Страница 82 из 93
— Ротмистр, назад! — кричал генерал, понимая, что его уже не услышат. — Это засада! Поворачивайте коней, пся крев!
От лесной опушки раздался слаженный залп. После того как рассеялся пороховой дым, генерал Каховский увидел, что от полуэскадрона, насчитывавшего в начале марша шестьдесят сабель, осталось не более трёх всадников да десятка три обезумевших от грохота коней, разбежавшихся по полю. В сёдлах некоторых из них ещё сидели мёртвые или смертельно раненые седоки...
Пехотинцы и пластуны, которые ещё толком и не поняли — а что же происходит, были приведены в чувство криками своих унтер и обер-офицеров: «Развернуться в цепь! В атаку!»
Пехотинцы бежали рассыпным строем, на ходу примыкая штыки, и были готовы прочесать весь лес, сколько бы его ни было, разорвать на мелкие кусочки тех, кто убивает их товарищей. Им было всё равно сейчас — сколько врагов они встретят!
Пока солдаты миновали ту злосчастную версту, от дороги и до начала опушки, противник, не принимая боя, исчез, словно растворившись. Яростного порыва хватило, чтобы пробежать по лесу не более двух вёрст. Солдаты запинались за корни, спотыкались о поваленные деревья и закрывались ружьями от веток, бьющих прямо в лицо. Скоро они выдохлись и обнаружили, что стоят на краю болотца, уходящего далеко в лес. Около сотни нижних чинов, оторвавшихся от основной массы, увлечённо ринулись вперёд, поначалу не обращая внимания на то, что под ногами уже не хлюпает, а чавкает, а со всех сторон в них летят пули.
Капитан Бестужев-Рюмин, более молодой и скорый на ногу, нежели Муравьёв-Апостол, оказался в той же группе солдат. Он увлечённо преследовал тех, кто должен был убегать именно по этому болоту. Поняв, что они бегут непонятно за кем и непонятно куда, капитан остановил подчинённых:
— Солдаты, стой! Всем развернуться и отходить! — приказал он. — Преследовать бесполезно!
Будто в ответ на команду сбоку посыпался град пуль. Солдаты, попавшие в болото, оказались беззащитными. Трудно заряжать ружьё, если при этом стоишь в вязкой и зыбкой почве, которая так и норовит тебя засосать...
Некоторые, бросая оружие, пытались развернуться и уйти обратно. Партизаны, особо не высовываясь, расстреливали увязших в болоте солдат! И не только солдат... Один из выстрелов угодил в живот Бестужеву-Рюмину...
Закричав от страшной боли, капитан (произведённый, кстати, за два дня до рейда!) упал лицом в болото. Умиравшие рядом с ним люди ничем не могли помочь командиру. Невероятным усилием Мишель пополз по жиже в сторону твёрдой почвы. Там его подхватили те, кто сумел вылезти... Кому повезло меньше, тот остался в болоте.
— Выходим отсюда! Быстро! — послышалась команда полковника Муравьёва-Апостола. — Всем выйти из леса к дороге! Построиться!
Когда солдаты отошли к дороге, Сергей Иванович увидел, что его лучшего друга несут на руках:
— Господи, Мишель, — растерянно сказал полковник. — Как же так?
— Знаете, Сергей, — слабо улыбнулся Михаил. — Однажды мне приснилось, что и вас, и меня повесили. Причём верёвка почему-то лопнула. Но вместо того чтобы помиловать, как это принято, нас опять-таки потащили на виселицу. Знаете — это был самый скверный сон в моей жизни! Merde!
— Молчите, Мишель, вам нельзя говорить, — попытался остановить молодого офицера бывалый полковник. — Сейчас лекаря кликну!
— Ерунда. Пуля в животе да болотная грязь в ране... Но это — гораздо лучше, нежели виселица... Merde!
...Капитана Бестужева-Рюмина похоронили в братской могиле вместе с нижними чинами. Неподалёку от могил пришлось оставить несколько раненых. Двое были ранены легко, но не смогли продолжать путь. Ещё двое — умрут через день-два. Два десятка с лишним не выбрались из болота да ещё десятка три пропали без вести. То ли дезертировали, то ли потерялись в лесу, в двух верстах от дороги! За два дня войско потеряло более двухсот штыков и всю кавалерию. А впереди, если брать за переход тридцать вёрст, было ещё не меньше четырёх...
Но самое худшее случилось с утра, после ночёвки. Выяснилось, что далеко не все хотели идти дальше! Первыми начали «бузу» малоросские «пластуны».
— Нэ пийдем дале! — грозно орал бывший наказной атаман Гречуха. — Пущай москали сами свои дела делают!
— Нэ пийдем! — вразнобой орало воинство, потрясая саблями. — Обратно хотим, на нэнку Украйну! Виртаемо взад!
Господа старшие офицеры и генерал наблюдали за этой картиной с некоторого отдаления. Муравьёв-Апостол, почерневший и спавший с лица после похорон Мишеля Бестужева-Рюмина, Еланин, баюкавший раненую руку, мрачный майор Терёхин, назначенный исправляющим обязанности командира полка вместо убитого Бестужева-Рюмина, и генерал Каховский.
— Господин капитан, — прервал молчание генерал. — Что же нам делать с повстанцами? И, заметьте, — ядовито добавил он. — С вашими подчинёнными, между прочим...
— Можно, наверное, заставить их подчиниться, господин генерал, — ответил на колкость Еланин. — Только не знаю как.
— Что-то новое... Командир отряда не знает, как заставить солдат подчиниться, — удивлённо впялился на него Каховский. — Просто — сходить и приказать! Или вы предлагаете сделать это мне?
— Боюсь, Пётр Григорьевич, что и Вас они тоже не послушают, — вмешался полковник Муравьёв-Апостол. — Это — не солдаты. Это — вольница. Возможно, в открытом бою сражались бы стойко и смело. Сейчас, когда стреляют в спину, они растерялись.
— И что же вы предлагаете делать?
— Думаю, их нужно отпустить, — высказал невероятное предложение Еланин.
— Объяснитесь, — холодно потребовал генерал.
— Вы командуете пехоте идти дальше, на Тихвин, — начал объяснять Еланин. — Ну а я, в свою очередь, заявляю своим хохлам, что те, кто хочет, может убираться к... чёртовой матери.
— Тогда уж к бисовой... — засмеялся Каховский, понявший идею.
Павел Николаевич Еланин вышел к «ополченцам», которые вновь стали напоминать ту самую плохо управляемую толпу, которую он увидел в Могилёве.
— Молчать! — негромко прикрикнул капитан.
— А ты нам рот не затыкай, — на чисто русском языке проорал ему в лицо атаман Гречуха. — Ты куда нас завёл, господин капитан? В лес да в болото?
— Убирайтесь, — холодно сказал офицер.
— Что значит — убирайтесь? — опешил «атаман».
— Убирайтесь обратно в Малороссию. Вы — дезертиры. Удерживать я вас не хочу и не могу. Но знайте, что в следующий раз, если мы с вами встретимся, вас повесят.
Еланин, морщась от боли в раненой руке, развернулся и пошёл. Незадачливые бунтовщики растерянно смотрели ему вслед.
В это время уцелевшие офицеры строили оставшихся в живых солдат. Всё же даже без «пластунов» в отряде ещё оставалось более пятисот человек. По старым меркам — что-то около батальона. Ну а по новым — два полка, сведённых в отряд.
Еланин занял место среди офицеров, в голове колонны. Каховский дал отряду отмашку: «Вперёд». «Повстанцы», наблюдая уход пехоты, немного постояли и... пошли следом, сообразив, что если они и дойдут до Петербурга, то уйти потом в Малороссию целыми и невредимыми маловероятно...
Солдаты, приученные к суровой дисциплине, покорно шли. Но вот только каждый второй был теперь чрезмерно подозрительным. Шли со взведёнными курками и время от времени кто-нибудь да стрелял. Хотя дорога и проходила по чистому пространству, то тут, то там росли кустики, деревья или просто поросль рогоза. Ни унтеры, ни офицеры ничего не могли сделать, чтобы остановить беспорядочную пальбу, которую поднимали солдаты по всему, что казалось подозрительным...
Дорога затягивалась. К вечеру стало ясно, что вместо положенных сорока вёрст отряд проделал не более десяти. Ночлег желанного отдыха не принёс. Солдаты, нервничающие и дергающиеся от малейшего шума, не могли спать. Костры разводить тоже не рискнули, что означало, что ни каши, ни чая вечером не будет.
— Такого я ещё не видел, — озабоченно произнёс полковник Муравьёв-Апостол, когда старшие офицеры собрались на совещание. Из гордости они не стали искать укрытие.