Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 80

Стоило начать свою игру, слегка наступить на ногу всякое мелочевке — фармацевтам, да аптекарям — как пошли предупреждения уже мне. Сначала «черногорки», потом Феофан с Антонием. Тогда я смог отбазариться, и вот «заговорили большие пушки» — начальник дворцовой полиции.

Вон в поезде до Питера аж три агента меня сопровождают — даже не скрываются.

Чтобы успокоится, я от вокзала доехал до Невского на извозчике, побродил по магазинам. Купил себе хорошую бобровую шубу, лисью шапку с хвостом. Закинул лишнее тому же извозчику, велел везти в оружейный магазин. Тот насоветовал Чижова, не иначе, рассчитывает копейку с приказчиков стрясти за то, что денежного покупателя привез. Пока трюхали по Симеоновской на Литейный, велел остановиться у церкви, отдал армяк нищему на паперти. Расстался можно сказать с последней вещью из жизни настоящего Распутина.

У Чижова магазин оказался невелик, так, лавочка на первом этаже доходного дома, и я уж было решил ехать в другое место, но приказчик мгновенно пресек мою нерешительность.

— Не извольте беспокоится, ваше степенство, магазин наш при складе, две тысячи ружей, до трех тысяч пистолетов-с, — ворковал он, заводя меня внутрь. — Торгуем по каталогу-с, чего нет на витринах мигом доставим, прошу-с.

Усадил, приволок каталоги, да они, в общем, и не к чему. Я точно знал, что нужно, порасспросил Дрюню и капитана. Сейчас самый толковый пистолет это Браунинг, автоматический, плоский, в двух ипостасях — номер один и два.

Я взял оба, первый маленький такой, как раз в рукав пойдет — прикреплю сбруей на резинке, сам в ладонь прыгать будет. А второй побольше и размером, и калибром, на ТТ похож, основное оружие будет.

Бумага от Филиппова свое дело сделала и пришла пора расставаться с деньгами. Номер первый восемнадцать рублей, номер второй тридцать, две коробки по сотне патронов за шесть и восемь рублей, запасные магазины рубль штука… Приказчик нахваливал «кобуру шагреневой кожи», но мне она ни к чему, надо сыскать мастера по коже, сшить плечевую, чтоб не видно было подмышкой. И бронежилет не забыть! Ведь читал где-то, что как раз в это время некий изобретатель сделал жилет из ндцати слоев шелка и ничего, пулю держал.

Облегчили меня на шестьдесят пять рублей с учетом скидки, упаковали железки, и со всем почетом проводили до пролетки.

А там шпики стоят, в наглую, извозчик с ними язык чешет.

Ладно, они хотят войны? Они ее получат. В распахнутой шубе, нацепив очки, я добрался до Обводного, зашел во двор дома.

Народ остолбенел. Даже кобели перестали лаять, завиляли хвостами. Чуют хозяина.

— Григорий Ефимович, ты ли это? — пораженный капитан почти слово в слово повторил слова царя

— Азм есмь — пошутил я, прошел в дом. И тут меня ждало два больших приятных сюрприза.

Во-первых, приехали мои односельчанине. Шурин Николай Распопов — вертлявый, низкий мужичок лет тридцати с хитрыми глазами и шрамом через всю щеку. И сосед — Илья Аронов. Этот был полной противоположностью Распопову — массивный, словно медведь, медлительный. Глаза на выкате смотрят строго, даже сурово. Борода такая густая — что ее даже поди сбрить не получится.

Оба подивились моему внешнему виду, принялись обстоятельно рассказывать о делах в Покровском. Все было слава Богу, все живы, здоровы. Передали письмо от жены, которая благодарила за деньги, звала домой «ну колик можно странствовать по свету?».

Из разговора я понял, что Илья был заядлым охотником, ходил и на вепря, и на медведя. Отлично обращался с двустволкой.

Николай же был явно с криминальным прошлым, обмолвился, что был «взят за приставы» по некоему темному делу.

Оба хотели знать, зачем я дернул их в столицу.

— Погулять по Питеру — дело приятное — покивал Распопов — Но ты же не просто так нас вызвал.





— При царе я нынче — тихо, под дружное «ох» я выдал свой главный секрет — Врагов у меня много стало. А вот друзей мало.

— Дык мы за тебя горой, Ефимыч! — засуетился шурин — Только скажи кого придавить — придавим.

Аронов лишь мрачно кивнул.

— Позжее поговорим — идите обустраивайтесь, наш боцман Акинфыч определит вам комнатку, да отведет поснидать.

Второй сюрприз тоже был приятным и неожиданным. В спальне меня ждала Лохтина. Ольга сидела с ногами на кровати — что-то вышивала. Как только я вошел, она вскочила, бросилась на грудь:

— Гриша! Не могу жить без тебя! Ушла, ушла я от мужа постылого!

В углу спальни я заметил чемоданы с вещами. Да… вот тебе бабушка и Юрьев день. Драматургия на марше.

— Как же ты адрес разузнала? — поинтересовался я, обнимая женщину за талию — Звонил я тебе, муженек твой зло со мной говорил, ругался.

— Знаю, все знаю, Гришенька. Пошла я к жене Стольникова и все там обспросила про него, про тебя, небесников… Она же мне и адрес дала.

Я удивился тому, что у капитана, оказывается есть жена — он ни словом об нее не обмолвился. Но потом эта мысль ускользнула, нас захватила страсть. Все, что я успел — это запереть дверь спаленки.

*****

Община понемногу устаканивалась, разделили дом на спальные помещения, мало-помалу привели в порядок бывшую винную лавку, натащили скамеек, повесили иконы, портрет императора, покамест бумажный, и флаг. Надо повспомитать, как вообще такие вещи оформляют, чтоб у каждого входящего сразу шаблон рвало.

Пока бегал по лестнице вверх-вниз, упарился и вышел во двор, вздохнуть. Смотрю — а там пацанчик лет десяти в уголке блюет, а его девчонка такая же по спине гладит.

— Что случилось?

— Ой, батюшка…

— Не батюшка я. Зовите дядей Гришей. Так что случилось?

— Минька после обеда блюет. Может, съел чего, — объяснила девчонка.

— Так, парень, где чего ел, куски хватал?

— Не, — слабым голосом ответил спрошенный, держась за живот, — что с кухни дали, то и ел.