Их любовник

Так что позвонить Кею и Розе он смог, только когда самолет приземлился в Париже. И то, пришлось прятаться от Васко в туалете аэропорта, чтобы не услышал и не разболтал родителям — потому что Васко хочет петь в мюзикле, Васко очень полезно посмотреть на мюзикл изнутри, и Бонни же не откажет маме в таком пустяке, как взять брата с собой!

Конечно же, не откажет. Иначе мама съест ему мозг чайной ложечкой. Милая, любимая мама, совершенно не понимающая, как можно не хотеть жить в большой семье, это же — счастье!..

— Бенито, ты там утонул? — в дверь забарабанили.

Езу!.. За что?!

— Да иди ты!.. — Бонни от души обматерил брата.

Тот предсказуемо не понял, за что. Подумаешь, поторопил немножко. И подробных объяснений, что Бонни сделает с придурком, если придурок и дальше будет лезть в его личное пространство, тоже не понял.

— А, так сортир — это личное пространство! Ага! — Васко радостно заржал.

Бонни едва удержался, чтобы не врезать ему под дых, и то лишь потому, что они уже вышли из клозета — а снаружи ошивалась Мариза, помощница Фила и личная ассистентка Бонни, еще несколько человек из охраны — и Клау.

Клау… о, боже. Она отлично играла роль невесты. В Миланском аэропорту мама обнимала ее со слезами на глазах и требовала, чтобы они как можно скорее приехали к ней, на Сицилию, и обещала сама непременно выбраться к ним в ЛА, сразу, как только доктора отстанут от папы с обследованиями.

И все это — на глазах Энтони, Синди и Барби, которые были на их с Кеем и Розой венчании. Не надо было быть телепатом, чтобы прочитать одну на всех мысль: ну и козел ты, Бонни Джеральд!

Не козел, а баран. Прав Кей.

— Мистер Джеральд, — оживилась Мариза, — машина ждет, нам следует перед гостиницей заехать…

Не слушая ее, Бонни кивнул. Заехать — так заехать. Ему было совершенно все равно, куда и зачем. Вся эта суета вокруг внезапно вспыхнувшей звезды, волшебного голоса, невероятной харизмы и прочей чуши не грела от слова совсем. Роза больше не придет его слушать, а без нее… К черту. Он отработает турне — и все. К черту сцену. Зря он не отдал роль Мартину сразу после премьеры. Тогда не было бы никакого турне, никакого вранья маме, никакой чертовой невесты.

— Бенито, что случилось? — спросил Клау, едва они протиснулись через толпу восторженных парижанок и закрылись в машине.

— Не хочу об этом.

— Держи, — она сунула ему в руку фляжку.

Открыв, Бонни понюхал виски, отпил пару глотков, прикрыл глаза. По телу прокатилась волна расслабляющего тепла. Недостаточно, чтобы снова почувствовать себя человеком, но хватило, чтобы застрявший в груди ком боли поднялся — и ударил в голову.

Запрокинув голову, чтобы чертовы слезы не вздумали пролиться, Бонни допил виски. Всего грамм двести, доза для колибри.

Черт. Все же глаза мокрые.

— Что она сказала? — тихо спросила Клау, сжав его руку.

— «Иди на хер» она сказала. Роза… вряд ли она простит во второй раз. Есть еще?

— Не перед встречей с поклонниками. Прости.

— Плевать. Мне нужно выпить.

— Не плевать. Бенито… ты же не хочешь сказать, что Роза — это Тай Роу? Автор романа?..

— Неважно. Теперь если она что-то и напишет обо мне, то это будет слово «мудак» на заборе.

— Ты любишь леди Говард, — в голосе Клау прозвучало такое недоверие, что Бонни невольно обернулся к ней.

— Это запрещено законом?

— Я читала «Бенито», но не думала…

— Вот и не думай. Я опять накосячил, как последний баран, она меня послала, история окончена.

— Ты справишься, Бенито. И не надо называть себя бараном, ты… ты не такой.

— Баран, мудак и больной ублюдок. Глупо спорить с правдой.

— Нет! Ты — гений, ты не такой как все! Нельзя мерить тебя обычной меркой, ты… — Клау снова сжала его руку, и внезапно поднесла к губам и поцеловала. — Я буду с тобой рядом, Бенито. Я знаю, это совсем не то, чего ты сейчас хочешь, но… это лучше, чем остаться одному.

— Одному? В турне? Ты смеешься.

— Не смеюсь. Разве кто-то из этой толпы понимает тебя? Готов принимать тебя таким, какой ты есть — даже если ты окажешься иным, чем они хотят тебя видеть? Кому-то из них те решишься показать свою боль? В конце концов, кто из них принесет тебе виски, рискуя работой?

— Спасибо, Клау, но…

— Давай поговорим о «но» потом, Бенито. Тебя ждут поклонники, и тебе надо решить — мы продолжаем быть счастливой парой или нет? Мне идти с тобой?

На мгновение Бонни малодушно подумал: нет, к черту! Хватит делать хорошую мину при плохой игре. Но тут же вспомнил о маминых слезах, о папином сердце…

«Иди ты на хер, Бонни Джеральд», — прозвучало как наяву.

Что ж, на хер — так на хер. Роза не простит его, даже если он сейчас перед толпой газетчиков признается, что вовсе не собирается жениться. Даже если скажет на весь мир, что любит ее. И она будет права. Он — больной ублюдок, он не может жить спокойно и не косячить. Он обязательно сделает ей больно снова, если она позволит ему вернуться.

— Идти, Клау. Мы с тобой — счастливая пара. И… спасибо.

6. Леди или хрен собачий?

Середина октября, Нью-Йорк

Роза

Те статьи оказались первой ласточкой, а за ними полетела стая. Стервятников. Меня осаждали газетчики, телевизионщики и блогеры, всем было жуть как интересно — что я, автор «Бенито», думаю о браке Бонни Джеральда? Правда ли, что он порвал отношения со своим другом и любовником лордом Говардом? Будете ли вы с лордом Говардом на свадьбе мистера Джеральда? Правда ли, что мистер Джеральд подал на вас в суд за ущерб репутации и клевету? Какова сумма иска?

Поначалу я пыталась отвечать вежливо: неправда, мы по-прежнему друзья, никаких судов, все отлично. Но перестала одна выходить на улицу и не согласилась ни на одно интервью — мол, не мое это дело, обсуждать частную жизнь мистера Джеральда.

Целых две недели, что продолжалось его турне, в прессе муссировались слухи и домыслы. Каждый день папарацци выбрасывали новые фотографии — вот Бонни с итальянской селедкой гуляет по Мадриду, вот Бонни с селедкой завтракают в отеле, вот селедка примеряет колье из новой коллекции Тиффани, пока Бонни раздает автографы продавщицам, а вот сенатор Джузеппе Кастельеро дает интервью о важности семейных ценностей…

Я возненавидела имя «Клаудиа», отключила ноут от Сети, перестала читать газеты и принимать звонки от незнакомых номеров, с помощью автоответчика отправляя всех к мистеру Штоссу.

Я с головой ушла в роман, а когда не писала — листала каталоги игрушек и детской одежды. Несколько раз я набирала Манюню, которая сопровождала Тома в кругосветном путешествии, выслушивала восторги по поводу аргентинской природы и видов с Кордильер, но так и не задала вопрос — что же мне делать? Манюнька с Томом не читали газет, не смотрели новостей и были не в курсе ничего, кроме красот природы. Я им завидовала и не хотела портить отдых, так что… короче, я и сама знала, что она скажет. Я и сама бы себе это посоветовала. Не парься, радуйся тому, что имеешь. Вспоминай с благодарностью ваш короткий роман и пиши новый. Закрой страницу, отпусти и живи дальше. И скажи спасибо итальянской селедке, заявившей журналюгам о нереальности романа «Бенито» и что Бонни Джеральд вовсе не такой, как его написала мисс Тай Роу — твои тиражи снова взлетели до небес.

За эти две недели мы с Кеем больше не говорили о Бонни. Он тоже перестал читать что-либо, кроме «Время-деньги», а смотрели мы исключительно романтические комедии.

Но самое ужасное было в том, что я продолжала надеяться. Вопреки всему. И по нескольку раз в день заглядывала в календарь: когда же Бонни вернется в Нью-Йорк? Мне даже не хотелось думать о том, что он может отдать роль Мартину и сразу из Европы махнуть в Лос-Анжелес. Нет. Только не Бонни!

Я оказалась права, он вернулся в Нью-Йорк. Но не к нам. Снял квартиру в Верхнем Ист-Сайде, велел Керри прислать туда его вещи. Мне не нужно было заглядывать в газеты, чтобы понять: квартиру он снял не для себя одного. Он все же собирается жениться на своей селедке.