Страница 12 из 18
Глядя прямо в лиловые омуты, прямо в клубящуюся мглу, он втянул ее палец в рот и лизнул.
Она вздрогнула, ее зрачки расширились. Резко и сильно пахнуло грозой – и смерч сорвался с привязи. Ее руки зашарили по его телу, следом – губы. Стриж перестал понимать, кто он и где он, для него остался только терпкий запах юной женщины, ее тепло, обжигающие касания и мелькающие перед глазами плечи, груди, черные пряди, запястья…
«Моя!» – пульсировало жаром в паху. Он рвался из волшебных пут, стонал и рычал, а она смеялась и острыми ногтями чертила руны по его коже. Он разорвал зубами ее сорочку, а она хлестнула его по щеке и сверкнула колдовскими сиреневыми глазами. Он поймал ртом ее пальцы, прикусил их – а она выгнулась, сжала его бедрами и вскрикнула: «Мой Тигренок!»
Он опомнился, лишь когда волна сумасшедшего наслаждения схлынула, оставив его хватать воздух запекшимися губами и слушать биение двух сердец в унисон: его и ее, обессиленно и довольно лежащей щекой на его плече, обвивающей его руками и ногами. И лишь через несколько бесконечно легких, искрящихся, счастливых мгновений полной пустоты в голове пришла первая мысль: им играли. Им, обнаженным, беспомощным и покорным, словно он не мастер теней, а изнеженный наложник. Вторая мысль была еще более странной и стыдной: ему хватило одних только ласк и поцелуев! Словно ему тринадцать лет! Да что там, это оргазм был несравненно ярче, чем все, что он испытывал до сих пор. Словно он слился с ней не телом, а самой своей сутью. Душой. И хотел бы остаться вот так, касаясь ее обнаженной кожей и чем-то еще, неназываемым и тоже обнаженным – навсегда. Не разлучаясь, не выныривая из тяжелой сладкой истомы ни на миг.
И пусть она, его ураган и смерть, наслаждалась его болью и беспомощностью – он наслаждался не меньше. Он готов быть для нее игрушкой и десертом сколько угодно, потому что так хорошо ему не было ни с кем и никогда… А это значит…
Додумать он не успел. Ее губы вдруг снова оказались у его губ, ладонь убрала волосы с лица. В сиреневых глазах сверкало шальное веселье. Шуалейда поцеловала его – коротко, так что он едва успел податься навстречу, и шепнула:
– Одевайся и приходи завтракать, Тигренок.
Отстранившись, она оглядела его с головы до ног, заодно давая возможность полюбоваться обнаженной грудью в разорванном вырезе сорочки и припухшим от поцелуев ртом. Покачала головой, провела рукой по его животу, заставив задохнуться от удовольствия и желания, и убежала наверх.
Волшебные путы исчезли, и Стриж сел на постели, гадая: он все еще спит или уже умер и по ошибке попал в Светлые сады? Наверняка спит. Не могла же жестокая сумрачная колдунья вместо страшных пыток целовать его и почти заняться с ним любовью?
На мысли о «почти» здоровый мужской организм потребовал немедленного продолжения, и чтобы не «почти»! Где-то здесь была ванная комната, а в ней – душ. Холодный. Говорят, очень помогает от несвоевременных желаний. И вообще. Мастер прислал его сюда не для того, чтобы он стал домашним Тигренком и постельной игрушкой принцессы. Или – для этого? Хм… пожалуй, это невозможное предположение нравилось ему много больше, чем самое логичное: его цель – Шуалейда. Единственная, на кого гильдия никогда не возьмет заказа и единственная, ради кого стоило наверчивать хитрый план с отравленным зельем. Та, кому «продали в рабство» лучшего в Суарде мастера теней.
Потому что думать о том, кто успеет первым – колдунья или ее убийца – он не мог. Просто не мог, и все тут.
Следующие полчаса лишь подтвердили: все вокруг – сон и бред. Золотые краны с горячей и холодной водой, десять сортов мыла, нежные льняные полотенца, бресконские кружева и лазуритовые пуговицы на синем сюртуке, расписной фарфор и засахаренные фиалки… А главное – дивной красоты и изысканного воспитания принцесса, деликатно кушающая суфле серебряной вилочкой и поглядывающая из-под длинных, словно нарисованных, ресниц.
Все – сон. Такого не бывает на самом деле.
– …попробуй пирожное, Тигренок.
Шуалейда улыбнулась ему, словно какому-нибудь графу на великосветском приеме, и погрузилась в собственные мысли: переводила взгляд с украшенных эмалевыми миниатюрами напольных часов на свернувшегося в кресле котенка, потом на Стрижа и снова на котенка… Какая досада, что он не шер-менталист, а то знал бы, о чем она думает! Вообще не шер, как это ни обидно, а всего лишь случайный раб, снятый с виселицы ради короткого развлечения…
Стриж улыбался, пытаясь поймать ее взгляд, и старался забыть про все больше давящий на горло ошейник, подумать о чем-то другом. Хоть бы о том, почему она упорно называет его светлым шером. Ведь он не может быть истинным шером, как бы ни хотелось. Наверное, просто у них, аристократов, так принято. Вежливость такая… Ну посмотри же на меня, прекрасная принцесса! Скажи, о чем ты думаешь? Что за новая жизнь ждет твоего Тигренка?
Однако ее взгляд не ловился, ускользал…
Вскоре ускользнула и сама Шуалейда. Едва кивнула на прощанье, неопределенно махнула рукой – вся башня в твоем распоряжении – и вылетела за дверь, кажется, даже не касаясь туфельками пола.
Через минуту явились слуги, чтобы убрать со стола. Стриж тут же сбежал наверх от любопытных взглядов, то и дело прилипающих к куску железа на его шее. Нестерпимо хотелось сорвать его, вздохнуть свободно. И закончить, наконец, эту игру – слишком просто было верить во влюбленного менестреля и нежную принцессу, слишком больно понимать, что это всего лишь игра и закончится все смертью. Если он успеет первым – ее, если не успеет – его.
Но как успеть первым, шис дери всех магов вместе взятых?
Попытка уйти в Тень опять не удалась. Он пытался уже в который раз! Убить сумрачную колдунью, не уходя в Тень – вообще невозможно. Она сильнее Пророка, сильнее Воплощенного, она – чистая стихия, гроза и ураган! Разве можно убить ураган? К тому же она настороже. Ее защите позавидует гномий банк, а своему Тигренку она не доверяет ни на динг. Правильная принцесса, шис ее дери! Постель для нее не повод для… Ни для чего не повод!
Пометавшись по кабинету и вдоволь насладившись ощущениями тигра в клетке, Стриж велел себе отвлечься. Хоть бы на исследование верхних этажей башни – когда еще доведется побывать в спальне принцессы или логове колдуньи?
«Скорее, чем хотелось бы», – вклинился здравый смысл, но Стриж послал его к Мертвому и отправился наверх.
Зря. Лучше бы сидел тихо и не совался – но было поздно. Магия, живущая в башне Заката, увидела его и показалась сама. Разноцветные змеи взвились в танце над опаловым кругом, притянули взгляд, потребовали: «Иди сюда!»
Стриж хотел бежать, но вместо того шагнул ближе. Еще ближе… Ноги дрожали, сердце билось где-то в горле, но он продолжал идти вперед, пока полосы цветного тумана не сложились в женский силуэт: пышное платье, высокая прическа, знакомый профиль.
Внезапно страх перегорел, и Стриж понял: ему все равно, убьет его колдунья или продолжит играть.
«Шуалейда?» – одними губами, говорить вслух он по-прежнему не мог.
«Нет, – насмешливо прошелестел туман. – Иди сюда, хочу на тебя посмотреть».
Стриж сделал последний шаг и поклонился стихии, как принцессе – это показалось правильным.
«Какой вежливый мальчик», – засмеялась она, протянула руку…
…и коснулась его пальцев. Стриж ослеп. Не от боли – прикосновение стихии не было болезненным, но было странным. Правильным. И страшным. Мир вывернулся наизнанку, и посреди этого вывернутого мира стояла живая девушка, похожая на Шуалейду, как…
«Ваше величество!» – Стриж снова склонился перед матерью Шуалейды, покойной королевой Зефридой. Ох, не зря болтали, что с ее смертью нечисто! Вот она, мертвая королева – совсем даже не мертвая.
«Здравствуй, золотой шер, – улыбнулась королева и внимательно осмотрела его с головы до ног, заставив ощутить всю свою неуклюжесть и неуместность на нем, простом парне из ремесленных кварталов, расшитого золотом сюртука и прочих кружев. – Будь осторожен, мальчик».