Кровавый снег декабря

Генерал Ермолов взял пакет. Задумчиво покачал его на ладони, как бы взвешивая. Потом вновь обратился к собеседнику:

— Давайте-ка, Вильгельм Карлович, пока я бумаги читаю, вы в баньку сходите. Потом перекусим, да и отдохнёте с дороги. Я полагаю, что вы за всё это время ни помыться толком, ни отдохнуть не могли. Бельишко чистое вам мой денщик спроворит, я уже распоряжусь. И давайте-ка, братец мой, не спорьте. Я хоть и не посланник, но покамест сам здесь командую, — и, не слушая возражений, Ермолов гаркнул: — Гаврилыч, отведи барина в баню! Да бельишко ему подбери.

Когда дверь за гостем закрылась, Алексей Петрович вскрыл грязный, ломкий, словно покрытый угольной коркой пакет. От долгого соприкосновения с телом сургучные печати покрошились, но было видно — все в целости. На печатях просматривался орёл. Но уже новый орёл, без гордых корон Российской империи. «Вот ведь, — грустно подумал генерал, — успели. Что же за послание? Наверняка будут требовать, чтобы я срочно повернул корпус на Петербург».

Генерал Ермолов не ошибся. В послании было сказано следующее:

«Генералу от артиллерии, командующему Особым Кавказским корпусом Алексею Петровичу Ермолову. Секретно Ваше Высокопревосходительство, настоятельно требуем, чтобы вы немедленно повернули Отдельный Кавказский корпус в Россию и привели его в Санкт-Петербург для защиты Отечества. Кроме того, сообщаем Вам, что по решению исполнительного комитета вы назначены членом Временного правительства. Члены Временного правительства:

Председатель:

князь, полковник С.П. Трубецкой

Непременные члены: Г.С. Батеньков Н.С. Мордвинов

М.М. Сперанский, К.Ф. Рылеев

С.-Петербург. 12 января 1826 года»

Из перечня фамилий незнакомой показалась только фамилия Рылеева. «Хотя, — вспомнил вдруг генерал, — это ведь, кажется, поэт». Вспомнились и стихи Рылеева, которые ему как-то показывал Якубович. Что-то там о солдате или о мужике, который нёс три ножа: на вельмож, на бояр и на царя. Тогда эти стихи просто позабавили генерала, а сейчас он только покрутил головой на мощной шее.

Пока генерал разбирал послание и размышлял, пришёл Кюхельбекер. И хотя денщику удалось найти чистое бельё, одежды подходящего размера не нашлось. На посланника напялили чуть ли не солдатские шаровары, из-под которых нахально выглядывали подштанники. Черкеска, наброшенная поверх нательной рубахи, довершала картину. Но всё-таки чистенький Вильгельм Карлович был счастлив. Правда, теперь ужасно хотелось спать. А ещё — есть.

— Садитесь, — радушно пригласил хозяин, размышляя, куда бы деть послание, — то ли в печку, то ли в дела для исполнения. — Откушаем, чего Господь послал.

Зашёл верный Гаврилыч и принялся разбирать бумажный завал на рабочем столе генерала. Когда это ему более-менее удалось, стал носить кушанья.

Разносолов за столом у генерала не было. Но всё-таки имелись уха, фасоль, фрукты, сыр и лепёшки.

— Вы уж, Вильгельм Карлович, простите. Стол у нас нынче скромный. Не ждал гостя, не обессудьте старика. Вот, попробуйте ушицы, — потчевал грозный генерал посланника правительства России, словно любящий дядюшка любимого племянника.

Наголодавшемуся в дороге Кюхельбекеру скромная пища показалась райской. Он торопливо, забыв о манерах и приличиях, ел уху. И даже не ел, а хлебал, словно какой-нибудь крестьянин, умаявшийся на покосе. А генерал между тем продолжал:

— Великий пост нынче, поэтому мясного ничего нет. Вот ужотка к вечеру прикажу казачкам барашка забить. Будет и похлёбка, и шашлык. Как говорит батюшка наш, отец Алексий, путникам и больным во время поста можно послабление сделать. Берите яблочки. Они здешние, из станицы. А вот сливы — так те из самой Имеретин приехали. Жаль вот, из России привоза совсем нет. Хочется чего-нибудь нашенского. В пост-то, сами понимаете, лучше рыжички да капустка квашеная, да огурчики наши. Эх, ну где их взять? Попробуйте-ка сыра овечьего.

Не забыли вкуса? Помните, как мы тогда хорошо посидели? Вы да я, да Александр Сергеевич Грибоедов, да писатель тот, Юрий Николаевич Тынянов, вроде бы? Шашлык, сыр, свежая зелень и вино грузинское. Настоящее вино, а не те помои, что в Россию сплавляют. Эх, славное было время. И хотя пришлось мне тогда Вас от греха подальше в Россию спровадить, но всё же лучше, нежели бы вы под пулю горскую попали или опять кого-нибудь на дуэль вызвали. Ну как, перекусили?

Насытившийся Кюхельбекер довольно кивнул.

— Ну-с, братец мой. А теперь расскажите, что же теперь творится в Петербурге?

— А что, собственно, вас интересует? — поинтересовался гость.

— Да, собственно говоря, интересуют меня не события 14 декабря. Ими пусть историки да литераторы занимаются теперь. Известия с Сенатской площади и до нас дошли. Знаю, что были вы в числе зачинщиков бунта и что стреляли в великого князя Михаила Николаевича, ныне являющегося государем, императором. А ведомо ли вам, милостливый государь, — внезапно перешёл Ермолов от тона доброго дядюшки к своему обычному, властно-грозному, — что по приказу Его Императорского Величества Михаила Николаевича Романова вы находитесь в главном списке государственных преступников?

От подобного перехода бедный Кюхельбекер просто растерялся. Но всё же это уже был не прежний коллежский асессор, присланный из Министерства иностранных дел в почётную ссылку на Кавказ. Впрочем, он и раньше не был трусом, а уж после Сенатской площади...

— И что сие значит, господин генерал, объяснитесь? — холодно спросил Вильгельм Карлович. — Я здесь не частным порядком, а представляю собой законное правительство России.

— Голубь вы мой, Вильгельм Карлович. Какое законное правительство? Это после цареубийства-то? По всем человеческим и божеским законам вы — представитель самозванцев и преступников. И пусть вы трижды посланник, но на Кавказе командую я. Вот, извольте.

Ермолов вытянул из кучи бумаг, аккуратно сложенных Гаврилычем, внушающий почтение документ. Кюхельбекер глянул.

«Мы, Божию милостию Император Всероссийский, король Польский, великий князь Финляндский и Грузинский Михаил Николаевич, приказываем всем губернаторам и воинским начальникам Российской империи принять меры к немедленному задержанию или немедленному искоренению нижепомянутых государственных преступников:

1. Каховский Пётр Григорьевич; 2. Батеньков Гавриил Степанович; 3. Трубецкой Сергей Петрович; 4. Кюхельбекер Вильгельм Карлович...».

Дальше Вильгельм Карлович читать не стал. Попал он в «чёрный список» ну, и попал. А чего он мог ожидать после неудачного выстрела в наследника престола, а ныне в государя-императора?

— «Чёрные» списки, — буркнул он. — Что и следовало ожидать. Мы, по крайней мере, таких реестров не составляем.

Бедняга Кюхельбекер не знал, что список, составленный Батеньковым, был не в пример больше...

— То-то вот, братец, Вильгельм Карпович, — перешёл генерал на упрощённую версию отчества Кюхельбекера, — попали вы не в «чёрные», а в расстрельные списки. А я должен сейчас крикнуть караульного начальника да и расстрелять вас где-нибудь. Желательно — так прямо во дворе. Мои солдатики да казачки к таким вещам привычные, а для чеченов нет большей радости, нежели когда русский русского бьёт. А вы тут правительства создаёте...

— Позвольте, Алексей Петрович. Но ведь вы тоже — член этого правительства. И мне-то, собственно говоря, и предложено...

— Да что предложено? Вы в курсе или нет, что перед сообщением о «революции» (тут генерал поморщился) к нам прискакал гонец? Мы ведь тоже вначале Константину Павловичу присягали, а потом, уже двадцать шестого декабря, — императору Николаю. И получается, что весь Кавказский корпус должен подчиняться тому, кто вступил на престол вслед погибшему императору, сиречь государю-императору Михаилу Павловичу! И что вы теперь предлагаете — встать в один строй с клятвопреступниками?

— Мы не клятвопреступники. Мы Николаю не присягали. Но ведь вы, господин генерал, всегда сочувственно относились к либеральным идеям. И мы изрядно на вас рассчитываем. Мы были уверены, что вы и ваш корпус помогут новой России. Поймите, Алексей Петрович, — принялся горячиться Кюхельбекер, — в России начинается гражданская война. Ладно, если вам угодно, мы — цареубийцы и преступники. А что дальше? Но Михаил Николаевич Романов, которого объявили царём, сидит сейчас в Москве и собирает войска. Эти войска к нему подходят. Мы имеем достаточно сил, чтобы дать отпор. Но это означает затяжную, кровавую войну. Если вы приведёте корпус, то можно покончить с мятежниками одним ударом. И в этом случае наше правительство будет признано Западом. А будет признано — то и будет законным. Потом, когда мы укрепимся, то сделаем то, что хотели. Русский народ — свободный и счастливый — сам изберёт своё правительство и тот путь, по которому должен пойти. И должен он жить без царей, и править должны справедливые законы!