Соседняя квартира (ЛП)

— В любом случае, — продолжает он, прежде чем она успевает что-либо сказать, — ещё раз прошу прощения. Я не ожидал, что она зайдёт.

— Всё хорошо, — слова вырываются более решительно, нежели она чувствует, и нежели она ожидает. — Я просто хотела убедиться, что всё в порядке.

Он продолжает смотреть на неё, его серые глаза пылают, пока полуулыбка не трогает его губы.

— Я в порядке, спасибо, Грейнджер. За исключением того, что она вынудила меня сжечь чёртову партию печенья.

Вопреки самой себе, у неё вырывается смешок.

— Какое сегодня?

— Печенье с белым шоколадом и с кокосовой стружкой, — отвечает он, сузив глаза от сосредоточенности. — Они подавали много надежд. Честно говоря, я разочарован.

— Я бы тоже была разочарована.

Отблеск веселья на его лице сменяется неторопливой ухмылкой.

— Я принесу несколько штук, как только переделаю их.

Он опускает подбородок, его язык высовывается, чтобы увлажнить нижнюю губу, и она не может удержаться от того, чтобы не проследить за этим движением глазами. Её желудок скручивается, дразнящее тепло накатывает на неё.

— Если, конечно, у тебя найдётся стакан молока.

С её губ срывается вздох.

— Зачем ещё соседи?

***

Она ничего не может с этим поделать. Иногда Гермиона прислушивается, не дома ли Малфой, через смежную стену, соединяющую их квартиры. Она пытается справиться с растущим интересом к нему, который закрадывается в глубину её сознания, всё чаще и чаще.

И вот однажды в её дверь стучат. Они достаточно хорошо узнали друг друга, и было бы удивительно, если бы в квартиру вошёл кто-то другой. Она испытывает прилив адреналина, а сердце бьётся где-то между грудной клеткой и горлом.

Но это не Малфой. Если бы она потрудилась посмотреть в глазок, то, скорее всего, не открыла бы дверь. Это Кассиус Уоррингтон, бывший коллега, бывший любовник и неумолимый преследователь.

Гермиона тщательно следит за своим выражением лица, чтобы не выдать недовольства, и кивает.

— Кассиус.

— Привет, Гермиона, — он засовывает руки в карманы, ловя её взгляд. — Не возражаешь, если я войду?

Она возражает; на самом деле, она возражает очень сильно. Но он проходит мимо, не дожидаясь её ответа, и прежде чем Гермиона успевает обдумать ситуацию, оказывается втянутой в тот же спор, который они вели уже полдюжины раз за полмесяца.

К тому времени, когда она, наконец, прекращает бессмысленный разговор и выгоняет его из квартиры, она эмоционально истощена, а её кожа зудит от раздражения.

Она хочет покончить с этим, понежиться в ванной, отдохнуть, но на пути к ванной комнате её останавливает стук. Не в дверь, а в стену.

Подойдя ближе, она смотрит на пустой участок стены, мгновение колеблется и говорит:

— Да?

— Тонкие стены.

Она почти слышит смех в его голосе. Гермиона понимает, что Малфой находится по ту сторону стены, по тому, как чётко звучат слова. Но его голос звучит отдалённо, словно приглушённый водой.

Он снова говорит.

— Ты в порядке? Хочешь печенье?

Мерлин, она задаётся вопросом, слышал ли он всё сказанное? Учитывая то, как она подслушала подробности его ссоры с бывшей невестой за несколько недель до этого, она не сомневается в этом.

Она прислоняется спиной к стене и сползает вниз, чтобы сесть на пол. Подтягивает колени к груди и упирается затылком в стену.

— Я в порядке, спасибо. Хотя от печенья я бы не отказалась.

Мгновение спустя она слышит негромкий смех, и он на её уровне. Она думает, что он тоже может быть на полу.

— Мне придётся испечь партию.

Его голос звучит немного отчётливее, и она не в первый раз задумывается, почему стены такие тонкие. А может, он просто произнёс заклинание, чтобы они могли лучше понимать друг друга.

Это странно, когда они живут по соседству друг с другом, но по какой-то причине это её интригует. Он часто смущает её, когда они разговаривают лицом к лицу. Возможность слышать, но не видеть его приятно греет её кожу, и она чувствует, как по позвоночнику пробегает дрожь храбрости.

Девушка пытается представить его по другую сторону стены.

— Ты не обязан этого делать, — предлагает она с запозданием. — Но если бы ты согласился, я бы не отказалась.

Малфой напевает у стены, и этот звук проникает прямо в её сердце. Она сжимает ноги вместе.

— Я думал о красном бархате. О его насыщенном, благородном цвете.

Она чувствует желание, когда слышит низкий тембр его голоса.

— Благородный — звучит хорошо, — отвечает она, позволяя векам дрогнуть.

— Кто это был, Грейнджер? Я должен надрать ему задницу?

— Нет, — сразу же отвечает она, хотя нотки заботы в его словах что-то в ней пробуждают. Она не уверена, что они настолько близки, но, как ни странно, когда их разделяет стена, ей легче открыться. — Это был бывший. Надеялся возобновить отношения, — она понижает голос и добавляет, не зная, сможет ли он услышать: — Всё это — несусветная чушь.

Тишина на мгновение служит ей ответом, прежде чем она слышит, как Малфой прочищает горло.

— Кажется, он идиот.

— Да, — говорит она, выпуская длинный вздох и прижимаясь к стене. — Он может быть таким.

— Он тебе ещё дорог?

Несмотря на то, что голос Малфоя по-прежнему немного приглушён, она слышит интерес. Груз нерешительности в вопросе, погребённое в банальности.

— Нет, — её сердце бьётся чуть быстрее, когда она спрашивает: — А ты расстроен из-за сорванной помолвки?

Гермиона не может понять, каким образом этот разговор влияет на неё, но глубокий гул его голоса восполняет отсутствие зрительного образа.

— Нет, — отвечает он с лёгкой усмешкой. — Нет, мне всё равно. По правде говоря, мне трудно открыться кому-либо.

Она поражается, как много для него значит то, что он делится с ней подобными проблемами. Её следующий вздох становится чуть более неровным.

— Мне тоже, честно говоря, — говорит она в стену. — После войны было трудно разговаривать с кем-либо, не…

Она прерывается, внезапно вспомнив, к кому обращается, и её щёки заливает румянец от смущения.

— Полагаю, — говорит он, как бы истолковывая то, что она хотела сказать, — все от тебя чего-то хотели.

— Да.

Малфой молчит долгое мгновение, затем она слышит тихий стук, как будто он прислонил голову к стене.

— Вот в чём дело, Грейнджер. Раньше я понимал, каково это. А теперь… ну, никто не хочет иметь ничего общего с бывшим Пожирателем смерти, понимаешь?

Слова вырываются прежде, чем она успевает их остановить.

— Я не вижу тебя таким.

Она хотела бы посмотреть на его лицо, на беспокойство в его серых глазах, на ухмылку, за которой он выстраивает свою защиту. Проводя пальцами по гладкой стене, разделяющей их, Гермиона ждёт, затаив дыхание.

— Спасибо.

Она почти видит призраков, которые витают в пространстве между их словами, когда он наконец говорит:

— И если уж на то пошло… все эти люди были идиотами. Ты больше, чем та роль, которую ты сыграла в войне.

Гермиона размышляет, не являются ли его рассуждения более подходящими для описания его самого, нежели её. Какая-то часть её души хочет открыться ему, найти ту связь, которой она так долго жаждала. Уже несколько месяцев она чувствует, как любопытство перерастает в интригу и переходит в нечто большее. Что-то похожее на желание. Неоднозначное и манящее.

— Спасибо, — говорит она в сторону стены, криво улыбаясь. — Это странно, знаешь ли.

— Может быть, это правильно.

Она чувствует эти слова в самом сердце. Так просто и легко. Ей приходится потрудиться, чтобы представить его, угловатые черты лица, напряжение, которое часто лежит на его плечах. Жёсткие очертания мышц и гладкие линии груди. Его длинные, худые ноги и то, как он возвышается над ней на добрых шесть дюймов. Его сильные руки, ловкие движения его пальцев. Дразнящий огонёк в его глазах и ухмылку, которая кривит его губы.

Ещё одна волна возбуждения проходит через неё, когда она представляет его, и сильно закусывает нижнюю губу, чтобы сдержать стон.