с удивительной теплотой говорит Влад. — Не умею я знакомиться. Каре чуть не вломил огненным заклинанием, Яна затащил в сон, с крыши там скинул — ну, мы оба знали, что это видение, он проснулся сразу…
Хочется найти Яна, если зовет — дело серьезное. Но Корак все болтает, цепляется, и Влад понимает, что ему, наверное, страшно одному — среди толпы.
— У птички с хвостиком какой-то медовый месяц, оторваться не могут, — секретничает Корак, кивая дальше, где Кара с Ишимкой обнимаются, кружатся словно бы не в такт бешеной музыке, мило потираясь носами.
— Вот и не подходи к ним, Кара тебе башку оторвет, — советует Влад.
Ненадолго отходя от Корака, Влад уносит с собой рюмку. С Раком щебечет Белка, и тот совершенно плывет, поддакивая ей. Большая же часть гостей тянется к сцене, где выступают полуобнаженные девицы в шелке и перьях. Вой захлебывается, когда они скидывают тугие лифы, топчут тряпочки длинными красивыми ногами. Алый свет кровавит восково-гладкую кожу.
Помимо воли Влад останавливается. Взгляд его прикипает к одному узкому личику — опасному, хоречьему.
— Знаешь, за что люблю тебя, Войцек? — раздается рядом с ухом вкрадчивый голос Яна. В полутьме он двигается как тень — часть мрака в углах.
— М-м? — неразборчиво выдает Влад, отпивая виски и пряча довольную улыбку. — За харизму, поразительное чувство юмора и за то, что я чертовски хорош в постели?
— Ты умеешь наблюдать, а не пялиться. Девчонка, на которую ты смотрел, — Мария Уварова, она проходила у нас свидетельницей по давнишней резне в ресторане. Несомненно, наводчица. В тот раз ее отпустили, не хватило доказательств.
Влад проглатывает тысячу и одну шутку про ревность вместе с виски.
— Мы посадили… нашли стрелявшего, там совместное расследование с полицией было, — бурчит Влад; у него плохая память на имена, а легкое опьянение мешает сосредоточиться.
— Викторов, — говорит Ян. — Недавно освободился, просидел свое, вышел по хорошему поведению досрочно.
— Значит, месть, — кивает Влад. — Забавно, ведь тот расстрел он тоже учинил на свадьбе. Поэтому не пришел расправиться с нами в любой другой день — выжидал? Проклянуть бы всех журналистов, и зачем они это растащили…
— Сами виноваты: много светились в последнее время. Возьмем его с поличным, — оскалясь, предлагает Ян. — У нас в гостях лучшие воины Ада и Инквизиция. Он глупец, если надеется выжить после такого.
— Он десяток лет провел в тюрьме. Чем ему жить?
— Мы делаем свою работу. Он убил людей, которые ничем не были виноваты…
— Не нужно было набирать долгов в девяностые, чтоб потом кровью не расплачиваться.
Они стоят рядом, оторванные от праздника.
— Я рад, что они рядом, — говорит Влад, обводя зал широким жестом. — Но мы ведь не сможем защитить всех, если…
— Они не дети, — обнадеживает Ян. — Попробуй, скажи Каре, что хочешь ее защищать, она тебе что-нибудь сломает.