Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 17

У всех шок. Из опрокинутых бокалов плавно вытекает вино… Как тёмно-красная кровь. Её мать – стройная шатенка – страшно бледнеет и близка к обмороку. У отца появляется совершенно страдальческое выражение, глаза наполняются ужасом, недоумением и болью. Мишель вытаращила глаза, застыв с поднятой вилкой, на которой нанизан кусок мяса.

Антуан сориентировался первым. Резво вскочил с места и кинулся к шторе, сорвал её с окна и бросился к Рите, обернув вокруг неё тяжёлую атласную ткань. Её трясёт от новых рыданий, унижения и стыда.

В какой-то момент приходит в голову мысль, что лучше бы её убил тот страшный незнакомец, чем предстать перед родными и гостями распутной стервой. Впрочем, в голове ярко зажигается «лампочка». Гениальная идея притворится жертвой мгновенно завладевает сознанием. И она решила в это сыграть.

– Тише, девочка, тише! – мужчина осторожно гладит её по волосам. И ей почему-то всё равно, хотя её снова касается мужчина. Нет ни возбуждения, ни отвращения. Она приникает к нему всем телом, дрожа, словно от озноба.

Мужчина не отстраняется, хотя ему, наверное, очень неловко, так как её грудь выпирает из ткани, рвётся наружу, вжимается в его худую грудную клетку.

Она снова плачет, уткнувшись лицом в его плечо.

– Мишель, её нужно вымыть. А потом съезди к мадам Жастине – моему личному врачу. Думаю, в больницу обращаться не стоит, не так ли, Ролан? – обращается он к её отцу.

– О, Боже, что случилось? Что сделали с моей доченькой?! – рыдает её мать-красавица, бывшая ученица де Вилла.

Рита ещё сильнее вжимается в тёплое, такое уютное тело уже немолодого человека. Рита почему-то чувствует себя в безопасности. Ей тепло и спокойно, словно в коконе из тёплых одеял.

– Не кричи, Мэри! – глухим, сорванным голосом командует отец. – Не усугубляй ситуацию. Но я хочу знать, КТО это сделал!!! А всё из-за твоего нездорового любопытства, Рита! Вечно ты лезешь во всякие опасные места!

– Перестань говорить глупости, Ролан! – голос Антуана звучит неожиданно сурово и непреклонно. – Не надо внушать ей чувство вины! Ей и так изрядно досталось, – в его голосе звучит жалость и боль. Он крепче прижимает её к себе, тихонечко поглаживая по волосам и спине. – Всё прошло, детка, всё уже прошло!

Следующие несколько часов стали адом. Мишель с мадам Жастиной кудахтают над ней, как наседки над раненым цыпленком. Её бережно отмывают в душе, затем смазывают какими-то мазями, заставляют выпить какую-то гадость. Ей становится лучше, но только телесно. И совсем плохо – душевно. Она не может себе простить, что так легко отдалась незнакомцу. Что с таким наслаждением стала чужой подстилкой. Что ей всё это… Очень понравилось. И что она хочет ещё.

В этот миг Рита ощутила себя Лорой Палмер из сериала «Твин Пикс», которая снова и снова стремится очутиться в красной комнате и предаваться плотским грехам.

Глава 2

Сон. Это был ещё один кошмар. Прошлое никак не желало её отпускать из своей паутины. Рита Свон, довольно известная репортёрша, очаровательный корреспондент гламурного журнала «Женские штучки», встала с кровати и, шатаясь, отправилась на кухню. Отточенными движениями, отрепетированными годами – не одного лишнего жеста, – приготовила себе успокаивающий чай. Села на удобный стул и уставилась в окно, превращённое ночью в зеркало. Мягкий свет светящегося шара, прикреплённого на потолке, подчёркивал тонкие черты красивого лица и длинные ноги. Ночная рубашка мягко струилась вдоль стройного тела.

Женщина обхватила изящными, тонкими пальцами с длинными ногтями, выкрашенными в алый цвет, чашку тонкого фарфора и немного отпила, пытаясь отогнать ночные кошмары. Она поправила несколько пышных прядей, спускающихся на лицо.

Пытаясь забыть, сосредоточиться на том, что она имела. На своей славе, пусть и скандальной, красивой внешности – ей всего двадцать четыре года, самый расцвет, уютном особняке на окраине Лондона, значительном счёте в банке.





Но… слишком многое надо было забыть. И то, чего она добилась, не могло перекрыть всех ужасов, которые она пережила.

Воспоминания снова накатили. Как волны, разрушающие города. Она не могла бороться с призраками прошлого.

И женщина смаковала их вместе с глотками чуть тёрпковатого, горького чая.

… В больничном крыле частной школы «Дауэртс» тихо, ведь сейчас каникулы.

«И никто никогда не узнает о моём позоре!» – пытается хоть как-то утешить себя девушка. Её раздражали оханья и аханья мадам Жастины и Мишель Браун. Женщины вели себя так, словно её жизнь окончена. Будто она уже никогда не сможет стать прежней.

По её просьбе никто не сообщил в полицию о случившемся. Она не хотела, чтобы кто-нибудь смаковал произошедшее. И, тем более, догадался о том, что никакого насилия не было. К тому же, они всё равно бы не смогли ей помочь. Ей не хотелось проходить через унижения допросов, а, тем более, суда. Чтобы её фотография появилась в газете?!! И оборвала её карьеру навсегда? Она всегда мечтала стать известной, скандальной журналисткой, как её мама, Мэри Вэллоу, в своё время работающая на телеканале «Мэджик Фэрроу». Довольно давно, ещё до её рождения и даже зачатия, Рита это знала, мама была очень известным скандальным репортером. И её очень даже ценили на телеканале.

До сих пор в гостиной хранились многочисленные награды и дипломы, а также вырезки из пожелтевших газет в рамочках.

Рита знала, что её мама гордилась прошлым успехом. Но никогда не рассказывала, отчего вдруг однажды забросила такую отличную карьеру – и стала обычной домохозяйкой, ни разу больше не написав ни строчки, и отклоняя все предложения, которые приходили и до сих пор от других телеканалов, так как уже немолодая женщина была по-прежнему красива. И, как считала сама Рита, всё так же талантлива. Однако, несмотря на то, что мать забросила свою карьеру, она очень хотела, чтобы её дочь продолжила семейную традицию и тоже стала журналисткой.

Известной и скандальной, конечно же.

Но, когда Рита попыталась поступить на факультет политической журналистики, мать неожиданно отговорила её и приказным тоном посоветовала подать документы на обычную, газетную журналистику.

«Я хочу, чтобы ты работала в каком-нибудь женском журнальчике. Сейчас это престижно, а также безопасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала, моя девочка! Журналистов по-прежнему убивают во всём мире. И в каждой из стран есть доска памяти, на которой написаны их имена и названия изданий, на которые они работали. Я вовсе не хочу, чтобы ты стала смертницей, дорогая! Поверь мне, жизнь дороже сенсаций! Лучше уж занимайся звёздами и гламуром».

«Я не могу позволить этому происшествию превратить меня в жалкое ничтожество, в посмешище!» – твердила она тогда, сжимая одеяло, глядя на потолок, где расходились трещины.

Лёжа на узкой больничной койке, она попыталась забыть весь этот кошмар, но в её сердце навсегда поселилась боль. В глубине души девушка надеялась, что никто его никогда не поймает. Потому что в этом случае он мог рассказать всем, что она – распутница. И сама позволила ему всё это сотворить со своим телом. А ей не нужна была такая слава. Она не хотела, чтобы хоть кто-то знал о её слабости.

Поэтому пыталась уверить всех вокруг, и даже себя саму, что это было насилие. А иногда сама в это верила.

К счастью, она ничего о нём не услышала. Да и кто бы стал его ловить, если она не подала на него в полицию? Не написала заявление, не дала показания? Не позволила соскрести с себя пробы его спермы.