Одиночка

Вот оно! Нужные мысли приняли четкие очертания и выстроились в определенной последовательности. Павел нашел, наконец, решение задачи, утвердившись в наиболее простом и изначальном. Если он так легко проникает в мою квартиру, значит, здесь его надо поймать, как в мышеловке. Вот я и вытянул своего козырного туза, им я его и припечатаю!

Павел стал перебирать в буфете довольно странные предметы, пока нашел то, что искал. Это был плоский пузырек белого китайского фарфора со зловещим черным иероглифом на боку, ему было более тысячи лет. Каждый иероглиф силен силою своего значения, а этот, особенно, он означает… Впрочем, не следует отвлекаться. Вот он, тот мост меж замыслом и результатом. Хотя между идеей и ее осуществлением «дистанция огромного размера». Пустыми мыслями успокаивал себя Павел, боясь спугнуть робкую птицу удачи.

Осторожно вынув притертую пробку в виде миниатюрной пагоды, Павел понюхал пузырек и отшатнулся, едва не выронив его из рук, голова пошла кругом от оглушительного, не имеющего аналогов запаха. Павел долго проветривал комнату, мысленно выстраивая план, которой должен был его спасти. Он достал из буфета старинную чернильницу с серебряной крышкой и узкую полоску древнего египетского папируса. Красная тушь за хрустальными гранями чернильницы была похожа на выпущенную кровь. Принес отцовскую бритву и остро очинил орлиное перо. Казалось бы, мелочь, но победа состоит из многих мелочей.

Макая перо в тушь, он тщательно выводил на папирусе вертикальный столбец следующих друг за другом кабалистических знаков. Он даже дышать перестал, сосредоточившись на точности их написания, и долго раздумывал прежде, чем поставить последний. Ему особенно не хотелось применять именно его, поскольку он знал, за это неминуемо последует расплата. Ну и что, за все приходится платить, отмахнулся Павел. Зато у Вероятного теперь появился шанс стать Неизбежным.

И все же Павел никак не мог избавиться от сомнений. Не следует ли, проявить больше терпения? Может, пока ничего не предпринимать, выждать, на время подчиниться ходу событий? Порядок вещей таков, каким он есть и, если немного подождать, можно избежать многих бед. Судьба не любит, когда ее подталкивают в спину, она сама назначает сроки, посетила его упадочная мысль.

«Да-да-да, не надо подгонять черепашку! ‒ Павел с радостью ухватился за эту приспособленческую мысль. ‒ Нет. Нет и еще раз нет! Он не настолько всесилен, каким хочет казаться», ‒ возразил он сам себе. Так, все-таки ждать или действовать? Выжидание, проверенная в веках пассивная тактика выживания. Ее эффективность колеблется от ноля и ниже. Павел и дальше пытался спорить с собой, но в изнеможении прекратил это бесполезное занятие. Сомнения лишают человека уверенности, превращая его в панически мечущегося труса.

Вдруг в квартире над Павлом начали забивать сваи. Спустя некоторое время он догадался, что это его соседи танцуют гопак. Потолок его комнаты был для них танцплощадкой. От их веселья Павла охватила апатия ко всему происходящему. Стараясь привести в порядок свои растрепанные мысли, он сел на диван, сгреб подушку и ударил по ней кулаком. Как ни странно, но легче от этого не стало.

Тогда он свернул пробку на бутылке водки и выпил ее из горлышка до половины. Огненная река устремилась вниз, разливаясь внутри горячими ручьями. Стало немного легче. Соседи в квартире над ним настороженно притихли, вероятно, совещались, что бы еще отмочить и вдруг волчьими голосами стали завывать «рэвэ та стогнэ Днипр шырокый!»

От их задушевной песни глаза Павла наполнились слезами. Пьяным, он никогда не становился плаксивым, никогда раньше он не испытывал жалости к себе, и к своей неудавшейся жизни. Сейчас, он вроде и не плакал, но из глаз градом катились слезы. Что это было, ‒ одна из разновидностей плача?

Павел не признавал слез, они были ему чужды, вообще, недопустимы. Он выпил еще и боль, и тревога, и тоска отхлынули, как с отливом, и ему стало на все наплевать. «Водка хорошо укрепляет нервы, ‒ подумалось ему. ‒ Притупляя их». У него возникло ощущение, что он куда-то проваливается. Он летел в пропасть, понимая, что падает вниз, и остановиться не мог. Для этого у него не было ни сил, ни желания. «Нашел выход ‒ напился, в надежде, что все само образуется к тому времени, когда протрезвею», ‒ подумал он, засыпая.

Но его ожидало разочарование.

* * *

«Собираясь пообедать, ‒ убедись, не станешь ли обедом ты сам»[21].

Серые предрассветные сумерки за окном становились все светлее. Со двора доносились вопли, гудки и рычание разогреваемых моторов автомобилей идиотов-соседей. Павел проснулся в холодном поту на обнаженной груди какой-то женщины. Впрочем, нет! Никакой женщины не было, показалось…

Уже совсем развиднелось. Глаза резало, словно в них насыпали песку. Он поднялся и побрел в ванную, во рту было мерзко после вчерашней выпивки. Ему хотелось поскорее прополоскать рот и почистить зубы. Вдруг в зеркале на стене он заметил, что у него нет зубов! Рот зиял жуткой чернотой, хотя языком он чувствовал, что зубы во рту есть. Изменение реальности на расстоянии, догадался он.

Постояв пять минут под горячим душем и, выйдя из-под него на обжигающе холодной фазе, Павел трижды повторил про себя надежную формулу: «Вместе с холодной водой с меня сойдет любое наваждение!» Он осторожно вытирался махровым полотенцем, у него ныли и болели все мышцы, будто после непосильно тяжелого труда. С опаской взглянув в зеркало, он с облегчением отметил, что зубы на месте, и новых, вроде не прибавилось...

Ошарашенный произошедшим, будто его огрели пыльным мешком из-за угла, Павел старался прийти в себя и вырваться из водоворота событий, который все глубже затягивал его, как в воронку. Он лихорадочно сопоставлял все имеющиеся в наличии факты и даже те незначительные детали, которые сами по себе ничего не значили, но в совокупности могли бы приобрести существенное значение своими опосредованными связями.

Неожиданно для себя он подумал, что слишком много внимания уделяет пустякам, что все они не стоят выеденного яйца, а он из-за них колотится. Ведь ничего особенного не произошло. А если бы он не ввязался в борьбу со стариком, он не узнал бы ни азарта погони, ни радости боя и остался бы просто знахарем – сытым, самодовольным и двуличным, как подлый лицедей. Он ничего бы не приобрел и ничего бы не потерял, жил бы да поживал в унылой пустоте своей квартиры. Теперь же у него была хоть какая-никакая, но цель.

Просто ему пока не везет, судьба раз за разом сдает ему проигрышную карту. Какие-то случайные обстоятельства все время оборачиваются против него. А все очень просто, надо найти и убить этого старика, насадить его на кукан, как окуня, – штык в горло и дело с концом! Благо, остался еще один. Правда, он уже не помнил, какого, из двух дедов, но, если возьмет в руки, то сразу определит, чей.

Нет, неподходяще. Смерть потянет за собою смерть. Обычное дело, порочный круг. Так, как же поступить? Надо все сделать красиво, «чтобы не было потом мучительно больно» за халтурно приведенный в исполнение приговор. Но продумать предстоящую экзекуцию Павел не успел. Изо всех сил вглядываясь во тьму внутри себя, он впал в парадоксальный сон. Такое с ним случалось.

* * *

Час пробил.

Настало время волков, три часа ночи. Ночь время шорохов. Вокруг Павла раздавалось много шорохов, они его и разбудили. Когда Павел пришел в себя, первое что он разглядел в темноте, светящееся изумрудно-зеленым «03-00» на дисплее электронных часов. Что он видел, пребывая вне времени, он напрочь забыл, хотя это было жизненно важно. Как он ни пытался, вспомнить ничего не мог, будто мокрой тряпкой стерли, написанное мелом на доске. Кто стер, он не знал, но, точно, стер. Павел чувствовал себя совершенно опустошенным, балансируя между безучастностью и отчаянием. Классическое проявление стресса, отстраненно констатировал он, истощение, как моральное, так и физическое.

21

Из кулинарной книги людоеда (авт.).