Закаты

Вдруг, будто в издёвку, вспомнилось, как однажды на какой-то вечеринке Тамара сказала: «Для меня изменить мужу — всё равно что изменить Родине». Оказалось, и впрямь обе эти измены были для неё неразрывны.

— Пап, будем с тобой играть, кататься на машине?

— Какой ты у меня уже взрослый, сынок! Так правильно строишь предложение. На машине обязательно покатаемся. И играть будем. Только никогда не заигрывайся, как мы с мамой.

Сняв с зазвонившего телефона трубку, Борис Игоревич услышал приятный голос княгини Жаворонковой:

— Добрый день! Вы проснулись? Мы ждём вас обедать у меня, в столовой, на четвёртом этаже.

— Хорошо, спасибо, через полчаса мы поднимемся.

— Ждём с нетерпением. Ужасно хочется поглядеть на вашего малыша.

— Спасибо.

Он повесил трубку и кликнул Прокофьича:

— Отче! Вставай! Нас ожидает княжеский обед.

Умыв Серёжу, он отдал его на одевание Прокофьичу, а сам, умываясь и чистя зубы, стал вспоминать последний разговор с княгиней Жаворонковой, происшедший у него после встречи рассвета, когда она взяла его под руку и увела от всех остальных — от отца-основателя, его невесты и палеоантрополога.

— Ах ты, зараза! — так и вырвалось у главного бестиария при этом воспоминании.

Он внимательнее рассмотрел себя в зеркале. Лицо его было несколько усталым, но после пяти часов сна всё-таки посвежевшим, белки глаз красноватые, а так — вполне здоровый цвет щёк, густые и красивые усы, как у Мопассана или Сталина.

— Ну уж нет! — дерзко объявил усам Белокуров, осенённый страшной идеей.

Утром, ведя под руку княгиню, Белокуров имел с ней такой разговор, что теперь он мог казаться ему приснившимся во сне.

— Это какое-то чудо, что вы к нам приехали, — сказала княгиня Жаворонкова.

— Что же в нас такого чудесного?

— В вас, именно в вас, мой дорогой. Мне кажется, я давно ждала вас.

— Не понимаю...

— Я вам объясню. Видите ли, всё последнее время, года два, я постоянно ощущала внутри себя гнетущую пустоту. Вы можете сказать, что я пресыщенная. Увы, это не так. Да, я поездила по заграницам, искала всюду развлечений и удовольствий, но я увидела Европу, заселённую если не мёртвыми, то фальшивыми народами. И точно такую же Америку.

— Советую вам съездить в Ирак, в Сербию, в Приднестровье, в Испанию к баскам, — сказал Белокуров, чувствуя, что она и впрямь облюбовала его. Видно, от него за версту разило прелюбодеянием, совершенным накануне.

— Спасибо за совет, — усмехнулась княгиня. — Попробую им непременно воспользоваться. Но я, кажется, разочаровалась в путешествиях... Не в них дело. А дело в том, что я сама стала видеть, какая я мёртвая и фальшивая. Всё последнее время я жила ожиданием чувства.

— Ещё одно ожидание Ч, — пробормотал, усмехнувшись, главный бестиарий.

— Чувства жизни, её полноты, хотя бы какой-то любви, если невозможно сильное чувство, — не обращая внимания на его усмешку, продолжала владелица здешних мест. — И вот я вижу вас и сама удивляюсь, что такое возможно — взять и влюбиться с первого взгляда.

— Я вам не верю, — спокойным голосом заявил Белокуров.

— Верю, что вы мне не верите, — засмеялась княгиня. — А вы возьмите и поверьте! А?

— Не хочу, — с упрямым спокойствием отвечал Борис Игоревич. — И знаете, почему я не хочу? Я вам растолкую. Дело в том, что вчера я изменил своей жене. Изменил впервые. Жене, которую люблю. Изменил с женщиной, которая взяла меня за сердце. И вот, возвратившись домой, я узнал, что моя жена приехала из загранкомандировки с американцем, за которого уже как-то умудрилась выйти замуж. Приехала, воспользовалась, что при сыне находился мой полубольной отчим, и забрала Серёжу, намереваясь увезти его в Штаты. Случайно в доме, куда она приехала, оказался человек, с которым мы прибыли сюда, Тетерин, случайно ему взбрело в голову, что ребёнка надо украсть и вернуть отцу, то бишь мне, случайно ему это удалось проделать. Он привёз Серёжу ко мне, но тут не получилось избежать личной встречи с моей женой и америкашкой. Я приставил к его морде пистолет и так запугал трусливого янки, что он кубарем скатился по лестнице, а жена последовала за ним. Боясь, что они приведут подкрепление, мы покинули Москву и прикатили к вам. Так вот, ваше высочество, вы — самая красивая женщина из всех, кого мне доводилось видеть, но после всего случившегося мне не хочется, смертельно не хочется никакой любви.

— Браво! — воскликнула княгиня. — Я лишний раз убеждаюсь, что вы настоящий мужчина, и я не случайно влюбилась в вас с первого взгляда. Но я хочу, чтобы вы знали ещё одну диковатую вещь. На меня очень сильно повлияло ваше удивительное сходство с отцом-основателем. Дело в том, что он когда-то был моим мужем. Я очень любила его, но при этом недолюбливала, сама не зная за что. Порой он столь сильно раздражал меня, что я готова была выбросить его в мусоропровод. Мы развелись, я вышла за другого, за сказочно богатого предпринимателя, с которым вы имели честь познакомиться у себя в редакции.

— Которая одновременно является и моим домом.

— Ну да. И вы представляете, что мой бывший муж пошёл в услужение к моему теперешнему мужу, признал его своим сюзереном, а себя — его вассалом. Отцом-основателем при князе. Несмотря на это, я и сейчас его и люблю, и недолюбливаю. Вы были предельно откровенны со мной, я тоже буду откровенной... Давайте прогуляемся разок вокруг дворца, чтобы я успела договорить? Так вот, не далее как вчера я изменила своему нынешнему мужу со своим бывшим.

— Сплошное Ч! — вырвалось у Белокурова.

— Почему Ч? — удивилась княгиня Жаворонкова.

— Ч знает что, — пояснил главный бестиарий, еле сдерживая зевоту.

— А, понятно. Ч так Ч. Ну и вот, я изменила, и ничего не изменилось, если не считать странного извержения из-под земли вонючей жижи. Кроме этого, ничего не изменилось в моей душе. А когда приехали вы и я вас увидела, всё изменилось! Не перебивайте меня. Вы такой сонный, а я вас мучаю, но потерпите ещё чуть-чуть. Так вот, хотите смейтесь, хотите нет, я сразу поняла, что я недолюбливала в своём бывшем муже Владимире. Во-первых, у него никогда не было и вряд ли когда-нибудь вырастут такие превосходные мопассановские усы, как у вас. Во-вторых, у него никогда не было и вряд ли когда-нибудь появится такая добрая полнота тела, как у вас. В-третьих... Не улыбайтесь так иронично! В-третьих, у него никогда не родятся дети, потому что он недомужчина. В-четвёртых, если они когда-нибудь и родятся, то жена его сбежит с американцем в Америку и заберёт с собой этого несчастного ребёнка, потому что отец его будет недомужчина и позволит этому произойти. В-пятых, в отличие от него, вы бы никогда не пошли в услужение к богатому мужу своей бывшей жены, потому что вы — полноценный мужчина. И вы не отдали своего сына, потому что вы — полноценный мужчина.

— Вы правы, — произнёс Белокуров, ведь она ждала от него каких-то слов. — Я никогда не пошёл бы в услужение к новому мужу своей бывшей жены, хоть бы он был миллиардером. Но я никакой не полноценный мужчина, потому что я не спал всю ночь и теперь вот-вот упаду и засну. Простите меня, ваше высочество!

— Ну хорошо, хорошо! — облегчённо засмеялась она. — Идите и дрыхните! Увидимся в полдень.

После этого они наконец расстались. Белокуров отправился в отведённое ему жильё, удостоверился, что Прокофьич и Серёжа мирно спят, и сам поспешил провалиться в сон.

И вот теперь, стоя перед зеркалом и мгновенно прокрутив в памяти безумный разговор с княгиней Жаворонковой, главный бестиарий выдавил в мыльницу побольше крема для бритья, взбил могучую пену и намылил не только подбородок, но и свои пышные усы. Мгновение он с тоскою в сердце ещё раздумывал, а потом прокряхтел:

— А! Новые вырастут, ещё мопассанистее!

И принялся уничтожать красоту.

Серёжа, заглянув в ванную, полюбопытствовал:

— Пап, чо делиишь?

— Меняю облик, сын мой, — весело ответил отец.

— Пап, чо пысано? — спросил сын, войдя и взяв с края раковины запечатанную кассету с лезвиями. — Чо пысано, пап? — повторил он, имея в виду надпись на кассете.