Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 71



Кристя нарыла в чемоданах тутошнее белье и простенькое ситцевое платье, я преподнес ей черевички и носочки, снятые с убитой девушки.

Затвердев лицом, Бернвальд обулась — и скрылась за дубом, переодеться.

— Плавки — вон туда, — показал я подбородком на коптящую полуторку.

— Фасон из будущего, — вздохнул Ломов, запуская галантерейное изделие в огонь, — ты прав… Как Кристя только выдержала, она же очень чувствительна…

— Не всегда, — сухо сказала девушка, показываясь за нашими спинами. — Хирургу брезговать нельзя никак, вот я и представила, что тут везде операционная… А тебе идет.

Паха смутился, подсмыкивая широченные, но кургузые штаны.

— Куцые какие-то…

— Ничего, — успокоил я его, — форму выдадут по росту.

— Ну, надеюсь… — проворчал Ломов, натягивая мятую рубашку из синей фланели.

Трошкину достались светлые парусиновые штаны и модная рубашка-апаш. А вот обуви не нашлось ни на Тёмку, ни на Пашку.

— Ничего, — бодрился Артем, — в Красной армии сапоги, чай, найдутся!

— Тихо! — цыкнул я, расслышав натужный вой мотора.

Вдалеке, на повороте, завиднелась колонна — в ее голове тряслась и качалась полуторка, набитая красноармейцами. За нею двигались две или три «эмки», а замыкал кортеж новенький «Студебекер». Наши.

— Слушайте внимательно, — завел я инструктаж. — Вы все помогали эвакуироваться детдому. Ваши документы сгорели. Называйтесь своими именами, как есть, только профессии скорректируйте — вы оба! Кристя — хирург, на фронте такие люди нужны. Пашка, ты, помнится, в артиллеристах служил?

— Два года, — подбоченился Ломов, — как с куста!

— Годится! А ты, Артем, забудь про компьютеры. С рациями справишься?

— Да легкота! — надменно фыркнул Трошкин.

— Ну, всё, гости дорогие, — усмехнулся я, — встречаем хозяев!

Полуторка, подвывая мотором, объезжала чадивший автобус. Кургузый «Виллис», пыля по обочине, вынесся вперед и замер прямо передо мною. Лихой водила, выпустивший роскошный чуб из-под пилотки, весело оскалился, но стоило бритоголовому пассажиру нахмурится, как он тут же построжел. Лишь бесенята резвились в черных кавказских глазах.

А бритоголового я узнал. Генерал-лейтенант Лелюшенко, командующий 30-й армией. Развалисто покинув джип, Дмитрий Данилович огладил блестящую макушку, словно дорожную пыль сметая, и нацепил фуражку.

— Представьтесь, — буркнул он.

— Политрук Лушин, — моя рука четко метнулась, козыряя.

— Докладывайте, товарищ политрук, — командарм хмуро огляделся. Заметив братскую могилу, он болезненно сморщился.

— Следую в расположение 718-го полка 139-й дивизии, товарищ генерал-лейтенант. Направлен в 8-ю роту политруком. Во время авианалета нашу машину расстрелял «мессер». Комроты и водитель погибли. «Юнкерс» отбомбился по автобусу с мирными гражданами… Да какие там граждане… Виноват, товарищ генерал-лейтенант. Там дети… Спаслись лишь трое взрослых.

Лелюшенко поугрюмел, сжимая губы.

— Мы помогали эвакуировать детдом, — дребезжащим голосом заговорила Кристина. — Я сама хирург, крови не боюсь, но хоронить малышей… по частям…



Бледный Павел бережно обнял ее за плечи, а Трошкин, сжимая кулаки, шагнул вперед.

— Мы хотим на фронт, бить фрицев! — выпалил он со всей своей юной отчаянностью. — Возьмите нас, товарищ генерал! А не возьмете — партизанить будем!

Тёмкина горячность подняла генерал-лейтенанту настроение. Хмыкнув, он покачал головой, и кликнул, не оборачиваясь:

— Ефрем Гаврилович!

В группе военных, покинувших «эмки», прошла короткая сумятица, и к Лелюшенке шагнул кряжистый подполковник с лицом обветренным и грубым, словно вырубленным топором.

— Командир вашего полка, товарищ политрук, — кивнул на него командарм.

Цепко оглядев меня, комполка кивнул, сделав свои выводы, и протянул руку:

— Салов, Ефрем Гаврилович.

— Лушин, Антон Иванович, — я крепко пожал сухую мозолистую ладонь.

— Побудешь пока за ротного, товарищ политрук, — сузил глаза подполковник, словно проверяя. — Справишься?

— Да, товарищ командир, — твердо ответил я.

— А эти гражданские, — понизив голос, Салов кивнул в сторону моих друзей. — Ты видел их. Люди стоящие?

— Наши люди, — выдал я характеристику.

— Возьмешь в роту? — поднажал подполковник. — Под свою ответственность?

— Да, товарищ командир!

Переглянувшись с Лелюшенко, комполка дал приказ красноармейцам, и те посыпались из кузова полуторки. Пять минут отчетливой работы — и страшная могила покрылась аккуратным курганчиком.

— По машинам!

Команда разнеслась четко и ясно, но смысл ее доходил не сразу. Мне никак не удавалось опамятоваться, примкнуть к новому настоящему — ушедшее будущее не отпускало, держало цепко, связывая мириадами воспоминаний и привычек. Сознание отказывалось принимать окруживший нас мир за реальность, но лишнего времени, чтобы постепенно вживаться в явленное прошлое, не дано — мы ныряли в реку Хронос, едва умея плавать.

Я первым перемахнул борт «Студера» и помог забраться Кристинке. Пашка с Артемом залезли следом. Ворча двигуном, грузовик шатуче тронулся, держась в арьергарде. Мы медленно проехали мимо черного костяка автобуса и дуба-инвалида, клонившегося над курганом, словно горюя.

— Мы всё правильно сделали! — вытолкнула Кристина, словно уговаривая себя, и мы, с Пашкой и Тёмой, разом кивнули.

Я обернулся, провожая глазами развилку, сизую от стелившегося дыма, и глянул поверх кабины. Позади разматывалась ямистая фронтовая дорога, а впереди… Война.

Из газеты «Красная звезда»:

«КАЛИНИНСКИЙ ФРОНТ, 10 июня 1942 г. (По телеграфу от наш. корр.).

На одном участке Калининского фронта продолжительное время ведутся ожесточенные бои вокруг большого населенного пункта. Кое-где наши бойцы ворвались в улицы и теснят немцев, отбивая у них дом за домом. Противник несет ощутимые потери. Положение осажденного немецкого гарнизона критическое…»