Кровавый снег декабря

После десятка повешенных уголовничков на улицах стало тихо и спокойно. Правда, светское общество восприняло идею «комендантского» часа отрицательно. Любители полуночных балов и раутов сильно возмущались. А два лихих капитана, возвращавшихся с какого-то бала, попытались проткнуть шпагами караульного подпоручика. Но подчинённые младшего офицера, вместо того чтобы, не вмешиваясь, позволить господам благородно помахать клинками, поступили очень неблагородно. У одного капитана выбили прикладом саблю (попутно сломав и руку), а второго, который схватился за пистолеты, тут же и застрелили. И, что существенно, после проведённого расследования никто не был наказан. А подпоручика произвели в поручики. После подобного карамболя балы стали начинаться засветло, а заканчиваться, как и положено, часов в девять. Чтобы у господ балетоманов было время разъехаться по домам и квартирам. Теперь уж действительно улицы Москвы с десяти вечера и до пяти утра казались вымершими.

Вот с такой вот диспозиции для обывателей и гостей столицы (ежели кто не спал ещё, а сидел у окошка, прихлёбывая кофий или водку и пялясь на пустынные улицы) казался странным довольно приличный отряд всадников, не похожих на ночной дозор. Во-первых, потому что чересчур многочисленный. Во-вторых, где же видано, чтобы патруль был такой «разнокалиберный»? Кто в шубе, кто в шинели, а кто и вообще — в одном мундире, но с генеральскими эполетами? В-третьих... Ну, это если кто-то сумел бы услышать обрывки разговора, то мешанина из русского и французского странной бы не показалась. А вот что означает Москва «Wcezorowanego»?[2] Слово «Москва», пусть и произнесённое с каким-то пшиканьем, понятно. Но почему пустынная зимняя Москва — это самое «wcezorowanego»?

Кто бы сейчас узнал в передовом всаднике великого князя Константина Павловича, который даже умудрился считаться русским императором в течение двух недель? У детишек покойного ныне императора Павла Петровича, разница в возрасте была очень даже приличная. Второй сын, Константин, вполне годился в отцы самому младшему — Михаилу.

Нелегко быть младшим братом в семье. Достигни ты хоть каких вершин, для старших ты всё равно остаёшься сопливым мальчишкой. Вот только если младший брат не стал в одночасье императором одного из крупнейших (и, несмотря ни на что, — сильнейших!) государств в мире.

Константин Павлович, великий князь, наместник императора в Царстве Польском, главнокомандующий Волынского и Литовского корпусов, кавалерийской дивизией, кавалер многих иностранных (российских, само собой, с рождения) орденов, прибыл в Москву. Узнав, что брат пока квартирует у губернатора, вместе со всей пышной свитой двинулся прямо к дому.

Подъехав к дому губернатора, Константин, будучи неплохим военным, сразу же оценил удобство его расположения. Трёхэтажный особняк был обнесён двойной оградой: внешней, решетчатой, и внутренней — кирпичной. С одной стороны к дому примыкала Москва-река, а со всех остальных — пустыри с редким кустарником. Словом — к такому дому невозможно было подойти незамеченным. И, напротив, защищать его было очень удобно.

Константин уже представил, как испуганный братец, по глупости принявший корону, будет робко смотреть ему в рот. Ну, а уж он как-нибудь сумеет помочь мальчишке.

В первую очередь нужно позаботиться о свите, которая изрядно устала. «Наверное, — подумал наместник Польский, — придётся занять первый этаж. Так даже лучше, надёжнее».

Он уже стал подъезжать к воротам, показывая жестом: «Отворяй, мол, пошире!», как случилось нечто странное. Караул, состоявший из одного прапорщика и двух унтеров в громадных тулупах, не вдаваясь в подробности, сообщили: «Великому князю — добро пожаловать, остальные господа — будьте добры подождать снаружи».

Рассвирепевший Константин, в одночасье выхватив шпагу, стал было уже приказывать своим свитским брать ворота штурмом, как двор заполнился солдатами. Нижние чины выстроились внутри решетчатой ограды в две шеренги, а какой-то капитанишка спокойно вытащил саблю, хладнокровно отдавая команды: «Первая-вторая шеренга — товьсь, ружья — на руку!»

Константину Павловичу приходилось и раньше видеть наглецов, но чтобы таких! Он грозно заорал на капитана: «Ты в кого целишь, мерзавец?!» В ответ на это капитан, как будто ему каждый день приходилось брать на мушку великокняжеских особ, подал новую команду: «Скусить патрон! Зарядить патрон! Великого князя — в прицел не брать. Цель-с! По остальным — залпом...» И очень скоро прозвучало бы завершение команды, после которой уйти по узкой московской улочке никто из свиты попросту не смог бы. Но, к счастью, прозвучал властный голос:

— Капитан Замятин, отставить.

Капитан, чётко и сразу (но с некой досадой в голосе) продублировал:

— Взвод, отставить! Ружья — к ноге.

К караулке вышел плотный мужчина в форме кавалергардского генерала. Откозыряв Константину, представился:

— Начальник личной охраны Его Императорского Величества, генерал-майор Пестель.

— Генерал, что у вас за безобразия творятся? — ярился Константин. — Па-пра-шу, сей секунд впустить меня и мою свиту к Михаилу.

— Ваше Высочество, — спокойно ответил кавалергард. — Прошу вас спешиться и следовать за мной.

— Генерал, вы забываетесь! — продолжал гневаться великий князь.

Верный сподвижник и советник Константина, генерал Карута, направил коня к князю и, смешно пришепётывая, прагматично заявил громким шёпотом:

— Васе Высочество, да спестесь вы в самом-то деле. Оне ше стрелять будут! Владимир Иванович Пестель — человек серьёзный!

Константин Павлович, оглядев своё сопровождение, не увидел в их глазах большого желания идти на штурм императорской резиденции... А караул по-прежнему вольготно стоял, прислонив ружья к ноге. Но, заметьте, в каждом стволе уже сидело по патрону... И великий князь не выдержал. Ругаясь по-русски, по-французски и даже по-польски, он спешился.

— Ваше Высочество, — обратился к нему спокойный, как скала, генерал Пестель. — Если вам угодно, можно отправить свиту на постой. Я дам сопровождающих.

Константин лишь отмахнулся: подождут, мол. И, одарив неласковым взглядом капитана Замятина, повелительно прорычал:

— Ну, генерал, ведите.

Константин Павлович не ведал, что это ещё не все сюрпризы, уготованные ему на пути к брату. В вестибюле особняка его остановил новый караульный офицер и опять-таки в чине прапорщика. Прапор, вероятно, не знал великого князя в лицо. Для него он был лишь высоким чином с «густыми» эполетами:

— Господин генерал, — обратился офицер к визитёру. — Прошу вас, вашу шпагу.

И требовательно протянул руку, чтобы взять оружие.

— Что?! Сдать шпагу?! — как раненая пантера, злобно завопил великий князь, вытаскивая оружие из ножен.

Генерал Пестель, следовавший за Константином, очень быстро встал между генералом и прапорщиком, который уже вытаскивал из кобуры пистолет.

— Господа, успокойтесь. Прапорщик, уберите оружие. Ваше Высочество — отдайте шпагу.

Константин Павлович, который по-прежнему держал оружие обнажённым, был уже близок к тому, чтобы наброситься на всех.

— Ваше Высочество, — с поклоном, примирительно начал Пестель. — У прапорщика есть список лиц, которые имеют право входить с оружием к Его Императорскому Величеству. Простите, но список подписан Его Величеством. А вас, к моему величайшему сожалению, покамест в этом списке нет.

— Генерал, а вам известно, кто я такой?

— Так точно. Вы брат Его Императорского Величества. А ещё вы — боевой генерал, который знает, что приказы не обсуждаются, а выполняются.

Константин гневно бросил оружие в угол. Но всё же урок ему явно пошёл на пользу. Заметно успокоившись, он спросил:

— И что, господа? Вы стали бы стрелять в брата Императора?

— Простите, я не знал, что вы — великий князь Константин Павлович, — просто, но с намёком ответил прапорщик.

— А если бы знали?

— Стрелял бы в ноги...

2

Зачарованная (польск.).