Страница 42 из 52
Нехорошая дрожь прошла по телу. Шутейник словно бы читал мои мысли, опасения, хотя при его остром уме это было неудивительно.
— Об этом я сразу подумал. Да, не исключен и такой исход. Я не знаю, сколько мертворазум нам оставил времени, прежде чем он усилит своих… хм, существ… Не знаю даже, как их толком-то назвать…
— Ладушки-воробушки! Они уже не люди. И не хогги. Думаю, он и хоггов так же поднимет с наших кладбищ.
— Не исключено.
— И вот как назвать таких… — Он пощелкал пальцами в очевидном затруднении. — Вот даже не знаю…
— Бакурганы, — вдруг произнес баклер странным, глухим голосом. — Простите, император. Я не хочу подслушивать, но я все слышу, слишком тонкий у меня слух. Бакурганы — так называют у нас неупокоенных мертвецов.
— Не страшно, баклер, — сказал я. — Слушайте. Вам — можно. Пусть будут — бакурганы.
— Ладушки-воробушки, звучит-то как мерзко!
Баклер хмыкнул, его седовласая голова наклонилась, мне показалось он смеется.
— Наш язык умеет подобрать нужное звучание под каждое явление или предмет. Любовь у нас певуча, смерть — спокойна, предательство — мерзко. Мы живем искренне, и мы называем черное черным, а белое — белым.
— Как вас зовут, баклер? — спросил я. — Если имя не положено знать пришлым — не говорите…
Он снова опустил голову. Теперь уже явно — смеялся.
— Не положено, император. Но вы — замечательный владыка Санкструма, а ваш друг… он настоящий друг, и разве могут наши обычаи быть выше дружбы и уважения к хорошим людям и хоггам? Мое имя — Заман. Я буду признателен, если никто кроме вас не будет его знать.
— Обещаю вам, баклер.
— Ладушки-во… И я — обещаю! Значит — бакурганы… И вот если…
— Если они усилятся бесконечно, мы, конечно, с ними не справимся, — сказал я со спокойствием, которого не ощущал. — Именно поэтому проблему Леса Костей нужно решать как можно быстрее. Возможно даже, в ущерб другим… проблемам.
Я подумал, что у мертворазума, очевидно, где-то существует центр, что-то вроде единого мозга, или нервного узла, где аккумулируются все гнусные мысли этого… этих созданий. И я не я буду, если этот центр не находится в Лесу Костей подле Норатора. Возможно, я не прав, но вот кажется мне, что я на верном пути. И если найти этот центр и туда ударить… Я пресек мысли, словно меня и впрямь вот прямо сейчас могло услышать роевое сознание.
Однако версия, что щупальца Эльфийской тоски — это как нейроны, по которым передаются приказания к другим, меньшим центрам, заслуживает внимания. Основной центр нужно отыскать и прижечь, как прижигали язвы на Земле в средние века.
Утро наступало. Сырой ветер разогнал туман. Раскаленное солнце проело в тучах золотые кипящие дыры и оттуда пускало косые широкие лучи, словно причесывая ими землю. Мы выехали на Серый тракт, обросший по краям ноздреватым изумрудным мхом, и я принялся разглядывать бесконечные линии холмов, толпящиеся друг за другом. Лошади звонко застучали подковами по булыжникам старой империи. Какая-то ложная безмятежность была разлита в воздухе…
Заман оглянулся, сказал со значением:
— Мы уже на землях Китраны.
Значит, если нас ничто и никто не задержит, к следующему утру мы будем возле столицы прозреца. Все. Пути назад нет. Теперь — только вперед, вперед, вперед. Сминая все препятствия на своем пути. Не давая врагу опомниться. Как там Амара? Исполнила ли мой приказ? Ее путь не такой кружной, она-то поедет прямо…
Сквозь распахнутый полог кибитки я увидел всхолмья по обеим сторонам Серого тракта, сожженную деревеньку и разрушенный храм Ашара, от которого дэйрдрины оставили только груду битого кирпича и зазубренные основания стен. Как бы не относился к религии, видеть разрушенные храмы единой, объединяющей людей Санкструма религии… не слишком приятно.
Баклер вдруг заволновался, придержал лошадей на крутом каменистом склоне, остановил всю нашу кавалькаду. Долго принюхивался, смотрел вдаль. Я высунулся с тыльной стороны, оперся о дугу кибитки. По ходу нашего движения за крутым скатом виднелся лес, нависал над дорогой, как огромная шкура с густым, косматым мехом.
Баклер остановил кибитку. Оглянулся.
— В лесу нас ждут, император.
— Засада?
— Я не знаю. Нас ждут. Много людей. Отсюда до леса больше двух миль. Мы остановимся и подождем твоего капитана.
Скверно. Ой как скверно. Неужели…
Мимо кибиток, что тянулись за нами, пыля, уже скакал одинокий всадник. По огненной бороде я опознал Бришера.
— Что такое? Э? — воскликнул он, не слезая с жеребца. — Почему остановка посреди… посреди…
— Нас ждут в лесу, — просто ответил Заман.
Бришер был опытнейший солдат, тут же все понял, нахмурился и дернул себя за бороду.
— Много? Сколько ты чуешь, баклер?
— Много. Больше сотни.
— Кгхм! Это немного! Немного это! Всего сотня? Две? Три?
Баклер покосился в сторону леса, веки с белесыми — седыми? — ресницами затрепетали, мне показалось, что цыганский барон каким-то внутренним зрением сейчас проникает сквозь завесу деревьев.
— Чуть менее двух сотен.
— Тьфу! Кгхм! — Бришер направил взгляд на меня, цыкнул пустым зубом. — Разведчики, возможно! У меня сотня, значит, мы их раздавим как гадов! Да, как гадов! Разбейте лагерь и делайте вид, что остановились на дневку. Зажгите костры. Готовьтесь. Мы с Алыми объедем сейчас, ударим из леса им в спины! Будьте готовы, что эти… побегут на вас. Мы будем их убивать. И вы будете их убивать. Это разведчики, верно. Сомнем! Нельзя дать им уйти! Убить нужно каждого…
Заман кивнул степенно:
— Дело говоришь, капитан.
— Но некоторых оставить для допроса, — сказал я. Появление разведчиков говорило о том, что план мой частично провалился. Возможно, прознатчики проскользнули сквозь заслоны брай на землях барона, возможно — успели побывать там раньше. В любом случае, стоит предполагать, что дэйрдрины оповещены и ждут… О чем оповещены? Хотя бы о том, что со стороны смежных владений скапливаются войска. Этого уже достаточно, чтобы враг выслал крупные разведотряды.
Бришер немедленно ускакал. Заман развил бурную деятельность, составляя из десятка кибиток вагенбург, то есть защитный периметр, внутри которого были помещены кони и люди. Вскоре запылали, задымили костры, к которым не подвешивали на треногах котелки. Мы просто сжигали дрова, обманывая противника. Брай толпились у лошадей, готовые взлететь в седла по команде баклера. Цыганский барон сидел на козлах кибитки, повернувшись к лесу боком, и рассеянно строгал ножом какую-то ветку. Он, разумеется, играл на публику, на случай, если из леса за нами наблюдали. На самом деле, он, как я уже понял, слушал лес, улавливал биение его жизни каким-то шестым чувством, наверное, чем-то вроде магии.
— Шутейник, — позвал я, теребя рукоять шпаги. — Что думаешь?
Гаер пожал плечами.
— Не знаю что и сказать…
Томительно тянулись минуты. Они сливались в какой-то бесконечный тягучий поток, в котором я бултыхался, задыхаясь. Прошло более часа… Солнце жарило уже нестерпимо. Ветер колыхал травы… Я до боли всматривался в неровную кромку леса. Ну же? Ну?
Понятно, что Бришеру нужно сделать изрядный крюк, чтобы объехать врага по максимально широкой дуге, тем не менее — Алые на лошадях, а за час конный может проделать больше десяти миль… Может, что-то случилось? Может, Бришер напоролся на крупные силы противника?
Шутейник кусал губы. Развел руками, открыл рот, намереваясь что-то ответить.
В лесу ухнуло, бабахнуло, рявкнуло. Баклер метнул на меня взгляд:
— Магия!
Из-за деревьев вырвались вопли, конское заполошное ржание… Я услышал лязг железа, дальний, будто слесарь затеял перекладывать в умелом ящике инструменты.
Заман крикнул гортанно и несколько десятков брай заняли места в седлах. Но цыганский барон медлил. Лишь когда из-за деревьев показались темные силуэты конников, он отдал приказ. Брай растащили две кибитки, и в образовавшееся отверстие устремились люди баклера. Я оседлал Бабочку и последовал за ними. Заман скакал рядом на корявом, плотном, как и он сам, жеребце, который с трудом нес немалый вес цыганского барона. Он метнул взгляд на меня, свирепо оскалился, что-то выкрикнул.