Страница 13 из 19
И лишь большой жилой дом весело смотрел чистыми стеклами, гравиевая дорожка была ухожена, крепкие ворота задвинуты массивным брусом.
Распутин первым добежал до дверей. Крикнул:
– Тут никого нет, замок висячий!
Соколов цыкнул:
– Чего орешь, блаженный? Заглянем в дом, коли пришли.
Сыщик подергал замок и петли. Вытащил уистити – что-то вроде трехлопастной вилки, минуту-другую покрутил – замок был у сыщика в руке.
Они вошли в дом. Тишину нарушало лишь громкое тиканье больших напольных часов, стоявших в гостиной, да сладко мурлыкал жирный кот.
Распутин огляделся:
– Дух жилой, вон посудины винные стоят, а вот и полбутылки кагора… Самый раз, дай-кось освежусь!
– Я тебе освежусь! Поставь на место. Последний раз говорю: не шуми! А то опущу в погреб до пришествия хозяина…
В просторной гостиной все было тщательно прибрано. Персидский шелковый ковер, устилавший пол, тщательно вычищен. В шкафу горкой сияла посуда.
Соколов удивился:
– Гершау какой аккуратный! Не всякие женские руки сумеют такой блеск навести, а к нему служанки убираться сколько дней не ходят!
В кресле-качалке был брошенный плед. На пледе лежал в красном переплете увесистый том. Соколов взял его в руки. Это были роскошно изданные Маврикием Вольфом детские рассказы Чарской.
Сыщик вновь удивился:
– Полковник читает Чарскую? Невероятно! Это ведь для детей и барышень. С кем время проводит наш несчастный полковник, с кем утешается?
Соколов распахнул громадный платяной шкаф. Он был полон женских нарядов.
– Похоже, что Эмилия не бежала… – задумчиво сказал сыщик.
– Почему так думаешь? – удивился Распутин.
– Да потому, что женщина никогда такие роскошные одежды не бросит, с собой возьмет. Надо тщательно дом осмотреть.
– Подымемся на чердак, может, там спряталась?
– На чердак обязательно полюбуемся. – Под Соколовым прогнулись деревянные ступени. – Только для какой надобности на чердачной двери замок висит, а? Очень удивительно! Так делает хозяин, когда не желает, чтобы домашние туда лазили. Стало быть, что-то скрывает от постороннего взгляда.
Распутин вошел в азарт:
– Граф, да оторви ты замок!
– Зачем чужое имущество портить? Мы его нежно – уистити. Вот, милости прошу, Григорий Ефимович, проходи.
На чердаке царил идеальный порядок, все с немецкой аккуратностью прибрано. В высокое застекленное окно широкой струей лился солнечный свет.
Сыщик внимательно огляделся.
Вдоль крыши стояли старинные сундуки. Соколов стал открывать крышки. Сундуки были набиты старинными французскими книгами в роскошных кожаных переплетах, семейными бумагами, пересыпанной порошком от моли одеждой ушедших эпох – фраками, бальными платьями, роскошными женскими шляпами, шелковыми с рюшками чепцами и прочим, что десятилетиями оседало в каждой приличной семье.
Наметанный взгляд сыщика остановился на странном предмете: чучеле какой-то большой птицы, стоявшей на небольшом шкафу, набитом русскими журналами времен Тургенева и молодого Толстого. Соколов подошел поближе, пригляделся и широко улыбнулся:
– Прекрасная птичка – королевский гриф. Поистине великолепное оперение. Взгляни, Гриша, передняя часть спины и крылья – красновато-белые, а хвост – погребально-черный. Водится в девственных лесах Южной Америки. Питается падалью. Но зачем этот экземпляр залетел на шкаф? И почему чучело любят брать в руки?
Распутин удивился:
– Почему, граф, ты так думаешь – берут в руки?
– На шкафу пыль лежит пластом, а возле птицы отчетливо видны следы пальцев – чучело часто снимают.
– Зачем?
– Это мы сей миг узнаем!
Соколов осторожно поставил птицу на сундук возле окна. Сказал:
– Недавно расследовалось дело о похищении казначеем Московского воспитательного дома Мельницким трехсот тысяч рублей. Начальник сыска Кошко перерыл весь дом казначея – ни-че-го! Встретил Кошко меня, говорит: «Знаю, что казначей – вор, но не могу деньги найти!» – «Сделай повторный обыск!» – «Какой смысл?» – «Прямой! Я с тобой пойду».
Распутин глядел в рот Соколова:
– И что?
– Кошко с радостью согласился. Пришли, хозяин спокойный, как вековой дуб в тихую погоду. Полицейские все переворачивают вверх дном, понятые скучают. Ни-чего-шеньки! А я гляжу – чучело белой цапли в детской комнате стоит. Взял в руки – тяжелое. Кинул взгляд на хозяина – он побледнел, кадык у него по шее носится, как хорек в птичнике. Распорол я шов на брюхе цапли – там деньги кипой, золотые монеты. Вот так-то, святой старец Григорий!
Распутин от удивления разинул розовую пасть:
– Надо же, прохвост лукавый этот казначей! Думаешь, граф, Генрих в этой птице капитал спрятал?
– Сейчас узнаем!
Соколов внимательно оглядел чучело грифа.
Распутин переживал:
– Деньги, поди, прячет, обалдуй африканский!
Соколов нащупал на брюхе грифа что-то твердое, похожее на небольшую пуговицу. С усилием нажал. Тут же раздался негромкий металлический звук, щелкнула какая-то тайная пружинка, отвалилась металлическая дверца, сверху заделанная перьями. Сыщик запустил внутрь руку.
Распутин вытаращил глаза.
Соколов вытащил бумаги. Разглядел, произнес:
– Шифры. Очень интересно! Так, а что тут?..
– Бинокль, всего-то…
Соколов разглядывал предмет, и впрямь внешне совершенно схожий с полевым биноклем марки «Цейс». Сыщик улыбнулся:
– Это штука хитрая! Это фотографический аппарат.
– Никак, портреты снимать можно? – удивился Распутин.
Соколов невозмутимо ответил:
– И очень хорошие. Не хуже, чем, к примеру, сделал с тебя Феликс Юсупов, когда ты с девицами развлекался. Еще можно фотографировать оборонительные укрепления, военную технику, самолеты – все, что надо разведке.
Распутин покачал головой:
– Неужто Гершау шпион? А я ему протеже оказывал. Сколько же нынче их развелось, лазутчиков, – страсть как много!
– Теперь, Гриша, тебя расстреляют вместе с Генрихом. О, тут, кстати, и порошок для симпатических чернил и куча негативов. Интересная находка! Придется задать хозяину несколько неприятных вопросов… Сегодня я сделаю своему заклятому другу Мартынову настоящий праздник. Большую птицу мы поймали, Гриша.
Распутин взмолился:
– Сдался тебе этот Мартынов! Он тебя, граф, не любит. Давай вначале найдем мою Эмилию! Душа горит, жажду ее, ненаглядную…
Приятный сюрприз
Они спустились вниз, заглянули на кухню, в кладовку. Очередь дошла до спальни. Соколов удивился:
– Во всем доме строгий порядок, а тут…
Распутин всплеснул руками:
– Граф, гляди, на стуле – халат, постель не прибрана.
– И подушек для одного полковника многовато – четыре штуки. А это что? Темный длинный волос. Тэк-с! – Сыщик положил ладонь под подушку, рассмеялся: – Ба, да тут еще тепло от недавно нежившейся персоны. Думаю – женского рода.
Распутин приятно заволновался, выкрикнул:
– Ты где, коварная Эмилия? Вылезай, все равно сейчас найду. – Заглянул под кровать, радостно закричал: – Тут дамские ночные туфли!
Соколов подошел к окну. Шпингалеты были подняты, а рамы лишь прикрыты. Сыщик растворил окно, выглянул наружу. И тут же весело сказал:
– Твоя возлюбленная не выдержала радости свидания и выпрыгнула в окно. Гляди, вот свежие следы пяток. Босой бежала. Услыхала наши голоса и прямо из постели…
Распутин потянул за рукав Соколова:
– Что, в окно сиганула? Пошли скорей в сад, найдем Эмилию.
Они двинулись по влажной черной земле. Под ногами шуршала прошлогодняя листва, хрустели неубранные ветки.
Через минуту их ждал замечательный сюрприз. Едва они миновали баню, как были поражены удивительным зрелищем: за бревенчатой стеной пряталась… голая женщина. Она стыдливо прикрывала груди, тщетно пытаясь скрыться от посторонних глаз.