Страница 2 из 12
– Мисс, могу я сфотографировать вас со своей женой? – с сияющей улыбкой спросил он.
Конечно же Эстелле следовало отказаться. Она уже больше двадцати минут преследовала рыжую богачку и теперь как никогда была близка к своей цели. Но если она и ценила что-то выше денег, так это внимание. Ей нравилось чувствовать себя важной и особенной, это поднимало настроение и помогало скрасить скучный день. Она замешкалась на секунду, понимая, что это может разрушить все её планы, но всё же решила не упускать момент сиюминутной славы. Эстелла любила жить настоящим.
– О… Конечно! – отозвалась она и направилась к жене туриста. – С радостью.
– Вы только посмотрите на этот галстук! – воскликнула та, чуть ли не хлопая в ладоши от восторга. – Скажите, неужели все девочки в Англии носят галстуки?
– Только в школу, – вежливо ответила Эстелла.
– Эй, народ, хотите сфотографироваться с британской девочкой? – крикнула женщина своим друзьям через весь магазин. – Милли! Джейк! Смотрите, какая прелесть! На ней настоящий галстук!
Эстелла буквально сияла от радости. Пусть она и потеряла своё рыжеволосое прикрытие, зато приобрела целую толпу громких, наглых американских поклонников. С ослепительной улыбкой она позировала рядом с каждым из них, изображая идеального английского подростка.
Так продолжалось несколько минут, пока девушка не заметила вдалеке знакомую фигуру, буравящую взглядом толпу. Она слишком хорошо знала этого краснолицего человека с пышными густыми усами. Их взгляды на мгновение встретились, и Эстелла поняла: пора удирать.
– Ох, – озабоченно пролепетала она. – А где же моя мама? Она будет переживать, если потеряет меня из виду. Простите, мне пора. Надо скорее её найти.
– Конечно. – Туристы дружно помахали ей на прощание. – Хорошего вам дня!
Девушка устремилась к выходу через толпу иностранцев. Сперва она вежливо просила их подвинуться и извинялась, если ненароком задевала кого-то локтем, но её терпение быстро иссякло. Несколько минут спустя она уже вовсю расталкивала туристов, настойчиво пробираясь к заветным дверям. И вот, толкнув их тяжёлые деревянные створки, она выскочила прочь из прохладного холла универмага. Душный лондонский воздух пах свободой.
Но не тут-то было. Не успела Эстелла шагнуть на раскалённый тротуар, как её остановил охранник.
– Открой сумку, – нахмурившись, приказал он, мёртвой хваткой вцепившись в ремешок.
Девушка несколько минут препиралась, привлекая к себе всеобщее внимание, а затем её лицо вдруг сменило выражение с возмущённо-испуганного на пугающе-суровое.
– Мы на улице. Ты вне своей территории, – злобно прошипела она. Спектакль окончился, её голос больше не звучал слащаво и звонко, Эстелла окончательно вышла из роли очаровательного невинного подростка.
– Вообще-то мы всё ещё под навесом «Хэрродса», – ответил охранник. – Но, если хочешь, я могу позвать полицейских. В их территории у тебя сомнений нет? Сейчас-сейчас…
Свободной рукой он выудил из кармана свисток и угрожающе поднёс его к губам.
– Ладно. – Девушка сдалась и открыла свою сумку. – Смотри, раз так неймётся.
Мужчина заглянул внутрь, но обнаружил там лишь книгу на французском и пенал.
– Выверни карманы! – приказал он.
– Вообще-то это противозаконно, у меня есть права, – нахмурившись, ответила Эстелла, но всё же сделала, как велел охранник. Из кармана её блейзера выпал смятый листок бумаги. Мужчина тут же бросился его поднимать, проявив невиданную для его комплекции прыть.
– Так, и что же у нас тут? – протянул он, разворачивая бумажку.
Но на ней значилось лишь три слова: «Я люблю копов».
Девушка расплылась в улыбке, глядя, как лицо охранника становится ещё краснее, чем прежде.
– Это чистейшая правда. Я действительно люблю наших бравых полицейских, – произнесла она, вновь вернувшись к своему слащавому тону.
– Где он? Что ты сделала с ним? – яростно закричал мужчина. – Я же видел! Я следил за тобой!
– Следил за мной? Фу… Грязный старикашка, подглядывающий за молоденькими девушками. Как не стыдно?!
– Не играй со мной! Я видел, как ты украла бумажник у туриста, – кипятился усач. – Тебе не удастся меня провести! Я знаю, что видел!
– Должно быть, вам это померещилось из-за жары, сэр, – учтиво ответила Эстелла, хлопая ресницами.
– Убирайся отсюда! – закричал охранник. Его лицо приобрело глубокий пунцовый цвет. – Если я ещё хоть раз увижу тебя здесь, я…
– Ты – что? – усмехнулась девушка. – Превратишься в гигантскую малину? Станцуешь танго? Отрастишь крылья и клюв? Давай, поведай мне, что же такого интересного ты сделаешь.
Охранник вновь поднёс свисток к губам, но Эстелла выдернула наконец из его мясистого кулака ремешок своей сумки и зашагала прочь.
– До скорой встречи, дорогуша! – прокричала она издалека, посылая усатому мужчине воздушный поцелуй. – Я никогда не забуду то время, что мы провели вместе.
Когда девушка наконец скрылась из вида, к охраннику подошёл озадаченный турист.
– Вы обращаетесь так с каждым, кто выходит из магазина? – спросил он. – Это что, часть знаменитого английского этикета?
2
Кошмарная вечеринка
Шагая по Бромптон-роуд, Эстелла смешалась со школьниками, одетыми в изумрудно-зелёную форму с зелёными галстуками в золотую полоску и плоскими шляпами-канотье. На девушке был точно такой же наряд, так что она без труда слилась с их дружной толпой. Стало совсем жарко, и вскоре она сняла блейзер, так же как и её случайные спутники. Эстелла наслаждалась радостным воодушевлением, которое появлялось каждый раз, когда ей удавалось уйти безнаказанной. Причём чем ближе она оказывалась к провалу, тем ярче и насыщенней были эмоции.
Мимо проехал двухэтажный автобус с рекламой нового альбома «Битлз» под броским названием «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». На нём красовалась вся группа в роскошных костюмах, эмитирующих военную форму времён правления Эдуарда VII. Вот только их расцветки поражали своей оригинальностью: лаймово-зелёный, насыщенная фуксия, светло-синий электрик и персиково-красный – настоящий фурор для каждого, кто хоть что-то понимает в цветах. Именно сейчас, летом 1967 года, столица Великобритании внезапно превратилась в самое модное место на всей земле. И пресса называла её не иначе как «Свингующий Лондон»[1]. Здесь больше не осталось места для скучной серой одежды, для чопорных устаревших словечек и вежливой сдержанности. Это походило на экранизацию «Волшебника Страны Оз», когда зрители из чёрно-белого Канзаса вдруг переносятся в яркий цветной мир волшебных земель. Лондон стал сосредоточием моды, музыки, кино и, как следствие, туризма. Ведь каждый мечтал оказаться здесь, чтобы быть в самой гуще событий.
Эстелла не могла сопротивляться охватившему её вихрю перемен. Он чувствовался повсюду – в яркой одежде, в гуле проносящихся мимо автобусов, в шелесте придорожных деревьев и, конечно же, в толпе подростков, среди которых затесалась девушка. А они тем временем направлялись в парк, не замечая чужака в своих рядах. Впрочем, Эстелла уже чувствовала себя своей и вовсю хохотала над их личными шутками. Их сплотила вместе великая объединяющая сила молодости.
Оказавшись под спасительной тенью деревьев Гайд-парка, школьники направились к озеру. Здесь можно было прокатиться на лодке или просто отдохнуть от лондонской суеты под размеренное журчание прохладной воды. Когда подростки оккупировали газон на пологом берегу, Эстелла уселась на траву неподалёку от них, чтобы не привлекать лишнего внимания и в то же время чувствовать себя частью их весёлой компании.
Через пару минут к ней присоединились два паренька её возраста, также одетые в зелёную школьную форму. Одного из них природа одарила высоким ростом, острым подбородком и копной каштановых кудряшек. Другой же казался полной противоположностью своего спутника. Он не мог похвастаться ни ростом, ни телосложением, но всё же на его пухлых щеках горел здоровый румянец, а на губах застыла довольная улыбка.
1
Свингующий Лондон – термин, относящийся к активному культурному направлению в Великобритании с центром в Лондоне во второй половине 1960-х годов. Это было молодёжно-ориентированное явление, которое придавало особое значение новому и современному. Это был период оптимизма и гедонизма, культурной и сексуальной революций. Одним из катализаторов стало восстановление британской экономики после периода суровой экономии и нормирования продуктов, вызванного Второй мировой войной, который продолжался все 1950-е годы. (Здесь и далее – прим. пер.)