Страница 8 из 11
Словно приманенная его словами, возникает Кара, вклинивается между ними, грубовато расталкивая плечами, но смысла обижаться на нее за это нет. Она ухмыляется, как лисица.
— Чего воркуете? — спрашивает она. — Не-не, это неправильно. Наша забота — следить, чтобы вы вели себя прилично. Традиция!
— Когда мы планировали эту ночь, — тактично возражает Ян, — ты сказала, прямая цитата, «нахуй традиции».
— Идем! — горланит Кара, перебивая. — Это ваша ночь, а вы оба преступно трезвы!
И ночь тонет. Влад помнит обрывками: набережная, они пьяны, сладко шепчет Нева, он горланит какие-то стихи, отчаянный, срывающий голос, а его надежно держат с двух сторон, чтобы не кувыркнулся в трезвящую ледяную воду. И он счастлив быть здесь и сейчас. В блеске огней, в шуме их разговоров, смеха. Дома.
10.
Утро врывается в сознание Влада, растаскивая его на кусочки. Точно кто боевой магией вдарил. Глаза разлепляются с трудом. Рядом кто-то копошится — живое дыхание щекочет Владу щеку; слышно шипение, скрип старых пружин. Этот кто-то, нещадно ругаясь, переползает через него.
Первое, что четко видит Влад: ломкая фигура Кары и широкая белая футболка, мятая, висящая на ней и сползающая с худого плеча. Больше на Каре нет ничего. Она тянется, подхватывает с журнального столика бутылку минералки, жадно пьет, чуть обливаясь. Потом ускальзывает на кухню — босая, она двигается неслышно.
На диво солнечное для Петербурга утро раздирает Владу голову. Но он уверен, что это не наваждение.
Растерянно поднимаясь на локтях, Влад дико оглядывается. Он сам одет, в уличных джинсах завалился на диван — придется огребать от Яна; слава Деннице, догадался снять ботинки. Падает обратно. Понемногу начинает чувствовать свое тело и тяжесть навалившегося на него человека.
Думается: это Ян приник во сне, по-паучьи обвив руками, что вообще-то на него не похоже; в бок Владу немилосердно впивается локоть. Тихо ворча, он пытается ненавязчиво спихнуть Яна, но натыкается на довольную умасленную харю Корака.
— Ты что тут?.. — оторопело спрашивает Влад, давя матерный вопль.
— Охраняет, — тоскливо говорит Ян, возникая у Рака за плечом; волосы — воронье гнездо, лицо заспанное. — Помнишь, Кара говорила про приличия и традиции?
— Помню, а как же… Слезай, Рак, я ж не на тебе женюсь, ей-Денница. Свечку не держали случайно? Корак, да чего ты? Приснилось что?
Невнятно бормоча, Корак убирает руки, сдвигается, осоловело глядя.
— Ничего, ты бы видел, как на мне Кара спит, — успокаивает Влад.
Спали они все вповалку, устроившись на диване — друг на друге. Уголок ближе к двери пуст, пахнет сладко — Ишим. К дивану сбоку придвинута чья-то мятая раскладушка.
— Пять человек на диван? — прикидывает Влад.
— Не считая собаку, — поправляет Ян.
На своей лежанке валяется Джек, укоризненно на них поглядывает.
— А что у Кары за приступы эксгибиционизма? — спрашивает Влад.
— Птичка вчера облилась винищем, — рассказывает Корак, возясь на диване слева от него. — Целую бутылку ухайдокала. Мы че-то не стали ничего искать, спать завалились…
Услышав их, Кара перестает таиться, грохочет на кухне открыто, напевает — горланит что-то. Владу как будто гвозди в виски вбивают. Раку это тоже не нравится, он ползет к краю дивана через Влада («Ну прям по почкам… Худей, скотина!») и, цапнув валяющийся подле берц, кидает. Не попадает, конечно.
— Вообще-то, — скорбно делится Ян из-под одеяла, — это был мой любимый ботинок!
Рак настороженно замирает, но Влад мстительно молчит.
— Наш! — патетично восклицает Корак. — Это был наш любимый ботинок! Мы же семья!
— Правильно. Вот и тащись теперь за ним, — по-родственному ласково соглашается Ян.
На Корака жалко смотреть, и Влад негромко свистит Джеку. Исполнительный пес сразу же вскакивает.
— Какая удобная система! — умиляется Рак.
— Дилетанты заводят для этого детей, — фыркает Ян.
На кухне по-прежнему поет Кара.
— А правда, когда ты в дрова — ничего потом не помнишь? — любопытно спрашивает Рак у Влада.
Оглядываясь на Яна, Влад виновато кивает:
— Есть такое. Я и предложение поначалу делал пьяным… Раз десять, все забывал. Совершенно идиотская история, которую Ян будет припоминать мне всю ближайшую вечность, и я даже не буду против. Сам виноват.
— А если я скажу, что ты мне денег должен? — продолжает предприимчивый Корак. — Ну так, немного. Может, мы спорили на что-то, а ты вдруг забыл! Нечестно выходит.
— Инквизиторство нас рассудит. У него память хорошая.
— Вопрос куда важнее! — гремит издалека по-командирски громкий голос Кары, и Влада снова пригибает к подушке. — Где у вас амулеты от похмелья?
А потом они, конечно, сидят на кухне. До всех церемоний еще достаточно времени, назначено на вторую половину дня. Прежде они могут быть самими собой, несобранными, домашними, громкими, шумно делящими футболки Влада и пытающимися совладать с кофеваркой.
Чуть хмурясь, Ишим сдержанно бурчит.
— Я считаю, в жизни надо попробовать все! — решительно заявляет Корак, разглагольствующий с чрезмерной охотой. — Вы, люди, даже не представляете, как вам везет в этой свободе и стремительности. Напиться, петь песни во всю глотку, распугивая прохожих, искупаться в Неве, набить интимную татуировку…
— Родился бы бабой… — лениво начинает Влад, но тут же исправляется: — Ладно, женщиной; Ишим, медленно положи тапочку на пол! Так вот, непременно набил бы что-нибудь вроде: «Desine sperare qui hic intras». Охуенно же!
— Господи, — обреченно говорит Ян, поднимая голову к потолку, — спасибо.
Неуемный Корак предлагает выпить за это, но все остальные жалобно стонут.
11.
Удивительно спокойно собравшись, они отправляются в загс. Владу кажется, что он еще спит, что все они спят. Что даже город не проснулся, такими малолюдными, незнакомыми видятся ему привычные улицы.
Когда Влад черкает забористую подпись в книге, которую ему протягивает классическая «дама в шторе», в голове у него пусто. Он начисто забывает, что полминуты назад чем-то клялся, что Ян тоже смущенно каркнул свое «Да». Рядом с ними Ишим, Вирен и Корак с Карой — они протягивают кольца, Кара подталкивает локтем подзависшего Влада.
Простое серебряное кольцо холодит пальцы; Влад наитием чувствует в нем искорку магии. У Яна тонкие пальцы, кое-где поцарапанные, сбитые костяшки заживают, на ладони ощущаются старые шрамики. Он как будто впервые видит эти запястья, залипает, потом случайно пересекается взглядом и просыпается. На руку Влада кольцо надевается легко. Он несмело тянется к Яну, касается рогами лба.
Кара тихонько всхлипывает, прячется, торопливо утирается.
— Ты чего ревешь? — наклоняется к ней Корак.
— Уж кто б говорил, — хлюпает Кара.
Корак сердито всхлипывает тоже.
Когда с этим покончено, Кара тащит их к машине. Ведет Андрей Ивлин, а она быстро, на ходу принимает клятву, и Влад с Яном послушно твердят вслед за ней нужные слова, и их стискивает, перевязывает демонским контрактом — вдобавок к их собственному. Прикрывая глаза, Влад прислушивается к себе, понимает, что их старое прорастает чем-то, расцветает, крепче вцепляется. Где-то рядом бьются растерянные мысли Яна.
Впервые за последние дни они понимают, что и штамп в паспорте, и демонская древняя магия — это все ничто. Что настоящее начинается там, на пороге снятого ресторана, куда съехались все гости. Оглушенный Влад чувствует, что его обнимают, хлопают по плечам, пожимают руки, расцеловывают дамы, пахнущие цветочными духами, и все поздравляют наперебой, что он устает бормотать благодарности, кивает, но это никого не обижает в общей кутерьме. Играет музыка, гости везде, куда ни глянь, все родные лица, и Влад пораженно понимает, что все это — его семья. Люди и нелюди, без которых он не мыслит жизни.
Кто-то хватает камеру, и на Владе виснет Корак, приобнимая за шею, с другой стороны прижимается сияющий, немного взлохмаченный и затисканный гостями Ян; Кара хитро ухмыляется и строит Яну рожки, пока он не видит, смеется. Рядом Ишим, шуршащая пышным платьем, как у сказочной принцессы, Вирен с развязанным красным галстуком на белой рубахе — и не Владу его поучать. Рядом приятели его, Рыжий и Ринка, повзрослевшие, важные. Целая Рота в черно-серебряных мундирах, гвардейцы, инквизиторы. Аннушка и Тина стоят в обнимку, кардинал Ирма держится особняком. Ведьмак Димка с пятью сыновьями и беременной женой. Знакомые из полиции, из города, из Ада… Краем глаза Влад видит старого друга Христофера, замечает пару Высших маркизов и князей. Потом — будто бы не стареющего Мартовского, бывшего милиционера, бывшего инквизитора, его дочь. Мага Егора с протезами, стальными пальцами, еще кого-то, не разобрать. И даже будто бы бабушку Катарину — зыбью там, в углу…