Страница 69 из 76
Но кто такие Николь и Гаратафас, эти два иссеченные ветром камешка, которые греются под лучами майского солнца, сидя на зеленом холме, – кто они такие, чтобы иметь право предстать перед ним? Лысый толстяк и брюнет, слишком смуглый для честного христианина. Испытания оставили на их лицах морщины, голод заострил их черты – в таком виде как смогут они добраться до него? Тревога и усталость берут над ними верх. Они мгновенно засыпают, не обратив внимания на трепет листвы, пробегающий по кустам.
Сигнал подает стайка воробьев, выпорхнувшая из каштановой рощицы. Обеспокоенные их шумным совещанием, вороны и дрозды с пренебрежением улетают прочь. Две куропатки, одна куница и три лисицы проносятся по траве холма, не обращая друг на друга ни малейшего внимания. Хвост одной из лисиц слегка задевает ноздрю Гаратафаса. Отмахнувшись, как будто от мухи, он со вздохом переворачивается на другой бок. Зайцы, оставив свои норы, в три прыжка покидают холм, вслед за ними справа и слева выскакивают вспугнутые кролики.
С другой стороны холма нарастает шум, оглушительный, как грохот войны. Но чтобы вырвать двух усталых бродяг из объятий сна, понадобился могучий галоп крупного оленя, уводящего свое стадо, чьи копыта едва не задевают спящих. Они протирают глаза и видят, как среди листвы, сгущающейся в нижней части холма, исчезают перья, клочки шерсти и хвосты. Они не сразу соображают, в чем причина подобной паники среди лесного зверья. Слегка помедлив перед крутым спуском, вниз скатывается свора. Арьежские борзые светло-коричневой масти, со вспененными мордами, несущиеся впереди ловчих, которые продолжают их натравливать, обкладывают бродяг беспорядочно гавкающим полукругом.
Путники вскакивают на ноги и, что есть мочи, бросаются бежать по пятам за кабанами, волками, косулями, рысями, куницами, хорьками и даже землеройками. Убегающая дичь выводит их в узкую аллею, перегороженную охотничьим шалашом, сооруженным из ветвей. Целая толпа изысканно одетых людей, среди которых множество дам, с луками и аркебузами в руках, застывает в изумлении, увидев, что вместе с животными, которых они расстреливают, бегут два человека. Изумление сменяется дружным хохотом, когда Гомбер, поскользнувшись на залитой кровью траве, шлепается вверх тормашками. Хохот становится еще громче при виде другого мужлана, упавшего на колени посреди визжащих под выстрелами волков и лисиц. Гаратафас валится прямо на подстреленную рысь. Он сжимает в объятиях животное, еще трепещущее от страха.
Из самого нарядного шалаша появляется седеющая дама в накидке из рыжего меха. Она поднимает руку. Все выдает в ней особу высокого происхождения. Трубит охотничий рог. Перед узким проходом в аллею поднимается сеть, запрещающая дальнейший гон. Уцелевшие мелкие зверюшки – каменные куницы, белки, иволги – бросаются под шалаш к большому удовольствию охотников, которые успевают убить нескольких из них. Посреди этой бойни некоторые из животных еще дергаются, издавая пронзительные, почти человеческие крики. К ним устремляются егеря, чтобы покончить с их слишком неуместной агонией.
Гаратафас зажимает себе уши лапами рыси. Она стонет так громко, что прислуга не осмеливается подойти близко. Николь валяется кверху брюхом. Он едва дышит от страха. Знатная дама приближается к кровавому ристалищу с очень недовольным выражением на лице. Она рассматривает плачущего Гаратафаса, пожимает плечами и идет к Николь, который старается подняться на ноги. У него липкое от пыли и крови лицо. На скверной смеси языков она бросает ему:
– Ach, как вы смеете прерывать unsere kaiserliche Jagt[103]?
– Благородная дама, мы спали на этом холме, когда…
Заметно, что она никак не ожидала услышать ответ по-французски. После недолгого колебания она продолжает:
– Как? Вам никто не запретил сегодня посещение лесов Регенсбурга?
– Увы, мы не знали, что…
Николь резко отводит глаза в сторону. На головном уборе дамы он видит изображение слишком хорошо знакомого ему герба. Такой же носила правительница Нидерландов Маргарита Австрийская. Николь склоняется в придворном реверансе, сам себе удивляясь, – прежние привычки возвращаются к нему быстрее, чем память. Кто она, эта новая правительница? Он узнает это лицо. Он его видел, когда ездил во Фландрию набирать новых учеников для capilla flamenca. Это Мария, сестра Карла Квинта и вдова короля Людовика Венгерского, убитого турками!
– Гаратафас…– шепчет он сквозь зубы, внезапно панически испугавшись.
– Что ты сказал? Ты говоришь по-турецки?
Гаратафас рыдает еще громче. Дама в раздражении поворачивает голову в его сторону.
– Этот зверь, оплакивающий другого зверя, как будто, из неверных? Ты его знаешь?
Все переворачивается внутри у Николь. Они искали императора, и вот перед ними его сестра. В этой опасной ситуации ему нужно спасти Гаратафаса. Иначе говоря, поставить на карту все, но главное – не говорить всей правды.
– Это мой раб, Ваша Милость, а теперь и ваш. Это удивительный человек, который мог бы оказаться очень полезным для империи…
– Но что вы с ним делаете здесь?
– Мы пережили кораблекрушение. Он спас мне жизнь, и я привлек его к нашей святой вере. Он знает все тайны Турка…
– А ты сам, кто ты такой, чужестранец? Судя по твоей речи, ты из наших краев.
Гомбер поднимает голову, но мгновенно снова опускает ее, заметив в одном из шалашей Тома Крекийона. Теперь он уже не знает, что отвечать. К правительнице приближается молодой епископ, который и выводит его из затруднения.
– Вашей Милости надоедают? Не хочет ли Ваша Милость, чтобы мы прогнали этого виллана?
– Нет, оставьте, господин Гранвела. Его история представляет интерес. Она развлечет моего брата сегодня вечером. Фламандец будет милостиво принят, вместе со своим зверем, которого мы заставим станцевать!
– Вероятно, я должен вначале выслушать его сам, – заявляет одетый в черное епископ. – Наш император измучен своей подагрой. Не будем же ему досаждать, если речь идет о каком-нибудь вздоре. Эти люди кажутся мне ничтожными. Позвольте, я сам допрошу толстяка…
– Действуйте, мой друг, действуйте. Этот прием и так уже доставляет мне слишком много хлопот.
Но епископ Арраса Антуан Перрено де Гранвела, сын Николаса Перрено де Гранвелы, главного канцлера при императоре, не обладает любознательностью венгерской королевы. Он приказывает отвести под надежной охраной Николь и Гаратафаса в богатый дом, расположенный напротив «Золотого Креста», лучшей гостиницы Регенсбурга. Дом реквизирован у города на время пребывания в нем императора Карла, его сестры и их свиты.
Не переставая перебирать четки, он учиняет допрос Николь, которого охватывает паника. Они не обсудили с Гаратафасом, как им следует излагать свою историю. Они были так наивны, что понадеялись сразу оказаться перед императором, открыть ему все, предстать перед ним героями и насладиться заслуженной славой…
Но этот слишком молодой епископ не вдохновляет его на откровения. Николь не рассказывает ему ни о том, как они попали в Алжир, ни о том, что с ними там произошло. И ни звука о chahada. Николь выдает себя за путешественника, захваченного в плен берберами, но притом недостаточно богатого, чтобы за него потребовали выкуп. А что касается этого турка, то за какие-то его проступки единоверцы отправили его на каторгу вместе с христианами.
Епископ, углубившийся в чтение своих депеш, слушает его в пол-уха.
«К счастью для нас!», думает Николь, которого то и дело бросает в жар. В своем рассказе он доходит до Туманного острова. При упоминании о чудовищном взрыве, случившемся перед Ниццей, епископ Арраса становится более внимательным.
– А? Так ты принес формулу этого страшного оружия, о котором шумят все министерства?
Гаратафас и Николь переглядываются в замешательстве.
– Формулу? Какую формулу?
– Я имею в виду способ изготовления этого оружия!
– М-м-м… нет.
– И ты хочешь, чтобы я тебе поверил, мошенник? Чем ты рассчитываешь заинтересовать меня?