Страница 14 из 18
– Такому человеку незачем терять время на войны и завоевания, – сказала она. – Его будущее – при дворе.
– Терпеть не могу двор и все, что с ним связано… – решительно заявил андалузец, хотя, что и говорить, ему было крайне приятно проводить время, сидя на носу корабля в компании этой бойкой и умной девушки, которая разделяла его увлечение книгами и экзотической страной Кублай-хана[28].
А потом было приятно продолжить эти замечательные беседы, вечерами, в доме ее брата. Однако он так и остался простым солдатом удачи, которому приходилось участвовать в бессмысленных авантюрах: какие там золото и слава, лишь голод да злоключения, – и по возвращении из такого вот бестолкового похода внутрь материка, он узнал, что она помолвлена с каким-то щеголем из толпы дармоедов, которые, не рискуя жизнью, извлекали из Конкисты[29] куда больше выгоды, чем самые отважные из капитанов.
Он понял, почему она так поступила. Для такой женщины, как Беатрис де Агирре, интерес к открытию новых земель ограничивался книгами да беседами на закате; она бы ни за что не связала свою судьбу с человеком, у которого никогда не будет ничего, кроме шлема, аркебузы и меча.
– Я – Виракоча, – неожиданно произнес он.
Чабча Пуси резко остановился и насмешливо взглянул на него:
– Это сороче подействовало на твою голову, – сказал он.
– Что это еще за «сороче»?
– Горная болезнь, которая поражает тех, кто не привык к высоте… С чего это ты вдруг громогласно объявляешь, что ты и есть Виракоча? Что, пытаешься внушить это себе самому?
– А тебя это не убеждает?
– Абсолютно. Мне уже прекрасно известно, кто ты такой.
– Вот и скажи мне… Что ты ответишь Уаскару, своему Инке, своему богу, когда он спросит, что ты обо мне думаешь?
– Полагаю, что, если он и в самом деле бог, он немедленно узнает правду. А если нет, то передаст это дело мудрецам и жрецам. А уж с ними я знаю, как обращаться.
– Начинаешь сомневаться?
– Возможно. Я понял, что главная проблема, связанная с тобой, состоит не в том, что ты владеешь «трубой громов», убивающей издали, или что тебе удается извлечь из свирели жуткие голоса. Твоя главная опасность заключается в том, что ты заставляешь думать.
Они достигли берега широкого озера. Противоположный берег едва просматривался, скрытый своего рода ширмой, состоящей из миллионов тростинок; курака внимательно изучил его, а затем с досадой покачал головой.
– На то чтобы его обойти, нам понадобится самое меньшее три дня, потому что почва мягкая и топкая, однако просить рыбака нас перевезти слишком рискованно: он расскажет, что нас видел.
– Необязательно.
Туземец строго посмотрел на него.
– Если я прикажу рыбаку никому этого не говорить, он не скажет, но если его спросит кто-то выше меня по положению, ему придется сказать правду. Таков закон.
– Существует ли в твоей стране хотя бы что-то, не предусмотренное законом? Иногда у меня возникает вопрос, а не регулируете ли вы даже воздух, которым может дышать каждый человек в зависимости от положения или степени родства с Инкой. Это как-то… удушает.
– Солнце регулирует движение небесных тел с математической точностью, год за годом, век за веком. Его дети научились у него управлять судьбой своего народа. Существует место для каждого человека, и каждый человек всегда должен находиться на своем месте. И все работает.
– Угу. Вижу, что все работает, хотя многие не больно счастливы оттого, как все устроено. – Испанец пожал плечами. – Впрочем, я здесь не затем, чтобы критиковать или заниматься политикой, я всего лишь знакомлюсь с обстановкой. – Он махнул рукой в сторону озера. – Попробуем переправиться?
– Как?
– Поищем лодку.
– Только рыбаки могут пересекать озеро. Только они обладают необходимыми познаниями и разрешениями.
Алонсо де Молина фыркнул, явно выказывая этим свою досаду.
– Послушай, Чабча Пуси, курака Акомайо!.. – воскликнул он. – Мне уже порядком осточертели все эти правила… Чтобы переплыть озеро, нам нужна только лодка; что до познаний и разрешений, то мы займемся ими потом… Идет?
Инка, по-видимому, смирился.
– Ладно, – нехотя согласился он.
Где-то через час они обнаружили лодку, лежавшую на берегу в месте впадения небольшой речушки, однако, когда инка собрался в нее залезть, Алонсо де Молина жестом его остановил:
– Куда это ты? – поинтересовался он. – Что это такое?
– Да лодка же! – нетерпеливо ответил тот. – Разве ты не этого хотел?
– Лодка? – изумился андалузец. – Это всего-навсего куча плохо связанного тростника. В моей стране лодки строят из дерева.
– Откуда, по-твоему, мы его здесь возьмем?.. Во всей округе нет ни одного дерева ближе, чем в десяти днях пути. Здесь лодки строят из тростника. Тотора – самый необходимый тростник на свете: из него строят жилища и лодки, он также идет на растопку и в пищу… На Титикаке, самом большом на свете озере, где Виракоча создал солнце и луну, все вертится вокруг тоторы. Тотора – это жизнь.
– Она может быть всем, чем тебе угодно, только я не стану переплывать озеро на какой-то копне, – угрюмо возразил Молина. – Впечатление такое, что она в любой момент набухнет и потонет, как кусок намокшего хлеба.
– Если Богу угодно, чтобы что-то потонуло, оно и потонет, а если ему угодно, чтобы что-то плавало, оно будет плавать. Виракоча приказал камню погрузиться на дно, а тростнику – оставаться на поверхности, и так оно и происходит… Залезай!
Испанец повиновался скрипя зубами и при этом язвительно добавил:
– А что, если кто-то плывет-плывет да вдруг тонет?
– Значит, он перестал полагаться на Божьи законы и Бог его наказал.
Инка уже успел отвязать лодку, и она заскользила по воде, толкаемая легким потоком речушки, так что не прошло и несколько секунд, как они оказались метрах в ста от тростника.
Только тогда Алонсо де Молина обратил внимание на то, что судно не располагает рулем и на борту что-то не видно ничего похожего на весла.
– И как же этой штукой управлять? – растерянно спросил он.
Его спутник обернулся и хмуро взглянул на него:
– Я думал, ты знаешь, как это делается, – едко заметил он.
– При условии, если есть чем. Как это делают рыбаки?
– Когда они находится близко от берега, используют шест, а когда далеко – парус.
– Ну так здесь нет ни шеста, ни паруса.
Они долго глядели друг на друга, а плот уплывал все дальше и дальше в глубь озера, которое было как огромное голубое зеркало, отражающее снежные вершины высоких гор, и лучи находившегося в зените солнца, падая отвесно, прожигали мозг.
Испанец невольно улыбнулся, вспомнив Писарро.
– Хотелось бы мне посмотреть на капитана Писарро в таком вот положении. У него никогда не было чувства юмора. Он бы упрекал Небо за свою горькую судьбу и просил бы провидение объяснить причину подобной жестокости.
– Никто не имеет права жаловаться на свои собственные ошибки. Я же тебе говорил, что нам следовало найти рыбака.
– Давай не будем спорить. С помощью меча и аркебузы мы можем соорудить парус, только моего пончо будет мало. Придется воспользоваться твоей туникой.
– Уж не хочешь ли ты сказать, чтобы я разделся?
– Выбирай: либо придется раздеться, либо мы проведем остаток жизни посреди этого озера. А я начинаю испытывать голод.
Туземец колебался и, казалось, сейчас ответит отказом, но в итоге он нехотя снял одежду и отдал андалузцу, который соорудил некое подобие паруса.
Однако результат оказался не таким, как ожидалось, потому что странное судно, лишенное руля и киля, лишь кружилось на месте или же моталось то туда, то сюда под воздействием редких порывов своевольного ветра, которые прилетали со всех сторон.
Наступление вечера застало их все за тем же занятием: они продолжали бороться, обливаясь потом и переругиваясь в бесплодной попытке добраться до берега. И уже начали свыкаться с пугающей перспективой провести всю ночь посреди озера, страдая от невыносимого холода, как тут неожиданно Чабча Пуси властно махнул рукой, приказывая замереть, и, внимательно посмотрев вокруг, в ужасе пробормотал:
28
Кублай-хан, или Хубилай (1215–1294), – монгольский хан, основатель государства Юань. Кублай-ханом назвал его Марко Поло.
29
Конкиста – испанская колонизация Америки.