Страница 10 из 17
«Фред, наконец-то, почему ты так долго не брал трубку? … Ладно, не важно. С Йоко я сам все улажу… Теперь так: мы уезжаем завтра в наш загородный дом недельки, скажем, на две, так что, будь добр, подготовь все, что нужно к отъезду, и Хелен скажи… конечно, Шон едет с нами. Йоко у себя? … Я сейчас к ней спущусь. Все!»
Йоко вряд ли поедет – у нее новый роман. Мама хочет амуриться до ста лет – пожалуйста! Если наша семья от этого не пострадает, то я готов все терпеть. Муж я в общем и целом довольно толерантный, а сравнения с Сэмом мне нечего боятся. Это просто миниатюрный блондинчик, каких в Нью-Йорке пруд пруди. Мне он не соперник: в нем нет того творческого потенциала, который необходим, чтобы произвести на такую женщину, как Йоко, действительно сильное впечатление… Так что это все временная блажь… Пройдет и забудется!
Не забыть обуться! Где мои сандали? Мои пятки их видали. Дома босиком, вне его: каблуком. Нигде не орать, не стучать кулаком. Аутотренинг – мысленный веник, все дурное прочь, разогнать душевную ночь… Рифма рифмой, но как-то не сочинялось…
Ну где же наш треклятый лифт? Сколько можно ждать в конце концов? Только бы кошки не выскользнули, а то ищи их потом по всему дому, как в прошлом году: проверю, закрыта ли дверь… Закрыта, и лифт приполз.
Поехали! Тяжелая дверь с узорной решеткой захлопнулась.
… Дело в том, что это не единственная возможность проявить себя. Человек есть, потом перестает быть, потом опять возвращается в этот мир. И такой круговорот и есть тот самый perpetuum mobile, который раньше пытались сконструировать, – а он уже изначально существовал. Вот какая штука! Шутка того, кто сверху на нас глядит, вполне удалась. Это человек, или то, что в христианской религии называется душой. Или это можно назвать неделимой сердцевиной одного отдельно взятого человека. Человеческий атом; но только это не атом, потому что атом – это все-таки материя, от которой нам хочется оторваться. Это в некотором роде духовный атом или духатом… Порой я сожалею, как это говорится в лучших домах Ливерпуля, что не стал профессиональным философом, а пошел в поп-музыку. Это развязало бы мне мозги высказать в ихней высокопарной терминологии все, что я думаю о жизни, обществе, смерти и мире ином. Никто бы и пикнуть не посмел, когда доктор Леннон развивал бы при всем честном народе свои гениальные идеи. У них бы просто челюсти отвалились! Но они бы все проглотили, как пить дать. А в роли поп-короля у меня не те карты. Вот говоришь людям правду, пытаешься что-то новое протащить – и все перевирают, все тонет в обычном болоте. Мнения сразу разделяются и пошло-поехало, все передергивают и поднимают крик, а между тем никто ничегошеньки не понял. Одни – поклонники – превозносят каждое мое словечко, даже не пытаясь вникнуть в смысл, только потому, что это я сказал, а не кто-нибудь другой. Другие – критики-ретрограды, так называемые «профессиональные мыслители» – так же огульно все отвергают: мол, бывший «битл» Джон опять несет белиберду. И все только из-за моего статуса «поп-звезды», а поп-звездам не по чину философствовать, да и вообще думать, а уж тем паче рот раскрывать! Вот так я и живу… До нас или, скажем, до меня все звезды держали язык за зубами и вели себя приятно во всех отношениях. Так оно удобнее, да и безопаснее – а то откроешь рот, скажешь что-нибудь политически некорректное – и наживешь себе смертельных врагов. И покатилась твоя карьера под гору: скинут тебя с трона, развенчают и перестанут приглашать в Альберт-холл и Мэдисон Сквэа Гарден, и вот ты уже поешь в каком-нибудь грязном сарае, как Индра. И на этом твоя карьера кончена. Горлопанам – наука! Держи язык за зубами и считай денежки – вот и вся премудрость! Поэтому все звезды, вплоть до нашего Элвиса строго следовали этому «мудрому» правилу: «мое дело петь, развлекать публику, а мои мнения и мысли я оставлю для себя». Впрочем, некоторым, похоже, и нечего сказать, тем, которые себя в роли певчей птички вполне комфортно чувствуют – это относится к Элвису в первую очередь. Поет, заливается, а что поет, ему наплевать. Теперь замолчал навсегда – и у соловья может быть короткий век. Сложил наш соловушка буйную головушку…
Вот что, Джон: если ты не перестанешь трепаться про Элвиса – тебе скоро конец. Понял?
«К черту вас всех!» – это у меня уже вырвалось вслух, когда я вышел из лифта и встретил вопросительный взгляд Фреда.
«Йоко поедет? Почему ты стоишь? Где Шон? Не надо брать много, только самое необходимое… Да, и не забудь мои кассеты и гитару».
«Какую гитару?»
«С красной искрой, самую легкую. Скорее, мы едем сегодня. Йоко у себя?»
«Йоко разговаривает по телефону, она сказала, у нее неотложные дела и что она приедет на выходные».
«Ладно, я спрошу ее сам».
И я решительно двинулся к массивной двери, за которой пряталась жена. Японская речь подействовала как всегда обволакивающе на мой мозг. Йоко сделала жест рукой: мол, подожди, я занята. Я уселся в черное кожаное кресло напротив и начал сверлить жену взглядом. Обычная картина – Йоко, сросшаяся с телефоном. Телефоночеловек – новая ступень эволюции homo sapiens. Спешите видеть!
Дымящаяся тонкая сигарета в хрустальной пепельнице. Какие-то бумаги на полированной поверхности стола. Черные космы, черный пуловер, желтоватая маленькая ручка, сжимающая трубку, – моя жена! Моя муза-ведьма… засмотрелся и чуть было не забыл, зачем пришел. Йоко с самого начала действовала на меня гипнотически. Постепенно вся спешка, вся паника улетучилась. Я устроился в черном кресле поудобнее и стал любоваться мамой во всех подробностях. Японский водопад журчал без передышки. Она изредка бросала на меня взгляд и делала рукой каждый раз знак, что, мол, скоро дойдет очередь и до меня. Наконец, я начал проявлять нетерпение, это выражалось в дрожании левого сандалия, когда это не подействовало, я просто положил ноги на полированную поверхность ее письменного стола. Теперь Йоко созерцала мои подошвы – она этого терпеть не могла! Йоко привстала и энергичным жестом приказала убрать ноги с ее стола. Не тут-то было; если мама хочет, чтобы Джон вел себя хорошо, она должна положить трубку и поговорить с ним, ее мужем. Точка! Я осклабился, когда она попыталась сбросить свободной от телефона рукой мои ноги со стола. Мы, ирландцы, – народ стойкий, и победа будет за нами. Наконец, Йоко сдалась и положила трубку на рычаг.
«Чего ты хочешь, Джон? Я много раз просила не беспокоить меня в дневное время. У меня дела. Если ты хочешь остаться богатым человеком, ты должен…»
«Йоко, я почти забыл, как бы выглядишь, вот и заглянул. А кроме того, я решил поехать в наш загородный дом…»
«Не дом, а вилла, Джон, я устала тебя поправлять».
«Пусть будет вилла… Так вот мы с Шоном, Фредом и Хелен отбываем туда сегодня. Вопрос к тебе: присоединишься ли ты к нам? Не разбивай компанию, мама, поехали, а?»
Последние слова я произнес увещевательным тоном.
«Ты все еще не хочешь понять, а пора бы! Налоговый инспектор, счета, расстроенные дела на ферме, неблагоприятный гороскоп… у меня и так голова идет кругом, а тут ты вдруг появляешься и предъявляешь претензии!»
«Йоко, всего лишь на несколько дней! Пожалуйста! Шон будет тоже очень рад».
Она тяжело вздохнула и покачала головой. Телефон, как будто ждавший этого момента, опять зазвонил. Но тут он опередил ее руку и завладел трубкой в немом поединке с моей японской принцессой.
“She is busy! She is busy! Call later!” – крикнул я в трубку и надавил на рычаг что было силы.
«Джон! Сколько раз я тебя просила не делать этого! Что это за мальчишеские выходки?! Тебе под сорок, ты – богатый, всеми уважаемый человек, а ведешь себя…!»
«”Всеми уважаемый человек” желает получить ответ от своей жены!»
Она поджала губы и помолчала, потом с достоинством вымолвила:
«Может быть, на выходных… Надо посоветоваться со специалистом по Таро-картам, что он скажет».