Страница 11 из 18
– Не подождет, ваше величество, – ответил Роне идеально ровно, ну не ругаться же с королем, тот и так на него смертельно обижен. – Это не займет много времени.
Вместо ответа Каетано махнул рукой, позволяя Герашану последовать за Роне к выходу из оранжереи. Там, у самых дверей, наложив на них обоих пелену тишины, Роне остановился.
– Капитан…
– Что у вас за дело, темный шер? – зло осведомился Герашан.
– Сущий пустяк, светлый шер. Мне птичка напела, что на вас и вашу супругу поступил заказ в ткацкую лавку.
Глаза капитана МБ стали такими круглыми, что Роне не сдержал улыбки.
– Вы так шутите, темный шер?
– Вы переоцениваете мое чувство юмора, капитан.
– Даже если это не шутка, почему вы?..
– Сообщаю вам? Это мой долг, как полпреда Конвента.
На это Герашан фыркнул в точности как Шуалейда, с таким же недоверием и презрением.
Роне же ехидно усмехнулся:
– Зря не верите, капитан. Ведь когда полковник Дюбрайн не получит вашего очередного отчета, он очень огорчится. А мне бы не хотелось огорчать Магбезопасность. Кстати, нет ли от него новостей?
– Уверен, если полковник захочет вам что-то сообщить, он сделает это сам, – отбрехался Герашан, плохо скрывая собственное беспокойство.
– То есть он с вами не связывался. Жаль, – покачал головой Роне. – Однако есть вероятность, что полковник появится в Метрополии в самое ближайшее время.
– Вы что-то знаете о нем? – не выдержал Герашан.
– Я точно знаю, что полмесяца тому полковник был жив и здоров. Больше – ничего.
– Он связывался с вами, темный шер?!
– Если полковник захочет вам что-то сообщить, капитан, он сделает это сам, – передразнил его Роне, но тут же покачал головой: – Всего раз. Он наверняка свяжется с вами в самом ближайшем времени.
«Если будет жив», – хотел добавить Роне, но не стал.
Ни к чему каркать.
Дюбрайн выкарабкается. В конце концов, Светлейший явно на его стороне, а отчетов о сумасшествии Люкреса и его безумных поступках в Суарде император получил целую пачку. Не должен он подтвердить смертный приговор Дюбрайну. Не должен! Так что Дайм скоро приедет.
Обязательно приедет.
И тому, что он не зеркалит и не пишет никому в Суарде, наверняка есть логичное объяснение. Ведь если бы вызовы поступали, экспериментальная система бы снова перенаправила их Роне.
– Надеюсь. Если это все, то я должен вернуться к его величеству.
– Не хворайте, светлый шер, – кивнул Роне и покинул оранжерею.
Конечно, хотелось бы знать, что Герашан скажет об их разговоре Шуалейде. Но навешивать следилку не стал, еще не хватало, чтобы Шу заметила.
Милостивые боги, как же трудно быть хорошим! И ведь все равно никто не верит.
Глава 5
Тигренок в тумане
Одним из проявлений феномена возврата к нелогичным древним традициям является повсеместное распространение ханжества. Совершенно естественные и необходимые истинным шерам сексуальные контакты интерпретируются бездарными массами как распущенность и аморальность. Одной из причин подобной интерпретации является неспособность условных шеров сексуально заинтересовать истинных шеров, что порождает неприятие и зависть.
Как известно, сексуальная привлекательность партнера обусловлена сочетаемостью дара, генов и ментального вектора, что позволяет максимально раскрыть и усилить дар, а также произвести на свет удачное потомство.
Соответственно, шерами категории терц-максимум и выше бездарные не воспринимаются как перспективные партнеры. Как следствие, бездарные пытаются повысить свою ценность как партнеров в глазах одаренных с помощью различных социальных паттернов, таких как «чистота» и «невинность», по сути подменяющих собой этичность и являющихся лишь неопытностью и невежеством. Также весьма популярен паттерн «запретного плода», апеллирующий к охотничьим инстинктам, и паттерн «природной сексуальности», обесценивающий однополые отношения, которые для истинных шеров ничуть не менее естественны, чем разнополые.
25 день ласточек. Риль Суардис
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Он шел сквозь густой туман, пронизанный рассветным солнцем – вперед, на вздохи флейты и журчание воды. Туман холодил кожу и щекотал ароматом кувшинок. Трава путалась в ногах, тянула вниз. Но флейта трепетала, звала – и он шел, не зная, сумеет ли в этот раз увидеть туманную деву, танцующую над ручьем в брызгах радуги.
– Ты здесь? – звенел ручей, или ее смех, или падающие на камни капли.
Туман легко касался губ и манил: поймай меня, найди! Флейта вздыхала – то справа, то слева. Ручей смеялся ее голосом, пел и дразнил.
– Покажись, – попросил он, пытаясь поймать тонкие руки, как просил каждый раз.
Губы, пахнущие рассветом и рекой, на миг коснулись его губ. И туман схлынул вдруг, как бывает только во сне, оставив его на берегу ручья.
Она кружилась, одетая лишь в длинные, до колен, туманные пряди. Она была дождь, и радуга, и рассвет, и страсть – дева с сиреневыми глазами и лицом изменчивым, как отражение в воде. Казалось, еще миг, и он узнает ее…
– Шу-у… – плеснула вода у ног.
– Шу? – повторил он за ручьем.
В ответ облачная дева покачала головой, шагнула навстречу…
Трава взметнулась сотней змей, опутала его, прижала к земле. Дева растаяла в тяжелой мгле, запахло смертью. Стриж дернулся, попытался вскочить, и…
Проснулся.
Распятым на постели. Едва прикрытым простыней. В ошейнике, холодящем горло.
Прямо на него смотрели хищные сиреневые глаза – страсть и голод завивались в воронку смерча, готового засосать его и разнести все вокруг в клочья. Стриж замер, не решаясь вздохнуть, отказываясь поверить, что Шуалейда и есть та облачная дева из снов, мечта, жизнь и смерть…
Сегодня – смерть. Опасность. Сила. Прекрасная, манящая сила – и знакомая, понятная и почти родная смерть.
– Тигренок? – шепнула Шуалейда, и от ее голоса по всему телу прокатилась жаркая волна удовольствия.
Он попробовал пошевелить руками, но не смог: магия держала крепче любых веревок. Разумом он понимал, что никто и ничто не помешает колдунье убить его сию же секунду. Даже под взглядом лжепророка он не был так беспомощен. Но…
Пророка он хотел убить. Все его инстинкты требовали – убить.
А ее хотелось поцеловать. Дотронуться. Ощутить жар ее тела, силу ее магии, тяжесть ее воли.
Сладко, как прикосновение Хисса. Только – не Хисс, а Шуалейда. Божественно прекрасная сумрачная колдунья.
И плевать на опасность. Так даже острее и ярче, когда не знаешь, убьет она или поцелует…
Да кому он врет, а? Поцелует. Она пахнет весенней грозой и желанием.
– Не бойся, Тигренок, – снова шепнула Шуалейда и погладила его по щеке.
Сердце забилось, как ненормальное, нестерпимо захотелось продлить прикосновение, такое нежное, такое горячее.
Коротко и неуверенно улыбнувшись, она отодвинулась и на миг прикрыла глаза. Тяжесть, прижимающая его к постели, ослабла, морок отступил: ровно настолько, чтобы Стриж смог вздохнуть и вспомнить – кто он и зачем здесь… и тут же забыть. Какая разница, кто он и зачем пришел, если она – прекрасна! Как ураган, как радуга после грозы, как мечта… Она совершенно не походила на принцессу: растрепанная, в сползающей с бледных плеч сорочке, с лихорадочными пятнами румянца на резких скулах. Восхитительная. Желанная до дрожи. И хорошо, что он не в силах даже пошевелиться, значит – можно не противиться тому, что она сейчас сделает. Тому, чего он сам хочет так, что в глазах темнеет.
«Поцелуй меня», – шепнул он беззвучно, одними губами.
– Тигренок?.. – переспросила Шуалейда, вспыхивая удивлением и радостью.
Стриж потянулся всем телом, так чтобы простыня соскользнула, и улыбнулся: бери, ты же хочешь…
Она легко коснулась пальцами его губ.