Страница 30 из 43
— Кто же вам поверит? — оскалился Василий. — Я здесь с детства и всегда был верен Китеж-граду, а вот вы, княжна, появились совсем недавно и ничего не понимаете. Вы… глубоко ранены пленением у царя нечисти. И вам везде видятся враги. Вот и все.
Он двинулся на нее, собираясь покровительственно коснуться плеча или всего лишь желая подчеркнуть их разницу в росте, надавить, возвышаясь над ней — как будто это напугало бы Марью! Он рванулась наперерез, выхватила из рукава гребень и притиснула опешившего Василия к стене, вплотную вжимая зубья ему под челюстью. Верная Любава стерегла, следя, чтобы никто не вышел из собора или не появился в узком ходе между зданиями…
Сердце у Марьи колотилось. Василий напряженно замер, косясь на ее странное оружие — оценил его и расслабился. Но не обманул ее: Марья не ослабила хватку, а лишь осклабилась, показывая зубы по-волкодлачьи.
— Как думаешь, что с тобой сделает твой княжич, когда узнает? — прошипела Марья. — Я ему расскажу! — жестоко добавила она, видя, как побледнел Василий. — Он каждый день в храме молится, и он, в отличие от нас с тобой, верит в благословение Белого бога. Нечисть не должна жить — вот что шепчут ему священники. Он, может, и не такой ужасный человек, — сказала она скорее себе, — но разговор с тварями вроде нас тут короткий!
— Вы человек, вы пахнете человеком, — отбивался Василий, словно запутавшись, не понимая. — Для чего это нужно? Когда выйдете за него, у вас и так довольно будет власти.
— Мне нужна услуга, — железно проговорила Марья. — Скажи, где прячут Кощея, и никто ничего не узнает. Мне вовсе не хочется портить твою жизнь, князь, если я получу все, что хочу.
Он неожиданно рассмеялся, рискуя напороться на гребень без помощи Марьи.
— Как успешно вы прикидывались беспомощной девицей, — с долей восхищения протянул князь Василий. — Все поверили, даже этот старый змей, отец Михаил…
— Не отвлекайся от сделки.
Марья ощутила странное опьянение. Наконец-то она не сидела сложа руки, а чего-то добивалась, почти сражалась… О, как она хотела бы сойтись с этим Василием в сече — он был ловким, умелым воином, и ей удалось его схватить, потому что он не ожидал ее внезапного броска.
— Мы с ним росли вместе, — процедил Василий, злобно глядя на нее колдовскими глазами, как волчонок. — Не станет он меня казнить! Он честный человек, а нечисть истребляет из-за того, что они людей едят. Я не чудовище…
— Хочешь испытать его? — хмыкнула Марья. — Мне он поверит, уж ты это знаешь! У меня слава той, кто провел целые лета среди отвратительных чудищ, и я смогу разглядеть еще одно в его окружении, настолько к ним привыкла!
Василий промолчал. Он не был глупцом.
— Когда на тебя плеснут освященной водой, скажешь, ты не пойдешь волдырями? — насмехалась над ним Марья. — Больше доказывать мне ничего не нужно будет. А проверку эту мне, конечно, дозволят, потому что какая же это мелочь… Как ты раньше-то избегал… — Она внезапно догадалась и радостно усмехнулась: — А, старый князь! Видно, любил тебя как сына. А теперь он умирает, и кто тебя защитит?
На мгновение она увидела того растерянного несчастного мальчишку, едва вытащенного из сырой темницы.
— Я могу сказать, но больше ни словом, ни делом помогать не буду, — сдался Василий. — Если я встречу тебя у Кощея, зарублю без колебаний.
— Если повезет, — огрызнулась Марья, лихорадочно соображая, что теперь с Василия станется увеличить охрану при кощеевой тюрьме.
— Спускайся в погреб, что при кухнях, будет проход за бочками с медовухой, откроешь дверь — уж твоя забота — и иди до конца, там спуск еще ниже, иди в самую глубь, а по правую руку увидишь дверцы. Там единственная темница, которая может его сдержать. Я не лгу, — честно сказал Василий. — Но тебе остается положиться на мои слова, правда?
Марье хотелось зарычать, ударить что-нибудь с досады, но она тихо отступила назад и спрятала гребень, пока князь его не разглядел получше. Это было глупо, но она надеялась, что Василий ее не обманул. После ее угроз он должен был понять: если понадобится, Марья им пожертвует, отдаст на растерзание священникам.
Не говоря ни слова, Василий отделился от стены, зыркнул на Любаву гневно и пошел обратно, к толпе. Решив, что последовать за ним будет подозрительно, Марья задумала обойти храм с другой стороны и незаметно влиться в толпу, пробраться как-нибудь к терему и спрятаться от вездесущих слуг княжича.
Они с Любавой уже сворачивали, идя вдоль беленой стены, как вдруг услышали приближающиеся голоса — дружинники обходили собор! Может, боялись, как бы кто-нибудь не потревожил службу, не сорвал в такой день… Марья остановилась как вкопанная, почти приготовилась драться, как вдруг услышала позади шаги. С двух сторон! Она затаила дыхание и украдкой оглянулась…
— Отец? — не сдержавшись, одними губами прошептала Марья, глядя на суровое лицо князя Всеслава.
— Вижу, тебе лучше, дочь моя, — ехидно сказал он, и в его голосе Марья с изумлением уловила собственные знакомые выражения. — Идемте, сюда…
Он оставил их за углом, спрятанными, обошел Марью с Любавой и выступил навстречу дружинникам. До Марьи донеслись обрывки разговора: отец весьма убедительно заявил китежским воинам, что все спокойно и что он оставил у черного хода надежного сторожа. Они что-то пробормотали и потопали прочь…
Выглянув, Марья несмело подошла к отцу, и они спокойно двинулись в обход толпы, там, где народу было пореже. Следом семенила Любава, снова ставшая незаметной. Помогала ли ей магия или все слуги обладали таким хитрым даром?..
— Оставь нас ненадолго, — неумолимо приказал князь Всеслав, оглянувшись на ведьму. На прощание она покосилась на Марью. Она была уверена, что Любава останется где-то поблизости, но ее отца это успокоило. — Идем, дочка, покажу тебе, как меня здесь устроили, — будто бы беззаботно поделился он — они были у терема.
Это было совсем на него не похоже, и Марья задохнулась от нехорошего предчувствия. Сколько он слышал? Уловил, как она угрожала князю Василию, и раскусил ее? Но Любава охраняла черный ход — впрочем, что мешало отцу притаиться? Но он всегда был тем, кто первым ринется в бой, а не будет прятаться по углам…
В молчании Марья прошла с ним в палаты, просторные, как будто совсем нежилые. Она даже толком не запомнила дорогу, съедаемая беспокойством. Огляделась, отмечая, как все пусто и чисто, словно отец вот-вот должен был отправиться в путь. Марья догадывалась, что ему сейчас больше хотелось оказаться на границе Лихолесья, с умирающими там воинами, но в Китеже его удерживала забота о Марье.
— Сядь, дочка, — подсказал князь Всеслав, указав на стол с разложенными картами и письмами — удивительно ей напомнивший стол Кощея. Кажется, поутру он осматривал расположение войск: на явно дорогой карте стояли деревянные вырезанные фигурки — грубые, но все же наглядные.
Марья неотрывно следила за отцом. Он замешкался: может, будь она сыном, он предложил бы ей выпить — на столе и стоял кувшин… Но в конце концов сел рядом с ней на лавку — но все же держась чуть в стороне, чтобы не напугать.
— Не бойся, — сказал он. — Я с самого начала знал, что ты куда умнее, чем хочешь показаться. Конечно, ты же моя дочь, — с гордостью сказал князь Всеслав, позволив себе негромко рассмеяться. Смех у отца был приятный, но Марье все равно хотелось сдвинуться на самый край.
— О чем…
— Не нужно меня тут же разочаровывать, — серьезно попросил отец. — Мне жаль, что наша встреча так состоялась. На поле боя. Я считал, ты очарована, проклята… Хотелось мне, старику, так думать. Но я сам воин и могу отличить, когда сражаются по своей воле. С наслаждением.
Она угрюмо молчала, не желая ни подтверждать его слова, ни оправдываться.
— Расскажи мне все, — попросил отец. — Что тогда случилось?
— Случилось, что вы меня не искали, — сквозь зубы процедила Марья. Это заговорила в ней обида, которую она лелеяла несколько лет, и она не смогла сдержаться. Вскинула гневный взгляд на усталого, постаревшего отца. — А проклятая нечисть позаботилась обо мне, вылечила меня, позволила мне делать, что я хочу! И никто не пленил меня, мне и самой некуда было идти!