Их любовник

Татьяна Богатырева и Евгения Соловьева

Их любовник

1. Куда приводят мечты

Москва, конец октября

Роза

Никогда не открывайте дверь, не глянув в глазок. Ни-ког-да!

Это золотое правило, как и сотню прочих правил, я нарушила — и поплатилась.

На пороге моей московской квартиры стоял, опершись на косяк и пряча хмурые глаза за стильными темными очками, мужчина моей мечты. Сбывшейся мечты.

— Убирайся, — было единственным, что я могла ему сказать.

Все мое прекрасное настроение улетучилось вмиг, оставив руины. Я могла бы высокопарно сказать «руины моего счастья», но это было бы неправдой. Я любила его — безумно, до сноса крыши, до слез в глазах и рвущегося сердца. Я все еще люблю его, и больше всего на свете хочу протянуть руку и снять чертовы очки, заглянуть в его глаза…

Только я боюсь увидеть совсем не то, что сделает меня снова счастливой. Вообще не уверена, что с этим мужчиной хоть кто-то может быть счастлив. Даже он сам.

— Убирайся, — повторила я, не дождавшись реакции, и попыталась захлопнуть дверь перед его носом.

Знала, что не выйдет? Знала. Он не из тех, кто так просто отступает. Нет, если он чего-то хочет, то идет напролом.

— Впусти меня, Роза, — он придержал дверь. — Нам нужно поговорить.

Вот так — Роза. Никаких нежностей, официальное «Роза». Почти «леди Говард». В точности, как в нашу последнюю встречу.

Мне хотелось сказать: проваливай, я ненавижу тебя. Но я молча потянула дверь на себя. И он позволил. Дверь поддалась так легко, что я от неожиданности едва не упала и с облегчением привалилась к ней, захлопнутой.

Я слышала его дыхание там, за дверью. Слышала его запах — терпкий «Кензо» моих непристойных снов. Чувствовала тепло великолепного тела, отделенного от меня древесиной и сталью двери, овчиной байкерской куртки, хлопком белой рубашки… Какая ерунда, правда же? Всего-то и надо, что открыть дверь, потянуть его к себе — и куртка, а за ней рубашка с джинсами слетят в две секунды. И я снова почувствую вкус его губ, услышу прерывистое: мадонна…

— Я ненавижу тебя, слышишь? — прошептала я.

Мне показалось, он услышал. А если нет — он и так в курсе.

В курсе, и чихать хотел на мои чувства.

Я не успела отойти от двери, как опять раздался звонок. За ним — второй, третий. На пятом открылась соседская дверь и раздалась ругань. Сначала по-русски, а затем по-английски, таким знакомым голосом, что мне пришлось зажать уши ладонями.

Жаль только, зажать ладонями память нельзя. Слишком хорошо я помнила, как нежен бывает его голос. Какой страстью пылают его глаза. И как больно было мне, когда сукин сын называл меня «леди Говард» и смотрел мимо и сквозь. Я не хочу так больше. Не хочу…

Как жаль, что моя квартира на третьем этаже и в ней нет черного хода! Я бы сбежала, чтобы не слышать душераздирающих воплей звонка. Хотя кому я вру? Если сукину сыну встряло — он найдет меня где угодно. Прилетел же он из Нью-Йорка, чтобы… поговорить? Увезти меня обратно? Рассориться вконец? В любом случае я скоро узнаю, потому что сукин сын так и будет трезвонить в дверь, пока не добьется своего.

И чертовски жаль, что я прилетела в Москву без Кея. Наивная дурочка. Хотела побыть в одиночестве, подумать, успокоить нервы. Ага, сейчас. Вот оно, мое одиночество и покой, ломится в дверь, подняв на уши соседей.

Больной ублюдок!

Кинув взгляд на смартфон, я чуть было не написала смс: он пришел, что мне теперь делать? Наверняка Кей что-нибудь посоветует. А может быть, сам позвонит сукину сыну и вправит ему мозги. Вот только я не хочу опять прятаться за его спиной! Так я никогда не научусь встречать подарки судьбы лицом к лицу, и они продолжат на меня валиться, как кирпичи с крыши. Нет уж. На этот раз я справлюсь сама.

Мои колени не будут дрожать, на моих глазах не будет слез. Я справлюсь.

Глубоко вздохнув, как перед нырком в ледяную прорубь, я распахнула дверь и впустила в квартиру хмурого и злого, как тысяча чертей, Бонни Джеральда.

2. Не читайте советских газет перед обедом

Нью-Йорк, начало октября

Роза

Я не люблю читать газеты. Наверное, я бы пропустила и эту статью, если бы не пришлось ждать приема у врача. Но мне было скучно сидеть просто так, а на первой странице я заметила его фотографию. Он был не один, а с какой-то незнакомой девицей. Поначалу я не придала этому значения, мало ли, с кем он снимается — наверняка очередная фотосессия какого-то супермодного художника. Вот только я слишком соскучилась по нему, настолько, что взяла газету в руки… и засмеялась. Надо же, какую чушь иногда пишут газетчики! Лишь бы сенсация.

Заголовок гласил: самый завидный холостяк Бродвея женится.

Чушь собачья! Надо ж было такое придумать!

Любопытства ради я начала читать статью. Все как обычно: великий, гениальный, бла-бла, нашел родственную душу. Позавчера в Милане познакомил невесту с семьей, свадьба планируется на родине мистера Джеральда, семейные традиции, бла-бла-бла, минимум трое детей…

Не знаю, как получилось, что я уронила газету. Не заметила. Просто вот я читаю наглое вранье — и вот уже газета на полу, а около меня медсестра, подсовывает стакан с водой и обеспокоенно спрашивает:

— Что с вами, леди Говард?

— Немного закружилась голова, — вру я, стараясь не смотреть на фотографию Бонни, обнимающего тощую селедку явно средиземноморского происхождения. — Немного свежего воздуха, и все пройдет.

На самом деле надо просто забыть об этой идиотской статье и позвонить Бонни. С этим его турне мы не разговаривали уже неделю, только обменивались редкими смс. Последняя от него была… была…

Отмахнувшись от медсестры, я залезла в телефон. Вот она! Три дня назад, как раз из Милана. «Люблю тебя, ужасно соскучился! Больше никаких турне!»

Ни слова о женитьбе на какой-то… кто она там, гримерша? Костюмерша? Даже не актриса! Да Бонни их имен не запоминает, какое там жениться! Чушь это все. Собачья.

Я набрала его номер, но тут же сбросила, вспомнив о времени. Шесть часов разницы, у него сейчас спектакль.

«Турне — зло. Ты мне снишься, и это ужасно неприличные сны, Бенито. Хочу, чтобы это была неприличная явь. Люблю тебя», — отправила ему смс. Вряд ли он прочтет в ближайший час, график на гастролях безумный. Но какая разница? Он ответит. Обязательно. И вообще он скоро вернется, осталось всего-то две недели и пять городов, и мы увидимся.

Весь прием у врача я отвечала невпопад, все мои мысли были с Бонни. Мне отчаянно хотелось взять билет на ближайший рейс до Парижа, где он будет завтра, и плевать на его график! Схожу на спектакль, послушаю великолепного Эсмеральдо — он снова будет петь для меня, зная, что после поклонов найдет в гримерке сюрприз…

— Жду вас послезавтра, леди Говард, будут готовы все анализы. Но я уже могу сказать, что вам следует пропить курс витаминов и соблюдать щадящий режим.

— Но ведь все в порядке?

— Разумеется. Все будет отлично, леди.

Будет отлично? Конечно, будет, куда оно денется… Особенно если, выйдя из кабинета, не брать со столика с прессой злосчастную газету. Даже не смотреть на нее! Я могу. Я верю Бонни и не верю прессе. Поэтому я сейчас поеду в Центральный парк, прогуляюсь, покормлю голубей и не буду думать о всякой чуши.

Мои благие намерения продержались ровно до киоска с прессой около парка. Как я могла устоять, если с обложки воскресного приложения «The Sunday Times» на меня смотрели Бонни и та же самая брюнетка? Разумеется, я купила журнал, сунула под мышку вместе с багетом для птиц — и раскрыла, найдя первую же свободную лавочку.

В журнале было то же самое, только больше фотографий (счастливый Бонни, счастливая селедка, счастливые мама с папой, счастливый дядюшка Джузеппе и штук шесть счастливых братьев и сестер), плюс интервью мисс Клаудии Паппини. Селедка распиналась о любви с первого взгляда, взаимопонимании, общих интересах и семейных ценностях. Она, видите ли, собирается родить своему будущему мужу минимум троих детей! А также служить опорой и поддержкой, ездить с ним на все гастроли и как можно чаще общаться с его прекрасной мамой, прекрасным папой, прекрасными дядюшками и тетушками, братьями и сестрами, а его прекрасные племянники ей уже практически как родные, и вообще она всегда мечтала о большой дружной семье.