Дым: Душа декаданса

– Долой его!

– Награждён медалью почётного жителя города. И, кстати, за это он получает дополнительную ежемесячную выплату в размере трёх наших средних зарплат. Заслужили мы такого «почётного» горожанина? Это таких героев заслужил Петербург?

– Нет!

– Да я б ему руку не пожал!

Полевой командир приготовился отдать команду, но руководство приказало ждать знака. Якобы сам поймёт.

В толпе митингующих раздался крик: «Покажем власти, кто тут хозяин! долой угнетателей! Мы здесь власть!»

И народ вторил: «Мы здесь власть!» «Мы здесь власть!»

Несколько человек из центра поля стали кричать громче и громче. Кричать так истошно, что даже соратники начали косо поглядывать на них. Тут уже, наконец, по громкоговорителю раздался голос капитана народной милиции.

– Уважаемые верноподданные, не нарушайте общественный порядок! Вы участвуете в несанкционированной Империумом провокационной политической акции, что недопустимо. Прошу вас разойтись по домам.

Фёдор снова решил взять инициативу.

– Дорогие друзья, сплотимся против людоедского режима! Мы требуем вернуть нам бесплатное здравоохранение! Мы все хотим, чтобы наша страна процветала! Мы против насильственных действий в отношении представителей власти! Поверьте, все эти люди, сотрудники народной милиции, они такие же, как и мы, и они всё понимают. Они также боятся, что завтра им нечем будет кормить своих детей.

– Мы здесь власть! Уничтожить преступную хунту! Убить императора! – начали кричать несколько человек из центра толпы.

– Уважаемые верноподданные Империума, прошу вас разойтись, призывы к насилию на политических акциях не допустимы.

– Свергнем уродов! Долой народную милицию! – и из центра толпы в сторону автозака с полевым командиром на крыше полетела обёрнутая красной лентой бутылка с водой.

Вот он, знак. Ну наконец-то, а то командующий уже думал, что придётся ждать до вечера. Сейчас начнётся наступление – по всем канонам гвардейской этики, стройно и быстро, как учил товарищ майор на отработках «массовых беспорядков». И ни Фёдор, ни его подручные ничего не смогут сделать с надвигающейся на них лавиной.

Таков закон. Каков закон, таковы и его стражи. Народу нужно показать, чего стоят громкие провокационные речи на площадях, и народная милиция начала действовать. Кольцо Гвардейцев начало сжиматься вокруг Марсова поля, стальными щитами прижимая людей теснее друг к другу. Не останавливаясь и не спотыкаясь, как промышленный пресс. Нещадно колотя недовольных телескопическими дубинками. Их вроде и меньше, но они бронированы и обучены, а под воздействием специальных лекарств у них притуплены эмоции. Молодые парни, многим из которых едва исполнилось двадцать, не чувствуют боли и сострадания. Они ощущают лишь одну жажду – быстрее выполнить приказ.

Когда протестующие были зажаты настолько, что в центре толпы уже элементарно не хватало места, чтобы вздохнуть, круг с двух сторон разомкнулся и в образовавшиеся бреши хлынули еще два потока гвардейцев, разделившие толпу на две части. Потом их разделили ещё на четыре обрамленных рыцарями Империума круга, затем – на восемь. С воздуха это походило на деление клетки.

Милиция начала растаскивать протестующих по автозакам. Особо буйным – оглушающей дубинкой вне очереди по голове и щиколоткам. В тяжелые наручники, так туго застёгнутые, что режут кожу при каждом движении рук.

Фёдор не уходил до последнего, однако вот уже народная милиция отключила ему переносной генератор. Самое обидное для Фёдора было то, что его митинг скомпрометировали, что эти несколько агрессивных маргиналов подарили народной милиции моральное право разогнать мирный народный сход. И Фёдор ничего не мог с этим сделать. Ничего. Его показательно не трогали, чтобы вызвать у народа чувство отвращения к «договорившейся с властями» верхушке петербургской оппозиции. Фёдор рвался в круг к простым людям, искренне откликнувшимся на зов Фракции Перемен, но гвардейцы подчёркнуто бережно отталкивали его, стараясь не нанести ни царапины. Пришлось уйти. Вместе со своей командой он разобрал оборудование и удалился.

Несколько тысяч протестующих разобрали по городским отделам милиции для «дальнейшего разбирательства». Большинство «верноподданных» ночь проведет в клетке, после чего их пару раз поколотят для профилактики и отправят домой в относительной целости и юридической невредимости.

А агенты, начавшие провокацию, по счастливой случайности куда-то скрылись.

Но что бы ни случилось днём, всегда наступает вечер.

***

Восемнадцать часов сорок пять минут. Надушенный своим лучшим одеколоном, испытывающий горькие чувства после разогнанного митинга, настроенный затушить разочарование и прожигающую обиду в алкоголе, Тимур стоял у выхода с Маяковской, покачиваясь в тонком пальтишке, и ожидал своего товарища.

Марк опоздал всего на пару минут. Дойдя от автобусной остановки до старинной станции метро Маяковская, расположенной прямо под десятками номеров одного из немногих функционирующих в городе отелей, он сразу вытащил из внутреннего кармана пальто дедушкин серебряный портсигар, а из него – подготовленную папиросу с виноградным табаком, и закурил.

Тимур сразу заметил курящего Марка.

– Ты же собирался бросить!

– Я уже раз пять делал перерыв, но ни разу не говорил, что бросаю.

– Ты просто боишься расписаться в собственном слабоволии.

– Ты просто никогда не вкушал никотиновое наслаждение.

Марк закашлял.

– Поговорим через пару лет, когда молодость закончится.

– Почему она должна закончиться, когда мне будет двадцать девять?

– Молодость заканчивается, когда появляются первые проблемы со здоровьем. Учитывая нашу экологию, качество продуктов и лично твое пристрастие к табаку – этот момент с большой долей вероятности наступит уже до тридцати. «Прощайте лёгкие. Сердце, ты было хорошим другом».

– А ещё меня называют занудой. Ну да ладно, сегодня хороший вечер, как бы ты его ни коптил. Пойдём.

Молодые люди двинулись к месту встречи с прекрасными дамами. Каждый думал о своём: Марк был рад, что на фоне Тимура он будет выглядеть более живым, Тимур был горд, что на фоне Марка будет выглядеть благородным.

Бар «Habentes» расположился в старинном кирпичном здании, доходном доме А.Ф. Бубыря в паре кварталов от метро. У входа – типичное для таких мест скопление курильщиков, что всегда удивляло Марка, ибо курить в барах снова разрешили уже лет как восемь. Зачем мёрзнуть на улице, если можно насладиться табачным дымом внутри, не отходя от стакана виски или бокала вина, не рискуя потерять насиженное место. Вывеска «Habentes» выбита из дерева и красуется над просторными деревянными дверями. Под вывеской – слоган: «Судьба не желает нам зла, она просто смеется над нами». Не ошиблись. Марк для себя отметил, что этот бар, вероятно, приносит своим владельцам очень хороший доход, раз они готовы платить налог за использование мёртвого языка в названии заведения.

Парни зашли внутрь, где их обдало теплом и запахом тлеющих ларёчных сигарет; ставший классическим американский рок восьмидесятых создаёт непринужденную атмосферу лёгкого веселья. А ведь разрешение на трансляцию музыки на мёртвых языках стоит очень недёшево.

Барная стойка заполнена завсегдатаями заведения, что в свои двадцать пять – тридцать выглядят на все сорок. Почти все они грустно смотрят в стол и ждут, когда своё внимание на них обратит разливающий спиртное мускулистый бородач, делающий вид, будто ему интересны их истории. По очереди: налил, выслушал, заинтересованно покивал – и к следующему. Лишь один старичок с деревянной курительной трубкой в зубах отстраненно сидит и почитывает газетку, попивая разбавленный родниковой водой виски.

Почти все места заняты, танцпол топчет одинокая пара девчонок, отделившихся от предсвадебного девичника своей девятнадцатилетней подруги.

Марк и Тимур присели за просторный деревянный стол, что стоит недалеко от двери в уборную, но зато у окна с видом на Стремянную улицу.