Страница 215 из 219
Мир, казалось, медленно пустел, ветры говорили с ней тонкими и агрессивными тонами, которые она не могла понять.
Затем однажды весной, когда во второй половине дня было по-летнему жарко, хотя горные склоны только начинали покрываться листвой, она снова подумала о шеле, который вызвал Озмистов и, возможно, помог обмануть Ла Момби, чтобы выдать местонахождение спрятанного Типпетария Озмы. Озмисты говорили только об аппетите на сегодняшний день, который был для них будущим. Однажды Рейна тоже будет мертва, хотя ей все равно будет любопытно узнать о будущем. Без сомнения, она сама была бы среди озмистов, жаждущих узнать о детях Озмы Типпетариус, если таковые вообще могли родиться. Желание узнать еще больше о том, что может произойти, - это был бесконечный аппетит, не так ли? История хочет продолжаться и продолжаться. Она не могла винить озмистов за неизменность их привязанности к жизни, даже после смерти. Сама полумертвая, она тоже чувствовала эту привязанность, хотя у нее не было фокуса, не было объекта, на который можно было бы обратить внимание.
Она взяла шелл, который украла у Шалотин, этой старой квадлинга-провидицы без ног. Она ничего не испортила. Она почувствовала его сломанный кончик - поломку, которая позволяет ему петь. Она вспомнила, как кто-то однажды сказал что-то вроде "Послушай, что это говорит тебе".
Она приложила его к уху. Та же впечатляющая тишина, присутствие ожидания, звук ожидания. Кусок ничего целого.
Конечно, она не могла разобрать ни слова. Она пыталась в течение многих лет, но никогда не слышала ничего, кроме слога. Она положила его обратно на стол. Гусыня, которая в прошлом году была довольно молчалива, пристально посмотрела на нее.
- Хорошо? - огрызнулась Искинаари, - Кто-нибудь оставил для тебя сообщение?
Его вопрос вызвал ответ. Что это говорило ей? Ничего в словах - она слушала не то, что нужно. Он не разговаривал с ней сквозь свою тишину. Он говорил с ней своим присутствием.
Это говорило ей: я существую, так о чем же это говорит тебе?
Лир не проявлял никакого интереса к погребенной Гриммуатике. Вместо этого он договорился с жестянщиком, чтобы тот выследил и в конечном итоге доставил в коттедж в Незер Хау набор из восьмидесяти страниц чистой бумаги. Затем Лир провел большую часть месяца Лурлинетида, связывая их клеем и бечевкой в своего рода кодекс. После некоторых небрежных экспериментов ему удалось накопить горшок ламповой сажи, соскоблив сажу с дымоходов масляных ламп и растерев ее смолой и обугленной корой. Искинаари пожертвовал перо, и Лир сел писать. Казалось, это делало его счастливым, пока он ждал... ну, чего бы он ни ждал.
- Что ты делаешь? - Его трудолюбие заставило ее рассердиться.
Он посмотрел вверх, как будто издалека. Его глаза были зелеными; она никогда этого не замечала.
- Может быть, я пишу трактат. Во всяком случае, письмо. Чтобы послать Бррру. И Озме.
Она уже была оскорблена. Он врывался в ее жизнь, пытаясь сделать ее лучше. Быть брошенным доставляло меньше хлопот.
- О чем?
- Примерно. О, я думаю, власти. Об управлении. О птицах, не похожих на перо, которые летели вместе, чтобы составить Конференцию Птиц. О монтиях, которые решили управлять собой с помощью комитета, а не подчиняясь вышестоящему начальству. Об озмистах и их необходимости прислушиваться к будущему так же хорошо, как и к прошлому. Я еще не все уладил в своей голове.
- Вы претендуете на должность в суде? В качестве советника Тронного министра?
- Я всего лишь пытаюсь усомниться в обоснованности двора и трона. Справедливость этого
- Писательство никогда не помогало ни одной душе что-либо сделать.
- Кроме, может быть, того, чтобы подумать. Он вернулся к работе.
Рейна считала, что он слишком молод, чтобы быть таким задумчивым, и его терпение выводило ее из себя.
Чтобы отвлечься от звука его скребущихся мыслей, она оставалась на улице в холодную погоду и работала над строительством стены из полевого камня вокруг грядки со спаржей. Она вспомнила отполированный кусок в Алтаре Божьей Коровки с тем крошечным существом с надписью, которое казалось таким же перышком, как лошадь. Может быть, однажды она отправится на прогулку по стране Оз одна и заберет этот камень. Неодушевленные предметы доставляли несколько меньше беспокойства, чем люди.
Однажды поздним утром она оторвалась от своих трудов, вытирая пот со лба, несмотря на иней на траве и выступы льда, выступающие с берегов озер, когда заметила какое-то движение возле метлы. Всегда опасаясь, что какой-нибудь демон или колдун пройдет мимо и каким-то образом вынюхает про Гриммуатику, она подошла ближе, чтобы проверить. В тени дерева она напугала своего рода змею, которая оказалась Змееподобной, когда встала на дыбы, расправила свои полосатые лацканы и обратилась к ней.
- Тебе не нужно бросать в меня этот тяжелый камень, - сказала Змея, - Я не причиню тебе вреда.
Она переложила его на бедро.
- Боюсь, вы выбрали не то место, чтобы переварить свой завтрак. Это дерево для тебя закрыто. Это своего рода мемориальный сад.
- Я не дурак. Я знаю, что лежит в этой могиле.
Рейна не считала его дерзким, но она давно утратила дар католического сочувствия. Она слишком повзрослела.
- Тебе лучше двигаться дальше.
- Я, кажется, узнаю тебя. Я верю, что, возможно, помог твоим родителям навести илюзию. Я вижу, что заклинание наконец-то прошло. Большинство так и делают. - Он наклонился ближе на одном из своих нескольких десятков змеиных бедер, - Значит, у тебя все в порядке? Ты справилась?
- Боюсь, я не даю интервью, мистер Змей.
С готовностью он обвился вокруг ствола дерева, чтобы подняться немного выше, а затем опустил голову с ветки, чтобы быть ближе к ней. Его глаза были кисло-желтыми, но не недобрыми.