Правда выше солнца

– Теперь чувствую, что готов ко всему, – сказал он задумчиво.

Кадмил, потянувшись через стол, хлопнул его по плечу:

– Ты и так был готов. Просто теперь ещё и как следует подготовлен, хе-хе!

Он засмеялся и подмигнул Акриону. Тот, однако, помрачнел. Между бровей вновь появилась складка:

– Аполлон ведь… Он же не ждёт, что я зарублю этим мать?

«Я тебе зарублю! – подумал Кадмил сердито. – Кого я тогда приведу Локсию для допроса?!»

– Ни в коем случае, – со строгостью сказал он. – Матереубийство – страшнейшее из преступлений. Всемилостивый Феб не может требовать такого.

Акрион слегка расслабился.

– Но впереди трудный путь, множество злодеев, – продолжал Кадмил. – Вот для чего бог дал тебе оружие. Будь готов сразить их.

«А то мне как-то неуютно в чужой стране без защиты, – добавил он про себя. – Особенно если учесть то, что ждёт впереди».

За последние сутки он тысячу раз успел пожалеть, что не захватил из лаборатории боевой жезл. Пускаться в опасное путешествие без оружия было безумием. Однако не меньшим (а то и большим) безумием стало бы применение магического вооружения на территории союзного государства. Один выстрел из жезла – и готово: истеричка Орсилора тут же полетит к Локсию требовать объяснений. А то и угрожать войной. Реакцию Локсия на такое развитие событий Кадмилу даже представлять не хотелось.

Акрион между тем был по-прежнему мрачен.

– Уже и так пролилось немало крови, – сказал он. – Отец… Его-то я убил таким же мечом. И тот парнишка вчера. Просто стоял в карауле. А я его заколол, как свинью. Паршиво вышло.

Кадмил поёрзал. От долгого сидения затекли ноги. Чтоб этим лидийцам в Тартар провалиться с их дурацкими скамейками.

– А на мой взгляд, вышло совсем неплохо, – отметил он. – И так понятно, что ты не отлынивал в палестре. Но справиться голыми руками с копейщиком! Молодец.

Акрион сморщился, будто снова попробовал тушёную тыкву.

– Со мной что-то сделалось, – признался он. – Злость такая вдруг накатила… И сила появилась огромная.

Он скрипнул зубами; на посеревшей коже ярко проступили точки двухдневной щетины.

– Это – проклятие, Кадмил? – спросил он осипшим голосом. – Оно так и действует, да? Страстный гнев?

«О нет, – в мыслях застонал Кадмил. – Чего доброго, он, как папаша, станет оправдывать любую дичь родовым проклятием!»

– То была помощь свыше, – сказал он назидательно. – Божественный дух снизошёл на героя в трудный миг и помог одолеть врага. Гордись! Сам Аполлон выручил! А, может, Афина или Артемида – наша, эллинская, настоящая. Вот что значит покровительство богов.

Акрион кивнул – впрочем, скорее из вежливости. Складка на лбу так и не исчезла. И скулы не спешили розоветь, хранили бледность. Он обернулся, будто ждал увидеть соглядатая. Кабак был по-прежнему пуст, если не считать подавальщицы, которая робко посматривала из-за двери на странных и опасных посетителей: ну как вновь станут размахивать мечами? Кадмил украдкой глянул в крошечное окошко, устроенное так высоко, что не видно было ничего, кроме неба. Небо хранило обычный послеполуденный цвет, не спешило темнеть. Вечер, стало быть, еще нескоро. Но время-то идёт. Когда же?..

Акрион глубоко вдохнул и резко выдохнул. Крепко вцепился руками в край стола, будто боялся упасть.

– Послушай, – сказал он. – Нужен твой совет. Мне часто… Да что там – каждую ночь снится один и тот же сон. Дурной сон. Верней, не каждую ночь, а когда засну – ну вот, как сегодня, когда пришёл под утро и проспал до обеда.

– Ясно, ясно, – нетерпеливо сказал Кадмил. – Так что там тебе снится?

Акрион ещё раз вздохнул. Лоб блестел от пота.

– Страшный сон, – выдавил он сквозь зубы. – Диковинный. Будто бы три каких-то чудища кружат подле меня. С крыльями, вроде летучих мышей, а сами ростом с человека. Не решаются подойти, но рычат, визжат, щёлкают зубами. Тянут когти. И сегодня…

Он поставил локти на стол, обхватил голову.

– Сегодня эти чудища впервые заговорили. Обвиняли в отцеубийстве. Говорили, что они – духи мщения, и будут преследовать меня всю жизнь, пока не настигнут.

«Смерть на меня, – подумал Кадмил с досадой. – Похоже, парнишка заработал невроз на почве всего, что с ним стряслось. Неудивительно. Могла ещё сказаться варварская магия Семелы. Впрочем, мы это тоже употребим себе на пользу. Ну, или хотя бы постараемся».

– Они говорили иносказательно, – сказал он мягко, но с уверенностью. – Это – эринии, посланные Аполлоном. Следят, чтобы возмездие было совершено, и не отступятся, пока не настигнут твою мать. Верней, пока ты её не настигнешь.

Акрион откинулся на спинку скамьи, хрустнул пальцами.

– Воля твоя, Кадмил, – сказал он с сомнением, – но они определённо винили меня в гибели отца.

Кадмил почувствовал во рту кислый привкус. «Повезло мне с героем. Упрямый, нервный и мнительный. Сейчас бы его оглушить «золотой речью», да пневму надо экономить. Потому как…»

На улице послышался шум: глухие крики, свист, частый топот.

«Неужто началось?» – у Кадмила прыгнуло сердце.

– Что это там? – произнёс он крайне заинтересованно. – Никак, ловят кого-то?

Акрион повернул голову, прислушиваясь.

– Не разберу слов, – сказал он виновато. – Ты же знаешь, в лидийском я…

В кабак вбежала женщина. Высокая, худая, черноволосая. В жреческой одежде. Повела огромными глазами по сторонам, встретилась взглядом с Акрионом.

– Фимения! – вскрикнул он, вставая. Запнулся о скамью, неловко подпрыгнул, едва не упал.

– Акринаки, братец! – выдохнула та. Метнулась навстречу, вытянув руки. – Бежим, скорей!

Он подхватил её, задержал в объятиях.

– Ты чего? – спросил. – Откуда здесь?

– Гонятся… – она не могла отдышаться после бега, – за мной… Бежать, бежать надо!

Кадмил спешно поднялся из-за стола. Всё, пошло-поехало веселье. Надо действовать быстро.

– Уходим! – сказал он. – На кухню, живо!

Подавальщица, приникнув к дверному косяку, наблюдала за происходящим: ей было страшновато, но интересно. Кадмил бросил девчонке монету – золотого эфесского льва.

– Беги, ворота открой! – приказал он. – Проверь, чтобы коней…

Оглушительно ахнула дверь. У входа стало шумно и тесно: в кабак, хрипло дыша от погони, вломились двое стражников.

С мечами на ремнях.

С копьями.

– Афалля! – закричал тот из них, кто был ближе.

– Братец! – вскрикнула Фимения.

Подавальщица шарахнулась на кухню.

Акрион, заслонив собой сестру, пошёл на стражников. Ксифос держал у бедра, ножны сорвал с шеи и нёс в левой руке – жалкая замена щита.

– Куда?! – заорал ему Кадмил.

Стражники выставили копья.

Кадмил схватил Фимению за плечо. Бежать за подавальщицей – прочь, на кухню и дальше во двор.

– Назад! – крикнул он Акриону. – Назад, приду…

Свист, треск: точно перед грудью в стене выросло копейное древко.

Фимения раздирающе завизжала.

Он дёрнулся назад, наступив ей на подол. Широкий рукав лидийской куртки натянулся, прибитый к стене заржавленным наконечником. «Почти попали, – пронеслось в голове. – На палец промазали». Кадмил отпустил Фимению, рванул копьё, силясь освободиться. Тщетно: намертво застряло в досках.

Фимения упала на колени и, закрыв голову ладонями, поползла в угол.

Стражник, метнувший копьё, уже подобрался близко – так, что можно было различить волоски в сивой бороде. Ворчал горлом, заносил меч. Кадмил отчаянно прянул вбок – приколотая к стене ткань держала крепко. Свободной рукой он схватил со стола кувшин и бросил противнику в голову. Кувшин разбился о шлем, по лицу бородача струйками потекло вино. Тот на миг замешкался, оглушённый ударом, а Кадмил, едва не вывихнув плечо, избавился от куртки и пинком опрокинул стол. Зазвенела посуда, брызнули осколки. Стражник отпрыгнул, оскалился.

Фимения кричала, забившись в угол.

Кадмил достал меч, надеясь, что держит его правильно (или, по крайней мере, за нужный конец). Было не страшно, только росло в груди какое-то дикое, дрянное ликование, и трясло каждую жилку.