Кровавый снег декабря

— Чего же меня-то спрашивать, коли вы всё знаете? — ответил Клеопин, радуясь в душе, что всё, кажется, получилось...

— Из любопытства, полковник, из любопытства. Господа Бистром с Трубецким — люди военные. Они-то, кажется, поняли, в чём ваша-то роль. Да ведь и я не дурак. Вы «укрепили» Петропавловку. Раньше Закревский десант и высадить бы не сумел. А тут — чуть ли не у самого памятника.

— Боитесь, что памятником всё началось да памятником и закончится?

— Боюсь, — без тени смущения сказал Сперанский. — Но ведь кроме крепости вы ещё какой-то подвох приготовили?

— Разумеется, — не стал кривить душой Николай. Тем более что скрывать правду смысла уже не было.

— И в чём же подвох?

— В том, господин Сперанский, что в тыл вашему войску ударят не только из крепости, но и из самого города. Всё-таки тыщи три ополченцев...

— Стало быть, шпионы Бистромские не всю правду раскрыли...

— А много шпионов-то? — полюбопытствовал Николай, хотя и предполагал, что в Тихвине они были.

— Точное число не скажу. Но доложили они господину военному министру, что готовится, дескать, полковник Клеопин столицу штурмовать. Князь Трубецкой в это не поверил. Считал, что с четырьмя тысячами против наших сил вы не пойдёте. А вот Бистром решил, что очень даже можете.

— В общем-то, оба они правы были. Только операцию сию не я разрабатывал, а генерал Закревский. Единственно — ускорить её пришлось, потому что крепость Петропавловская мятеж учинила. Но это — только на руку нам было.

— Ну, и то, что Лазарев флот уведёт, тоже вам на руку сыграло... Как я подозреваю, где-то на подходе ещё и корпус императора Михаила?

На подходе или нет, Клеопин не знал. Если списаться с Финляндским губернатором и командующим Отдельным корпусом Закревским удалось быстро, то ответа от императора Николай дожидаться не стал. Но мог предполагать, что государь не оставит такой удобный момент без внимания. Ответил уклончиво:

— Всё может быть.

— То, что Вас до сих пор не расстреляли, — это моя заслуга, — проникновенно сказал Сперанский.

— Благодарствую. Чем такой честью обязан?

— Насколько мне известно, Вы, господин полковник, имеете особые права. Вот — бумага за подписью генерала Киселёва. Не обессудьте, в вашем кармане была. Там же и Манифест об амнистии нижним чинам. Ну, и «чёрный» список.

— Вы мне льстите, — усмехнулся Клеопин. — От «чёрного» списка я вас спасти не сумею...

— А мне этого и не нужно. Вот, сударь, послушайте...

Сперанский достал из ящика стола большую кожаную папку. Вытащил лист серой бумаги, исписанной мелким и чётким почерком, стал читать:

— Пункт первый: Законодательное собрание не будет иметь власти санкционировать свои собственные постановления, но его мнения должны быть выражением народных желаний. Пункт второй: Члены судебного сословия будут свободно выбираться народом, но надзор за соблюдением судебных форм и охранение общественной безопасности будут лежать на правительстве. Третий пункт: Исполнительная власть должна принадлежать правительству, но, чтобы оно не могло исказить или уничтожить закон, необходимо сделать правительство ответственным перед законодательным собранием...

Затем, оторвавшись от чтения, спросил:

— Поняли, что тут написано?

— В общем, да, — кивнул Клеопин, но уточнил — Вы бы эти бумаги государю императору показали...

— Я прекрасно знаю, что и меня, и Бистрома, и Трубецкого — убьют на месте. От вас прошу только одного: передайте императору эти бумаги... Знаю, что меня спасти вы не в силах. Но, по крайней мере, император прочтёт.

Сперанский грустно улыбнулся. Теперь перед полковником сидел не монстр и не чудовище, а усталый пожилой человек, который так разочаровался в этой жизни, что совершенно спокойно говорит о собственной смерти.

— Знаете, молодой человек, этот проект я составил ещё в 1809 году. Тогда я надеялся, что Россию можно сделать свободной страной...

— А как же государь император? — удивился Николай. — Ведь без императора России быть немыслимо...

— Знаете, то же самое высказал Карамзин. Он тогда записочку написал, где уверял, что государь не имеет права ограничить свою власть, потому что Россия вручила его предку самодержавие нераздельно.

— Михаил Павлович радеет за свой народ, — убеждённо сказал Клеопин. — Вам же известно, что крепостное право отменено. Крестьянин теперь волен жить так, как он хочет. Будет крестьянин богатеть, а страна наша — процветать...

— А потом? — прищурился Сперанский. — Когда крестьянин разбогатеет?

Этого Николай не знал. Но всё-таки попытался найти достойный, как ему казалось, ответ:

— А что же ещё мужику надо? Будет жить-поживать да добра наживать.

— Нет, друг мой, — вздохнул Михаил Михайлович. — Рано или поздно, но он тоже захочет власти. Как во Франции. Денег у третьего сословия много, а власти — никакой. Придёт, скажем, богатый буржуа в театр, сядет в кресло. А какой-нибудь маркиз, что без штанов ходит, его из этого кресла палкой... Так вот и наш мужик. Рано или поздно, но захочет и государством управлять, и законы писать...

— М-да, представляю себе, как мужик будет законы писать, — покрутил головой полковник лейб-гвардии.

— А так и будет — по-мужицки. Беда ведь господ Трубецкого и прочих, что они мужика-то всерьёз не приняли. Вот ежели бы они сами крестьянам вольную дали, а не император Михаил, тут бы было...

Николай хотел было возразить, но передумал. Если бы в этой ситуации, да крестьянскую войну вроде «пугачёвщины», то и подумать-то страшно...

— Так-то вот, — хмыкнул Михаил Михайлович, довольный произведённым эффектом. — Ну так как, отдадите мои бумаги императору?

— Если жив останусь, то непременно отдам, — твёрдо сказал Николай.

— Постарайтесь донести до Михаила Павловича, что если он не поделится властью с остальными сословиями, то рано или поздно эти сословия сами власть заберут... И, самое скверное, ежели к власти придут хамы.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

«Политические права принадлежат, при условии владения собственностью, дворянству и среднему сословию; к последнему принадлежат купцы, мещане, однодворцы и все крестьяне, владеющие недвижимой собственностью в известном количестве. Низшее сословие, в котором числятся помещичьи крестьяне, мастеровые, их работники и домашние слуги, должны иметь общие гражданские права, но не имеют прав политических. Переход из низшего класса в средний открыт всем, кто приобрёл недвижимую собственность в известном количестве. Законодательное собрание, иначе — «Государственная дума», собирается ежегодно без всякого созыва. Предложение и утверждение закона должно принадлежать одной державной власти, но ни один закон не может иметь силы без рассмотрения в ней».

Из « Конституции Российской империи» 1827 года, в основу которой были положены соображения покойного М.М. Сперанского.

Бумаги были переданы Его Императорскому Величеству полковником гвардии, генералом от инфантерии и кавалером Н.А. Клеопиным.