Страница 4 из 30
— Сейчас.
Мурлов отжал кнопку динамика, еще раз оглядел сохнущий, блестящий кафель, надел шлепанцы и вышел из бокса. Дверь закрыл, ключ убрал в карман халата. Горячее июньское солнце словно ладошку приложило к макушке.
Красота!
Сосед, оказывается, был не один. К ногам его жалась пушистая собачонка с темными глазами-бусинками. В отличие от котов, к собакам Мурлов был равнодушен, поэтому даже наклонился и опустил руку, чтобы дать животному обнюхать свои пальцы. Собачонка, впрочем, энтузиазма не выказала. Бусинками хлоп-хлоп. Дура.
Мурлов выпрямился.
— Здравствуйте, — сказал сосед.
— Здравствуйте, э-э…
— Николай Петрович, — с готовностью представился гость.
— А я — Валентин Сергеевич.
Старик кивнул.
— Я знаю.
— Чем обязан? — спросил Мурлов, совершенно не собираясь пускать соседа на участок.
— Я живу рядом…
Николай Петрович показал на свой дом, прячущийся за двумя березами. Обветшавший балкон на втором этаже желто просвечивал сквозь листву. Виднелась рогатая ветка антенны, прибитой под коньком крыши.
— Я осведомлен, — сказал Мурлов.
— Мне нужно срочно отлучиться, а кроме вас я никого здесь особо не знаю, — виновато произнес Николай Петрович и добавил: — Простите.
Мурлов понял. Он был понятлив.
— Хотите собачку со мной оставить?
— Если можно.
— К сожалению…
— Она тихая, — торопливо сказал Николай Петрович, — выгуливать ее не надо, пусть она до вечера посидит у вас в одной из комнат. Вечером я приеду и заберу ее обратно. То есть, всего-то часа на три-четыре.
— А дома у вас…
— Нет-нет, — замотал головой сосед, — невозможно. Нельзя оставлять одну.
Мурлов посмотрел на песика, чуть подергивающего лохматым хвостом. В принципе, конечно, для поддержания реноме добропорядочного человека… Кто тогда заподозрит его в слабости к котикам?
— И зовут его? — спросил он.
— Ну-у… — замялся вдруг Николай Петрович. — Я, собственно… Дружок его зовут. Очень простая кличка.
— Дружок?
Песик никак не отреагировал.
— Он вас пока боится, — пояснил сосед.
— А он не грызет вещи? Не бесится? — спросил Мурлов. — Я знаю, некоторые собаки такой бедлам…
— Нет-нет! — поспешил заверить его Николай Петрович. — Исключительно смирный экземпляр.
— От жены достался?
— Н-нет, это с работы.
— Ясно, — сказал Мурлов. — Значит, его можно закрыть в комнате и не беспокоить?
— Да.
— Кормить, я так понимаю…
— Лучше ему ничего не давать. У него — свой рацион.
Мурлов подумал: четыре часа? Что ему какие-то четыре часа? И котик потерпит, посмотрим на котика вечером.
— Собственно, я не против, — сказал он.
Николай Петрович прижал ладонь к груди. Облегчение выразилось на его сухом лице.
— Я вам буду очень благодарен.
— Это само собой, — сказал Мурлов. Он пошире раскрыл дверцу в воротах и отшагнул в сторону, приглашая собаку внутрь. — Давай, Дружок, заходи.
Песик смотрел на него черными глазами.
— Вам, наверное, будет лучше взять его на руки, — сказал с короткой улыбкой сосед.
— Не кусается? — уточнил Мурлов.
— Что вы!
— Смотрите.
Мурлов присел и легко подтянул собачку к себе за желтый кожаный ошейник, поднял.
Тельце ее было теплым, лапа царапнула грудь, попав за отворот халата. Бусины глаз неотрывно изучали сменщика своего хозяина.
— Кажется, это йоркширский терьер, — сказал Николай Петрович. — Собака умная, если затявкает, скажите: «Тихо».
— Понял. А в комнате сказать: «Сидеть».
— Именно. Дружок понимает.
— Все? — спросил Мурлов. — Или я еще что-нибудь должен знать?
— Нет, наверное, все.
Николай Петрович улыбнулся, постоял еще, словно в нерешительности, потом качнул седой головой, махнул рукой то ли терьеру, который смирно висел у Мурлова в руках, то ли самому Мурлову и, скрипя подошвами туфель по гравию, направился в сторону монструозного щита, призывающего беречь природу. У щита, за шлагбаумом, находился выезд на шоссе. Выглянув за забор, Мурлов увидел метрах в пятидесяти, неуклюже скрытый кустом орешника темный багажник ожидающего соседа такси.
Понятно.
— Ну, что, псинка, будем вести себя тихо? — спросил он животное.
Дружок попробовал лизнуть его в нос.
— Нет уж, — сказал Мурлов, осторожно перекладывая терьера в руках и беря его под мышку. — Давай-ка как-нибудь без телячьих нежностей.
С неожиданным и, по сути, навязанным подарком он чуть не забыл про непременное первое правило. Пришлось, ругая себя, вернуться с полпути и закрыть на засов дверцу в воротах. Прокол.
Сначала Мурлов хотел определить песика в кладовую, но вспомнил, что даже на нижних полках для деятельной собаки найдется, что погрызть, раскидать, измочалить и превратить в негодность. Нет уж! Зайдя в дом, он прошел к неиспользуемой семейной спальне и опустил песика на застеленную розовым лоскутным покрывалом кровать.
— Сидеть!
Лохматый терьер чуть повернул голову, словно плохо услышал команду.
— Лежать! — сказал Мурлов.
Дружок послушно лег. Мурлов погрозил ему пальцем и прикрыл дверь, чуть не сказав дежурное: «Если что, зови». Самому стало смешно. На кухне он поместил обратно в холодильник блюдце с мясом и занялся поздним обедом. Достал несколько крупных картофелин из одного из мешков, сложенных в тамбуре перед подвалом, поставил на плиту две сковороды — большую и маленькую. Под большой сразу включил газ и налил масла.
— Так.
Картофельная стружка полезла из-под ножа. Мурлов подтянул мусорное ведро к ногам. Бряк. Кожура шлепнулась на выстеленное пакетом пластиковое дно. Бряк. Вторая загогулина, обнажая желтый картофельный бок, отправилась к подружке. Так вот, подумалось, можно играть и с ко… Мурлов повернул голову и замер. Послышалось ему собачье тявканье или нет? Что там еще может быть? Птица, ветка в окно. Шмель какой-нибудь. Несколько секунд Мурлов ждал повторения звука, потом, отложив картофелину и прикрутив до минимума газ, шагнул в коридор. Неизвестности он не любил.
Терьер коричнево-рыжим пятном растекся в центре кровати. Не сразу и опознаешь живое существо в пэтчворке. Лохматая мордочка поднялась на скрип двери. Бусинки глаз зафиксировались на Мурлове.
— Лежишь? — спросил Мурлов. — Ну, лежи, лежи. Лежи.
Он окинул спальню быстрым взглядом, повторил: «Лежать!» и вернулся на кухню. Что-то с соседом все же не то, подумал он. Мог бы также скомандовать своему Дружку, чтобы лежал, тот бы и лежал. Даже кормить не нужно. Нет, к нему поперся. А вообще интересные у них на работе подарки. Собаку, скажем, за сорокалетний трудовой вклад.
Мурлов хмыкнул и снова принялся за чистку картофелин. От сковороды с маслом тем временем принялся подниматься едва заметный дымок.
Ага. Мурлов достал нарезанную кусочками, уже замаринованную свинину в контейнере, вскрыл упаковку и аккуратно выложил чуть ли не половину килограммового контейнера на дно сковороды. Быстро нарезал колечками луковицу и побросал туда же. Масло принялось шипеть и поплевывать вверх. Мурлов, шипя в ответ, поперчил свинину и накрыл блюдо крышкой. Вот так. Замечательно.
Он дочистил картошку и настрогал ее тонкими ломтиками. Перевернул начинающие золотиться кусочки свинины, поджег огонь под второй сковородой. Могла бы так Татьяна? — подумалось ему. Конечно. Ничего сложного. Но чем она его кормила? Правильно, полуфабрикатами, суши и сэндвичами, прихваченными в кулинарном отделе супермаркета. Нет, претензий к сэндвичам не было. Но как она там сказала? «Я и кухня находимся в разных плоскостях бытия». Дура. Выкопала же где-то изречение. Все ей куда-то надо было сунуть свой любопытный нос, все у нее вермишель крутилась в голове, деньги, деньги, деньги, проекты… Сын вообще редкостным существом получился.
Впрочем, это не испортило Мурлову настроения. Он даже принялся насвистывать, выкладывая картошку. Потом еще раз перевернул свинину. Ах, какой запах! Интересно, Дружок учуял или нет? Какая воспитанная собака…