Страница 15 из 17
И тут: запах ужаса и был – одновременно: когда понялось… то есть – потому что понялось…
–– Проснулся!
–– "Признал".
То, что и всегда-то было наглядно, очевидно, неумолимо.
С вечера того обморочно и прозрачного дух мой, как мальчишка привередливый, был-таки утешен – доступом желанным.
Исчерпывающим.
И потёк сам собой роман.
Люди, души их, на этом свете, да, побывать. Но это факт, а не интрига. Побывать-то – по-разному!.. Этот свет, с его воздухом, солнцем и земным притяжением, для всех людей вроде бы одинаков… Младенцы все одинаковы… Значит, духи капают в младенцев – разные!..
Люди – либо ангелы, либо бесы! Притом – уже сейчас! В этой – видимой – жизни.
Из этого – все поступки и все, прежде, причины поступков.
Ангелы, бесы – и до этой жизни были ангелами и бесами. А здесь те и другие – побывать.
Что с ними будет потом – об этом, как говорится, потом…
Но в сей жизни и в сию минуту каждый – либо ангел, либо бес!..
Реально! Реально!..
Ужас от знания этого Знания в первый миг и был таков… что я буквально обонял… это свежее Знание.
Все – бесы и ангелы… Все. Все. То есть…
–– Все?!..
–– "Все".
То есть…
Ужас!.. В первую минуту… ничего и не могло быть… кроме ужаса.
Ведь об этом мне не сказали, об этом я не услышал от кого-то… а понял сам… даже и не так…
Как на той фреске: Художник изобразил себя в виде шкуры, содранной с него, в руках Сатаны…
То есть я, узнав то Знание, оказался первым, кто его узнал – и был, в первую минуту, сам собственно этим Знанием!..
Реально – до обоняния.
И разумеется – "разумеется"! – потерял сознание.
…Все. Все. То есть… Все?!.. Все.
И после этого несколько дней я ходил, делая вид в себе для себя, во мне для меня, – что я ничего… не знаю…
Исподволь же бился над самой щепетильной предстоящей трудностью: как, в каких словах и выражениях… мне все это выразить?..
"Бесы", "ангелы" – нужно ли придумывать другие слова для уяснения Добра и Зла?..
Я же вот в Миг Капли слова уже – знал, знал!..
Недавно, молясь, я на словах: "сокровища благих и жизни подателю" – слёзно простонал…
Что же: как иконы есть особо чтимые – намолённые, так и слова.
Значит: как всегда был я – так всегда были и слова!..
Ведь только бы это понять.
Слова, как и я сам, то есть как и мой дух, – вещество.
Слова это – вещество.
Слова, как и я, были – всегда.
Значит – и в невидимом мире!
Как это, наконец, сладко для пишущего – когда не нужно сочинять.
И можно – идти. Идти-то!..
…Так вот: через те несколько дней, прямо сказать – отдохнув, я сел за стол – и уже не вставал.
В этой жизни люди – совместимо-разные, а именно – болюче-разные.
Мне и всегда-то с людьми, с первым даже встречным, – то стыдновато, то страшновато.
(И у всех людей, к сожалению, напрочь отсутствует ощущение присутствия… невидимого мира… рядом…)
Не в том дело, как все говорят: то – все люди разные, то – все люди одинаковые…
–– Люди рождаются готовыми!
И в этой, земной, жизни даже и не просто – побывать, а – перебыть: кто ангелом, кто бесом.
Одни – отнюдь не споткнувшись, а истинно устремлённо, запрограммированно и гурманно: убиваю, грабят, насилуют… леса чистые превращают в свалку… буквально за порог своей ухоженной квартиры выкидываю мусор…
Разница в поле, возрасте, родстве… в цвете кожи, в географии, в истории… в вере, в достатке, в родине, в политике – повод для жестокости, которая, которая, которая – уже, уже, уже есть!
Другие – другие… не такие… Этого не делают… но это терпят…
–– Есть земля, есть небо…
–– Не так, не так!
–– Есть Земля, есть Небо…
–– Не так, не так!
Прежде всего:
–– Есть Рай и есть Ад.
И это главное – для душ людских – деление Мира!
Рай – пространство, видимое и невидимое. И Ад – пространство, видимое и невидимое.
Всё видимое люди обычно называют этим светом, Землёй. Всё невидимое люди обычно называют тем светом, Небом.
И это следующее, второстепенное – для духовных существ – деление Мира.
–– Почему не напишут об этом в Букваре?!..
Ангелы – всегда в Раю: только либо на этом свете, либо на том. Бесы – всегда в Аду…
И это – третьестепенное соображение для людей.
В этом Гармония мира.
"В глубине души"? – Только у одного она вверх, а у другого – вниз.
–– Человек это то, что у него вызывает восторг!
Кто бы что бы ни делал: один – от любви, другой – от злости.
"Она от злости сварила не суп, а кашу… Ему от любви поступить бы в педагогический, а не на юридический…"
Ведь это – реальность! Повседневная и насущная.
–– Цивилизованно умолченная!
Уж в вузовских-то учебниках нужно бы написать.
"Призвание"… Но все уже призваны!.. Во-первых: один быть ангелом, другой быть бесом. Во-вторых: на этот свет или на тот.
–– Человека невозможно призвать!
–– "Возможно окликнуть".
Да, когда один, ангел, строит из себя по какой-то причине беса.
Беда – единственная у людей беда! – не в том, что бесы не стыдятся своей грязи, а в том, что ангелы не верны своей чистоте.
Мир людей болен не наглостью бесов, а трусостью ангелов.
В этом гармония моего романа…
–– Пиши! Пиши!..
Да! Гармония меж людьми в современном мире возможна как раз при отсутствии – при отсутствии! – требования о взаимном понимании.
Что, кстати, и удаётся: требовать лишь терпения!..
С Мига Капли я изо дня в день узнавал себя, меня.
В минуту Запаха узнал людей.
Я в армии, два года, в библиотеку был записан в приличную, в офицерскую…
А из дома мне писала мама, иногда Настя. Мама с папой работали, где работали. Настя окончила свой пед. Катя училась где-то на экономическом.
Однажды от Насти читаю: "Пашка, какое это счастье!.." Мне сделалось досадно… противно: от этой, как видно, непутёвой чужой любви… Потом, немного спустя, и мама мне на ту же, уж определённо – безысходную, тему: "Поможем поднять"… Тут уж мне сделалось зло-досадно… до слёз… Мама-мамочка! Воспитала доченьку!.. Доченька-умница! И сама из себя! И на все руки! А вышло – разнесчастная!..
Но в то время я, как никогда, был книжно-загружен и, как у тех трёх дорог, трагично озабочен. Семейные дела били меня, как, бывало, возле улья пчёлы: в лицо – но все в сетку… (Папа водил и пчёл.)
После армии – я сразу в университет на дневное: и новые друзья, и новые книги, и новые линии горизонта, и облака, и ветры… Отсутствие моё в деревне – словно бы, после армии, просто продолжилось.
Лишь исподволь и мельком, приезжая на выходной в деревню, отмечал: сёстры сделались теперь – полноценно взрослыми… и полноценно недовольным. Ребёнок Насти, Мишка, уже топал… и уже, кажется, тоже недовольно…
Мама с папой телевизор смотрят – а Настя, тут же, ножницами бутылку пластмассовую: скрып! скрып!..
Чуть вышла она – они друг другу вполголоса:
–– Нарочно!..
–– Нарочно…
Катя – она уже в лето в моё вступительное приезжала с каким-то Эдиком, что ли. Потом, в первые-то мои каникулы летние, – совсем с другим Эдиком. Силюсь сказать: мне-то что…
Катин басок стал, иной раз, сравним с маминым молчанием:
–– А я не просила тебя меня рождать!..
И я, за дверью, спохватываюсь: а где же сёстры мои, которые… настоящие?.. И они, такие-то, были ли?..
Разве что – у мама спросить!
Все одноклассницы Настины повыходили замуж. А у неё почему-то – "не сложилось". Катя – сама не хочет.
Я маме, когда сестёр нет дома, мол, что же они замуж-то не выходят?
Мама – как о прочно решённом:
–– Чтоб муж за косу-то брал?!
Ах вон оно что!..
–– А как же можно, ну, практически, женщине без мужчины жить?