Сезон дождей

– Извините, бога ради, – голос адвоката выдернул Евсея Наумовича из задумчивости, да так, что он уперся ладонями о подлокотник кресла и приподнялся.

– Сидите, сидите, – почему-то шепотом проговорил Зусь. – Извините. Но я не виноват.

– Ничего, ничего, – проговорил Евсей Наумович. – Вот, задремал, понимаете, в ваших апартаментах.

– Я и сам здесь не прочь подремать, – подхватил Зусь. – Помощница не дает. Работайте, говорит, выручайте заблудших, и бог не оставит вас своими милостями.

– Ну вы скажете тоже, Григорий Ильич, – помощница протянула адвокату серую пухлую папку.

Зусь принялся просматривать бумаги, гундя под нос какую-то мелодию. Временами он умолкал, возвращаясь к просмотренным страницам цепким взглядом черных глаз.

– Хорошо! – Зусь захлопнул папку и улыбнулся Евсею Наумовичу. – Сегодня взбалмошный день. Мой клиент, бывший директор ликероводочного завода, ждет ответ на кассацию. К сожалению, дело двигается не так быстро, как бы ему хотелось, всплывают новые обстоятельства. Причем не в его пользу… А сегодня он расплакался – в камере над ним издеваются, требуют от родственников деньги. Вы не слышали о деле ликероводочного завода?

Евсей Наумович покачал головой: нет, не слышал.

– Об этом писали многие газеты. Конкуренты подставили директора, подожгли цех, сгорело два человека. Потом завод-погорелец купила московская команда. Уже половину города скупила Москва. Им, подлецам, некуда деньги девать, тянут щупальца к Северной столице. То ли еще будет.

Евсей Наумович заерзал в кресле.

– Да, да. Извините, Евсей Наумович. Сейчас займемся нашими делами. Еще одну секунду! – адвокат подозвал помощницу и попросил ее пойти оплатить счет за сотовый телефон.

Проводив взглядом помощницу, Зусь жестом предложил Евсею Наумовичу пересесть к столу.

– Курите? – Зусь бросил на стол коробку сигарет и зажигалку.

– Нет, не курю. И кофе не пью, а также чай.

Зусь догадливо кивнул в сторону двери, за которой скрылась помощница, и засмеялся. Глубокие складки в уголках загибались вверх, придавая лицу веселое выражение. Кончик носа при каждом вдохе забавно набухал, расширяя ноздри, точно у пса. Внешность широкоплечего крепыша с лобастой головой, покрытой копной смоляных волос наподобие кавказской папахи, никак не вязалась с образом адвоката.

Евсей Наумович не сомневался, что Лизу с ним связывало нечто большее, чем случайное знакомство. Но не стоило заострять на этом внимание, молодая женщина ничем ему не обязана. Тем не менее мысль эта червячком подтачивала настроение Евсея Наумовича. В городе пруд-пруди адвокатов, а ему надо было пойти на поводу у Лизы. Что это? Особая изощренность – свести Евсея Наумовича с одним из своих клиентов? На Лизу это непохоже.

Зусь обогнул стол, с лёту уронил себя в высокое кресло на колесиках, чуть оттолкнулся ногами и, отъехав от стола на некоторое отдаление, хохотнул, точно проказник-мальчишка. И Евсей Наумович улыбнулся, сам не зная чему.

– Так вот, любезнейший Евсей Наумович, – произнес Зусь. – Хочу поведать вам о малоприятной ситуации. Городская прокуратура раскручивает крупное дело по сто двадцать пятой статье УК России – подмена ребенка. Со сроком до семи лет. И тут же, как грибы после дождя, появляются другие статьи в связке со сто двадцать пятой. Фигуранты – сотрудники нескольких родильных домов: врачи, медсестры. Находясь в преступном сговоре, фигуранты день и ночь в течение многих лет работали на эти статьи. Обрастая соучастниками и свидетелями. Дело разрасталось, как снежный ком. Приехала даже бригада из Москвы.

– Опять Москва? – вставил Евсей Наумович, не совсем понимая, какое он-то имеет отношение к этому делу.

– Выходит опять, – кивнул Зусь. – Но вами занимаются местные. Этот тип Мурженко.

Евсей Наумович наблюдал, как двигаются губы адвоката. Верхняя, белесая бесформенная полоска, едва коснувшись нижней, тугой и более темной, резко отделялась, точно от ожога. Выпущенные ими слова вкатывались в сознание Евсея Наумовича, подобно бочкам в погреб, занимая свое, заранее предназначенное место. А заняв, выстраивались в нечто, сквозь что Евсею Наумовичу не удавалось пробиться – он ничего не мог понять. Так он себя чувствовал и в кабинете следователя на Почтамтской улице – слушал и не мог понять, при чем тут он. Желая одного – поскорее убраться на свежий воздух, на умытую Исаакиевскую площадь, сесть в троллейбус – и к метро, а там и до дома двадцать минут.

Адвокат умолк. Он ждал. Евсей Наумович молчал и разглядывал поверхность адвокатова стола.

– Как я могу предположить, – продолжил Зусь, – гражданка Савельева родила ребенка.

– Кто это? – безучастно спросил Евсей Наумович.

– Савельева? – с некоторой обидой переспросил Зусь – Свельева – ваша подельница, Евсей Наумович.

– По-дель-ница?!

– Именно! – воскликнул Зусь. – Лицо, которое обвиняет вас в подстрекательстве к избавлению ее от ребенка.

– Так я. – пролепетал Евсей Наумович.

Зусь резко вскинул руку ладонью к клиенту и предложил не перебивать, слушать и вникать.

– Именно подельница! На что и направлена версия следствия. Согласно нашему с вами договору я ознакомился с делом, и нахожу его перспективным для дальнейшего своего участия. Если договоримся о вознаграждении.

Сдвинутые к переносице брови Евсея Наумовича слились в единую темную полосу из-под которой тревожно глядели карие, без блеска, глаза.

– А подробней, я сейчас не о гонораре, я по существу дела, – Евсей Наумович старался говорить спокойно.

Опытный адвокат Григорий Ильич Зусь отлично разбирался в психологии своих клиентов, и особенно в момент их первого ознакомления с деталями своих дел. В то время как следователи избегают нагружать подследственных деталями, адвокаты, наоборот, стараются поподробней раскрыть перед клиентом картину и нащупать козырной эпизод для построения защиты. Вот и Зусь старался детальней изложить добытую им информацию. Вся история началась в специализированном родильном доме. Согласно приказу Комитета по здравоохранению туда свозили рожениц без документов, не состоящих на учете в консультациях, и вообще бомжей – лиц без определенного места жительства. Понятное дело, такие мамаши нередко отказывались от своих младенцев. Чем и пользовались сотрудники спецроддома. Они подыскивали граждан, желающих заиметь детей со стороны, но при условии строгой секретности. Выкупали или, припугнув, просто изымали у девчонок-мамаш их обременительный «груз» и продавали страждущим. И так несколько лет. Все бы хорошо, пока дело не коснулось какой-то строптивой юной мамаши, не захотевшей, чтобы деньги за дитятю ушли в чужие руки. Более того, мамаша не поделилась барышом с патронажной сестрой. А та, в отместку, сообщила в милицию. Дело обрело всероссийскую известность. Количество фигурантов увеличивалось от допроса к допросу.

Зусь подобрал пачку, выбил сигарету, размял тугой патрончик и прикурил. Разогнал ладонью сизый дымок и продолжил:

– Теперь коснусь непосредственно наших с вами интересов, Евсей Наумович.

– Давно пора, – невежливо обронил Евсей Наумович. – Какое я имею отношение к этой галиматье?

– Не зарекайтесь. Это докажет следствие и суд.

Зусь раздвинул губы, показал сильные широкие зубы и задержал дыхание. Табачный дым нехотя вывалился изо рта рваными лохмами. Зусь скосил глаза к переносице в ожидании, когда весь дым обретет свободу. Не дождался, сомкнул губы и прогнал остаток через нос.

– По своей воле или под давлением, но Савельева показала, что избавилась от младенца, выбросив его в мусорный бак. А главное – не без вашего участия, Евсей Наумович. Вы принудили ее к такому решению. Вначале отказав в материальной поддержке после родов, а в дальнейшем, отказав в помощи с похоронами. В отместку она и подкинула младенца именно в бак поблизости от вашей квартиры.

Пронзительная боль метнулась в левую часть головы Евсея Наумовича. Прижав пальцами висок, Евсей Наумович старался удержать боль, не дать ей усилиться.