Верность в Тени

Когда я услышала песню, которая играла в рандомизированном плейлисте, на меня нашло что-то необъяснимое, и мне нужно было двигаться. Это открыло колодец агонии, глубоко укоренившийся во мне, и мои эмоции захлестнули меня, когда песня закончилась. Впервые за месяц с тех пор, как мой мир рухнул, я снова почувствовала себя самой собой. Танцы помогли мне понять, что случившееся не уничтожило меня. Это помогло мне найти способ исцелиться после этого, сделать свою жизнь лучше, имея инструмент, чтобы поднять себя, когда воспоминаний становится слишком много.

Танец дает мне свободу решать, что определяет меня — не ужасные переживания или давление и ограничительные ожидания, которые на меня оказывают, а то, что я выбираю в своем сердце.

Я должна верить, что мое тело было создано для этой цели. Это то, для чего я всегда был предназначена, одаренная способностью передавать эмоции с помощью танца. Почему еще у меня были бы длинные ноги, гибкая фигура и глубокая тоска в моем сердце по движению, если бы я не рассказывала истории своим телом?

Если я не поверю в это со всей убежденностью, на которую я способна, тогда у меня останутся только темные мысли, которые задерживаются на краях моего сознания, ожидая, когда я сдамся. Но я этого не сделаю. Я отказываюсь слушать их зловещий шепот и болезненные бессвязные кошмары.

Вместо уроков балета, о которых я умоляла своих родителей в четырнадцать лет, мой отец преподал мне совсем другой, очень жесткий урок. Тот, который доказал, насколько жесток и уродлив мир под причудливой оболочкой.

Власть порождает жадность. Жадность стирает мораль. А без морали и власть, и жадность находят любую возможность уничтожить невинность.

С резким выдохом я хватаюсь за грудь. Нет. Я не могу пойти по этому призрачному пути. Мне не идет на пользу зацикливаться на полусформировавшихся воспоминаниях о худшей ночи в моей жизни.

Я должна выбирать позитивность, каждый день выбирать свет, чтобы он не топил меня.

Вытирая заблудившуюся слезу, я делаю глубокий, очищающий вдох, затем улыбаюсь своему отражению. Эта девушка-боец. Эта девушка работает над тем, чтобы быть сильнее с каждым днем. Эта девушка светится достаточно ярко, чтобы погасить любую тень, пытающуюся затащить ее под воду.

Я настраиваю свой телефон на запись, начинаю музыку заново и нахожу свою исходную позицию. На этот раз, когда я пробегаю через танец, я нахожу плавность. Это тянет меня через хореографию, и я пробираюсь мимо антенны. Восторженный вопль вырывается, когда я все делаю правильно.

Ухмыляясь, я работаю до тех пор, пока музыка не заканчивается, затем делаю несколько головокружительных шагов вприпрыжку к своему телефону, чтобы воспроизвести запись. Моя улыбка становится шире. Этот танец будет потрясающе смотреться в витрине.

Становится поздно, и мое дополнительное время в студии подходит к концу. Я с тоской оглядываю комнату, желая остаться, но боюсь, что мой отец взорвется, если я не вернусь домой. Тот факт, что он не разорвал меня на куски за то, что я ослушалась его, изменив мое расписание, бросив занятия, которые он сам выбрал для меня, заставляет меня нервничать. Он контролирует все остальное в моей жизни, поэтому я не знаю, почему он упускает из виду мою бунтарскую потребность заняться любимым делом до того, как я закончу Университет Торн-Пойнт. Тем не менее, я не жалею, что последовал совету Роуэна сделать то, что я хотела.

Лучше не испытывать судьбу, возвращаясь домой слишком поздно.

Я снимаю струящуюся рубашку и полотенце, прежде чем надеть шикарное платье-свитер и свою любимую пару Валентино. Схватив свое шерстяное пальто верблюжьего цвета и новую сумочку, я рассматриваю себя в зеркале.

Эта девушка тоже я. Женственность заставляет меня чувствовать себя хорошо. Это вселяет в меня уверенность в том, что я могу взять свою жизнь за свои пресловутые рога.

Я подмигиваю своему отражению и, выходя из студии, выключаю свет. Охранник кампуса, дежуривший ночью, патрулирует двор снаружи здания искусств. Мы стали хорошими друзьями благодаря всем поздним ночам и дополнительному времени, которое я провела в кампусе за последние несколько недель. Я приношу ему кофе, когда приезжаю, и всегда желаю ему доброго вечера на обратном пути.

Я машу рукой.

—Спокойной ночи, Том.

—Спокойной ночи, мисс Вонн. Ты все правильно сделала?

Сияя, я делаю для него такой поворот, от которого мое пальто раскрывается веером.

—Прибила его!

—Хорошая работа. Продолжай практиковаться.

Веселый смех, полный радости, вырывается у меня, пока я нахожу свой телефон, чтобы написать своему водителю. Учитывая, что в студенческом сообществе полно высококлассных студентов, я не единственная в кампусе, у кого есть шофер, но я бы хотела, чтобы папа не настаивал на нем. Я бы лучше сама поехала. Что еще хуже, он сменил милого старичка, который возил меня в школу и из школы с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, на нового парня, который всегда пялился на меня.

Как только я сообщаю ему, что направляюсь в гараж, в котором он меня ждет, я переключаюсь на поток сообщений с Роуэн. Двадцать минут назад она отправила сообщение, что сегодня вечером она в кампусе с Леви, чтобы встретиться со своим консультантом.

Крошечный трепет пронзает меня при надежде пересечься с Леви. Высокий, темноволосый и задумчивый, он всегда имеет постоянный, дьявольский хмурый вид. Я уверена, что это должно держать меня на расстоянии вытянутой руки, но он такой красивый, что я не могу не находить его очаровательным.

Я не видел Роуэна с тех пор, как поехала в обветшалый отель "Коронованные вороны" —клубное здание, в котором они прячутся. У них может быть ужасающая репутация, которая всех до смерти пугает, но я не боюсь противостоять им, когда дело доходит до того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Для меня это ребята, которых я знаю целую вечность, некоторые из них с тех пор, как мы были малышами в самых престижных дошкольных учреждениях города.

После того, как я пригрозила выломать дверь своими дизайнерскими туфлями во время прямой трансляции, печально известный и пугающий Рен Торн предоставил мне доступ к моему скорбящему другу.

Айла: Считай, что эта последовательность поворотов официально моя сучка [эмодзи короны]

Роуэн: Черт возьми, да! [черное сердце]

Айла: Я еду на свою прогулку, хочешь выпить кофе в том месте, которое ты любишь за пределами кампуса? У меня есть, может быть, еще 30 минут, прежде чем я рискну навлечь на себя папин гнев.

Мои родители обычно отсутствуют, но когда они рядом, я остро чувствую, как кто-то дергает меня за ошейник на шее. От меня ждут, что я буду подчиняться их прихотям. Урок, который папа дал мне в четырнадцать лет, главная причина, по которой я это делаю. До недавнего времени, когда моя потребность идти своим собственным путем перевешивала страх, что урок может повториться.

Шум, эхом разносящийся по гаражу, отвлекает меня, прежде чем я читаю ее ответ. Мое сердце колотится, и я замираю, ища источник позади меня. Здесь только я и несколько машин. Нахмурившись, я кладу телефон в сумочку и иду в конец ряда, где всегда припаркована городская машина.

Чем ближе я подхожу, тем больше волосы у меня на затылке встают дыбом. Что-то не так, но я не могу понять, в чем дело.

Я не понимаю, в чем дело, пока не дохожу до конца ряда. Здесь нет городской машины.

Нахмурив брови, я достаю из сумочки телефон, чтобы позвонить водителю.

Еще один звук — на этот раз прорычанная команда — заставляет меня обернуться. Человек во всем черном выходит из тени. На другой стороне ряда появляется еще один. Они оба направляются в мою сторону.

Я отступаю на шаг, потом еще на один, чуть не спотыкаясь на каблуках. Мои глаза расширяются, когда мужчины обмениваются взглядами и ускоряют шаг. Дерьмо!

Сердцебиение учащается, я взлетаю, пальцы болят от того, что я сжимаю телефон, чтобы не уронить его. Тяжелые, грохочущие шаги мужчин следуют за мной.