Страница 18 из 27
Он вспомнил глаза. Какая глупость! Наверняка крыса. Значит, отмыкаем замок, идем назад и вешаем упряжь, как надо. Именно так – чтобы избавить себя от папашиной порки.
Но день быстро угасал, и в конюшне уже совсем темно. Даже просто заставить себя войти было выше его сил.
Он поспешно зашагал к дому.
Тьма не до конца размотала свой полог, но пальцы теней уже стискивали город, медленно сжимаясь в кулаки.
И ночные странники подобрались вплотную.
На конюшне лошади дрожали, ворочая выпученными глазами от сеновала к лестнице, пока фигура – с очертаниями, изменчивыми как вода, – спускалась вниз.
Поглядев на темноту за окном, шериф запер двери конторы. Он надел новую шляпу и сел за стол, спиной к зарешеченному окну, достал виски и стакан, налил изрядную порцию.
Сегодня ночной обход отменен. Без вариантов. Вероятно, и все последующие. Он думал уехать. Например, в Западный Техас или в Оклахому. Главное – убраться из Мад-Крика, и побыстрее. Он налил новую порцию. Следом еще одну.
Проклятье. Он даже напиться не способен.
Для Джима и Мэри Гласс услышать с улицы голос внучки было поистине чудом. С ее смертью уже смирились.
Они как раз думали, как известить дочь и ее мужа. Посылать письмо или телеграфировать не годилось, но кому охота ехать в Бюмонт и объяснять, глядя в глаза, что девочка пропала в дороге?
Винили они себя. Им пришло в голову предложить отправить девочку в гости в дилижансе, а после и дилижанс, и девочка считались пропавшими. До этой самой минуты.
Детский голосок, по которому они сразу узнали Миньон, звал из-за двери. Они наперегонки бросились открывать.
Мэри оказалась первой.
Снаружи, в густеющих сумерках, в немыслимо грязных лохмотьях, стояла Миньон. В одной руке, крепко сжимая матерчатое горло, она держала куклу. – Бабушка, – голосом холодным и пустым, как первое дыхание зимы, сказала девочка.
– У нее что-то с глазами, – сказал Джим, тем временем Мэри распахнула объятия. Миньон пружиной метнулась навстречу – и ее зубы вонзились в бабушкино горло, как горячий нож в масло.
Мэри вскрикнула. Кровь хлестнула фонтаном, и она рухнула навзничь на крыльце, зажимая рукой шею.
Девочка отцепилась от бабушки и бросилась на Джима. Детские ручонки обхватили его правую ногу, зубы нацелились в промежность, терзая одежду и плоть, как сгнившую парусину.
Джим оторвал ее от себя и швырнул на пол.
Одного взгляда хватило понять, что жена мертва. Кровь ручьями струилась по ее шее. Глаза полностью закатились.
Он сделал два неверных шага, ухватился за вешалку для шляп, чтобы не упасть, и повернулся к внучке.
Та по-кошачьи шустро шмыгнула к нему. Одной ногой уперлась ему в колено, отбросила куклу и вскарабкалась выше. Ручонки обвили его затылок.
– Поцелуй дедуле, – сказала она и, сомкнув челюсти, изогнув шею, разорвала ему горло.
Джим рухнул на пол. Последним усилием он попытался оттолкнуть девочку, но тщетно. Он слышал, как ее язык быстро снует между его зубов. Потом все звуки исчезли.
Когда Миньон насытилась, на лице Джима почти не осталось плоти.
Еще несколько мгновений – и он, безлицый, встал. Зубы, похожие на кусочки сахара в томатном пюре с глазами, несколько раз щелкнули. Он был голоден.
Поднялась и Мэри. Ее голова свешивалась набок, платье с одной стороны было ярко-красным.
Она вышла в дверь, к городу и к живым людям.
Джим направился следом.
Миньон подобрала куклу и пошла за ними.
Дедушка, бабушка и внучка отправились на ужин.
Как только стало темнеть, Буэла услышала пение. Пели фальшиво, и приглушенный звук доносился снаружи, но она узнала голос.
Ее сестра, Милли.
С лампой в руке Буэла вышла из дома.
– Милли, господи, это ты?
В ответ только пение – точно умирающая птичка в колодце.
– Милли, я здесь. Где ты?
– Голодная, – произнес голос Милли. – Я очень голодная.
Теперь Буэла сообразила. Голос доносился из погреба. Но там давно ничего нет, кроме воды.
Внезапно Буэлу осенило. Милли заблудилась. С дилижансом случилось что-то ужасное, и Милли заблудилась. Теперь она помешалась от голода и прячется в погребе. В тухлой воде.
Буэла подоткнула юбки и кинулась к погребу.
– Дорогая, сейчас я тебя накормлю. Немного потерпи. Я тебя накормлю.
Буэла рывком открыла люк в погреб.
Пение стихло. Только глухая чернота. Змейки страха проползли по ее спине.
– Милли?
Она просунула лампу глубже в погреб.
Во тьме возникло лицо Милли. Грязная луна с массой копошащихся червей. Слизь на волосах.
– Господи, – ахнула Буэла.
Пальцы Милли схватили запястье руки, державшей лампу, и рванули.
Крик Буэлы быстро оборвался. Вместе с лампой она ушла под воду.
Но, отдавая Буэле должное, она накормила Милли.
Работа у гробовщика шла полным ходом. Мерц подготовил Ната Фостера и нарядил его в костюм, захваченный шерифом из дома банкира, после чего заключил, что Нат никогда не выглядел лучше. Черви должны оценить его рвение.
С другой стороны, он порядком намаялся с Натом. Если учесть, что друзей у того не больше, чем у земляного гремучника, Ната следовало заколотить в ящик и закопать, пока не раздулся.
Оглядывая распростертого на плите Нолана, он решил, что именно так с ним и поступит. Никто из этих двоих не привлекал плакальщиков – хотя Нату нашлось чем их оплатить. Парни вроде них больше привлекают мух.
Мерц прикинул, что лучше завернуть Нолана в старую простыню и положить в простой сосновый гроб. А с утречка зарыть, пока он совсем не протух и не выпер за стенки. На дешевых похоронах такое разок случилось. Он засунул старого Крайдера в гроб без бальзамирования и продержал так ночь. На другой день на погребении – июльский денек выдался жаркий – говнюк раздулся, как кит. В тот раз удача Мерцу не изменила, и тело не выдавило боковины гроба, пока родственники не разошлись. Вонь стояла, как от бочонка тухлой рыбы. Мерц и могильщики свалили труп в яму и побыстрее закидали.
Нолан, ясное дело, уже пованивал. И довольно мерзко.
Мерц обошел вокруг тела. Уродливый hombre. Хотя бы грязь из пустой глазницы выковырять.
Да. Назвался груздем – полезай в кузов. Остается раздеть его, обложить льдом и оставить до утра. Двое могильщиков подряжены. Управиться недолго, а после – похороны Ната, где удастся срубить деньжат. Пусть до Ната никому нет дела. А иные будут только рады.
Мерц выкрутил фитиль у лампы над плитой, прошел Нолану в ноги, повернулся спиной, ухватился за один кучерский сапог и потянул.
Снятый сапог он поставил рядом с собой. Нет, размер не годился.
Он взялся за второй и потянул. Тот не хотел слезать.
– Ну давай, сукин кот!
Нолан сел на своей плите. Грязь посыпалась из глазницы и с волос.
Мерц перестал тянуть.
По затылку пробежал озноб.
От другой плиты, где лежал обряженный Нат, донесся шорох. Покосившись в ту сторону, он разглядел в дымчатом свете лампы, как Нат слезает с плиты.
«Мальчишки балуют», – подумал Мерц.
И в этот миг заметил севшего за спиной Нолана.
Он бросил сапог и развернулся.
И Нолан его сцапал.
Глава седьмая
В темноте лаборатории Дока сосуды с частями игрока стали подрагивать.
Сгнившая плоть поползла вверх по стенкам и надавила на крышки. В других задребезжали кости. Картонная коробка, где лежала голова, задрожала.
На стенке коробки проступило пятно, затем блеснули зубы. Голова игрока прогрызала путь к свободе. В большой банке костяная рука сжала пальцы в кулак и настойчиво забарабанила в стекло.
Док сидел за столом в кабинете, разложив сбоку несколько стопок книг и раскрыв перед собой одну из них. Разорванные на полоски листки записной книжки торчали тут и там в качестве закладок. В стопках лежали «НЕКРОНОМИКОН», «ТАЙНЫ ЧЕРВЯ», «КАББАЛАТ ШАББАТ», «КУЛЬТЫ УПЫРЕЙ», «ЧЕРНАЯ КНИГА ДОФИНОВ», «СОБРАНИЕ НЕЧИСТИ».