Правда выше солнца

Вот и берег. Кадмил огляделся, высмотрел вдали оставленную примету – сломанное деревцо. «Теперь главное, чтобы лодка оказалась не месте, – подумал он. – Прятали-то в потёмках. Не дай пневма, кто-то нашёл и спёр».

Но фелука ждала там, где её оставили, в пещере под скалой невдалеке от полосы прибоя. На корме, под дерюгой лежал свёрток с волшебным костюмом. Кадмил, бормоча сквозь зубы проклятия, облачился в сырой комбинезон, пропахший потом и водорослями. Увязая в песке ступнями, вместе с Акрионом столкнул лодку на воду. Хлопнул по крупам гнедого и солового – кони порысили в степь, лишая преследователей последней возможности найти беглецов. Кадмил поглядел им вслед и залез в фелуку (притом, конечно, промочил штанины комбинезона до колен).

Всё это время Фимения, заломив руки, стояла поодаль. Смотрела в сторону, где остался Эфес.

Акрион помог ей забраться в лодку. Влез сам, взялся за вёсла.

– Только бы попутный ветер, – простонал Кадмил, садясь на корму и обвязывая вокруг пояса канат. – О владыка Аполлон, что никогда меня не слышит, услышь хоть раз, пошли попутный ветер!

Он не чувствовал в себе пневмы. Ни на драхму, ни на обол. Оставалось надеяться, что выручат запасные батареи костюма. Кадмил украдкой вынул из потайного кармана свежий кристалл, на ощупь вставил его в поясное гнездо. Сосредоточился.

Видно, пневма всё же не покинула его окончательно. Парцелы зароились на границе зрения, в лицо дохнул ветерок. Лодка ожила, двинулась вперёд.

– Ты вёсла-то не бросай, – утомлённо сказал Кадмил Акриону. – Помогать будешь.

Несмотря на усталость, он был очень доволен тем, как всё обернулось. Впереди лежал долгий путь по морю, но погода стояла тихая, и опасности не предвиделось. По возвращении в Афины Кадмил собирался ненадолго покинуть Акриона с Фименией. Пускай посидят в какой-нибудь портовой таверне, а он тем временем раздобудет лошадь, отправится на Парнис, впитает достаточно пневмы и захватит реквизит для будущего представления. Сумка с черепами, костями и куклами ещё ждала своего часа; кроме того, не помешает нарядиться в золотые одежды, как положено настоящему богу.

Ну, а затем – самое интересное. Смотаться во дворец, разбросать всякую мерзость по тайной комнатке Семелы, где она творит любительское колдовство. Затем вернуться в порт, взять Акриона, Фимению и явиться с ними ко двору. Предстать перед венценосной зарвавшейся вдовушкой. Созвать «золотой речью» всех, кто есть рядом – свидетели не помешают. Предъявить спасённых царских детей и потребовать признать Акриона.

«А потом вместе пойдём смотреть на следы чёрного колдовства, – весело думал он. – И сажать Семелу под стражу. Эвге! Всё получится! Я – Гермес-ловкач, Гермес хитроумный, Гермес мудрейший! И пусть только Локсий скажет иначе!»

Фимения сидела на носу фелуки. Кусала потрескавшиеся губы, не отрывая взгляда от берега. Пальцы беспрестанно теребили ткань жреческой одежды на груди.

– Что случилось, Фимула? – спросил Акрион, налегая на вёсла. – Отчего решила со мной ехать?

Та всё щурилась, оглядывая удалявшуюся землю.

– Сестрица? – окликнул Акрион.

– Сердце болело, – сказала Фимения с трудом. – С тех пор, как мы расстались. Будто бы непрестанно какой-то зов. Из сердца. Что нельзя оставаться в стороне, надо помочь. Даже если это против всего…

Она замолчала, поднеся руку ко рту, словно сказала лишнее. Справившись с собой, продолжала:

– И ещё… Моё преступление – то, что тебя пощадила – каким-то образом стало явным. Слава Аполлону, нашёлся жрец, который меня предупредил. Не знаю, почему. Возможно, из жалости, а может, у него тоже есть сестра… Он пришёл ночью в келью. Лица не видела – закрыл верхом одежды. Сказал, чтобы я спасалась. Сказал, что ты и твой друг остановились на постоялом дворе недалеко от Медных ворот, и чтобы я бежала к вам. Призвал быть твёрдой и покинуть храм немедля. Вместе с ним. Я ответила, что выберусь сама, ибо так безопасней, чем вдвоём, меньше вызовем подозрений. Он поверил и ушёл.

Кадмил со скрипом почесал небритую щёку, откашлялся и, перегнувшись через борт, харкнул в волны.

– Но меня сковал ужас, – продолжала, покосившись на него, Фимения. – Я колебалась слишком долго. Когда решилась внять призыву, уже позвали петь общую литанию. Пришлось идти вместе со всеми. После хотела ускользнуть, надеялась, что не заметят. Только Гигес, наверное, что-то заподозрил. Следил за мной. А потом, когда я вышла из храма, меня окликнули стражники. Я побежала изо всех сил, сумела оторваться от погони. Там такие переулки… Но меня всё равно нашли.

– Ты чуть не запорола мне всю работу, дорогая жрица Имеда, – сварливо сказал Кадмил. – Надо было уходить сразу, как сказано, а не сидеть на заднице до полудня. «Сковал ужас». Придумает тоже.

Фимения приоткрыла рот. Акрион, ошарашенный, уставился на Кадмила.

– Что? – буркнул тот. – Конечно, это был я. Герой же не справился, пришлось всё делать самому.

– Кто ты? – спросила Фимения тихо. – Ты помогаешь брату? Или замыслил худое?

Кадмил вздохнул.

– Рад представиться, – произнёс он. – Гермес, посланник богов, проводник душ. Также известен как Ктарос, Стилбон, Агорей и Долий. Для друзей – Кадмил. Да, я помогаю твоему брату. Нет, я не замыслил худое. Просто хочу, чтобы поскорее исполнилась воля Апол... Ох, да что за наказание! Акрион, держи её!

Обратив движение парцел вспять, он остановил лодку. Акрион бросил весла, подхватил сестру. Прижал к себе, похлопал по щекам. Фимения, бледная, обмякла на его груди. Руки висели, как обрубленные лозы винограда.

Кадмил закатил глаза. Ну ничего, у нашей не в меру чувствительной жрицы будет время прийти в себя. До Афин плыть долбанных пятнадцать часов. Успеет оклематься.

– Как… Как же ты проник в храм? – спросил Акрион. – Стал невидимым?

– Больно хлопотно, – хмыкнул Кадмил.– Помнишь жреческое платье, в котором ты пришёл под утро? Как раз мой размерчик.

– Ты переоделся жрецом? – с восторгом спросил Акрион.

– И спокойно прошёл в храм, – кивнул Кадмил. – Лицо сразу закрыл, чтобы не опознали чужака. Вот выйти было сложней, да. У стражников возникли вопросы. Но я сказал, что иду в бордель поклониться Афродите, а ещё дал им по львиной монетке. Пропустили и велели передать привет рыженькой Омфале, у которой родинка на бедре.

Акрион расхохотался. Выглядел он дико: весь в крови, в порванной лидийской одежде, с мечом на боку. Вдобавок сжимал в объятиях Фимению, которая всё ещё была без сознания – словно куклу с бессильно поникшей головой. Но он смеялся. Кадмил видел такое в первый раз за всё время их знакомства.

«А ведь сегодня явно проявились отцовские наклонности, – думал Кадмил, посмеиваясь с Акрионом за компанию. – Ну, или, как говорит мальчишка, проклятие рода Пелонидов. То есть, способность мгновенно приходить в буйную ярость. Ох, чую, будет в Афинах править второй Ликандр… Впрочем, проклятие там или просто дурная наследственность, а сегодня без этого нам всем пришлось бы туго».

Вдруг Акрион перестал смеяться и сказал испуганно:

– А вёсла-то! Я ж вёсла упустил!

– Всё ждал, пока ты заметишь, – ухмыльнулся Кадмил. – Клади девчонку под скамью и плыви, вылавливай. Заодно рожу умоешь, герой.

☤ Глава 9. Неужели ты хотел убить свою мать?

Афины. Восьмой день месяца таргелиона, четыре часа после восхода. Отличный день, чтобы умереть.

Пирейский порт был местом, где жили запахи со всего мира. Жаркий аромат источали пряности: перец, имбирь и корица из Гандхары, шафран и асафетида из Бактрии, либанотис с Кипра. Смолой и живицей благоухало дерево Фолойских лесов. Остро воняли клетки с египетским диким зверьём, но смрад этот терялся в поволоке финикийских благовоний – терпкий нард, ядрёная камфара, медвяной сандал. Однако сильней всего пахли сами корабли: морской солью и солнцем, дёгтем и гнилыми ракушками, моряцким потом и канатной пенькой. И над всем этим витал жертвенный дым из храмов, где благополучно окончившие тяжкий путь купцы возносили хвалу Гермесу, покровителю торговли и путешествий.