Замена

— Как скажешь, родная моя. Но если вдруг…

Я повернулась к двери, и дверь стала немного ближе. Я уходила от проблемы — новой проблемы. У меня был шанс сказать правду, сделать что-то проще, что-то сложнее, но это — еще одно погружение в память о вчерашнем.

Мне нужно было подумать. Встретиться с памятью — пускай, но наедине.

К боли, обиде, к возврату в прошлое примешивалось горькое ощущение: я неумолимо запутывалась, тонула в обстоятельствах, которые навязал мне Каору.

«Идеальный больной».

Аска.

«Рей, давай разогреем саке…»

Каору.

«Его власть над тобой вот здесь». Мягкий толчок в лоб.

Икари. Директор Икари-сан.

«Рей, какой позор, как ты могла!»

«Он принуждал тебя? — Нет».

Голоса из прошлого.

Я сидела на скамье в парке и смотрела на навершие трости. Короткая черная ручка, матовый блеск, почти незаметный в этом шепоте серости, который льется с неба. Тихо шумел парк, в небе снова что-то менялось — с одного оттенка серого на другой. Я ворошила тростью листья, ворошила свою память.

Нагиса Каору. Высокий статус в «Соул» — по словам Аски. Настолько высокий, что директор принял его — после всего, что сделал Каору в НИИ «Нерв». Настолько высокий, что Икари-сан даже не стал со мной о нем говорить.

Листья под ногами закончились. Я поискала глазами беглецов и пересела левее, к краю скамьи.

На самом деле я придумывала отговорки, вспоминала их, потому что заявить на Каору я бы все равно не могла.

Достаточно вспомнить его открытую улыбку.

Достаточно помнить о прошлом.

Я встала, и сразу стал виден учебный корпус. Мне нужна была Рицко Акаги — второй подвальный этаж. Я попрошу ее ни с кем — в особенности с Икари-куном — не обсуждать наш предполагаемый секс. Осталось только додумать детали.

«Отвратительные. Не кошмарные, а всего лишь противные».

Доктор Акаги — не Майя, и тем более не Мана, она поймет и промолчит. Все складывалось хорошо. В корпусе меня среди прочих ждал Нагиса, позади остался пятачок разворошенных листьев и немного жалости к себе самой.

— Не знаю, девочки, прическа у нее — в самый раз, по-моему, — завистливо сказала Мана. — Если бы у меня тоже был такой лоб, я бы, наверное, тоже такую челку отрастила. А что? Красиво.

— За такими шрамы прячут, — добавила Хикари.

— Фу, Хикари, что за ассоциации?

Я пыталась сосредоточиться: на экране ноутбука складывался сценарий. Я играла в сложный пасьянс с буфером обмена, стараясь меньше думать. Сплетни в учительской помогали, пока кто-то не вспомнил Аску Лэнгли. Мне не мешал только Айда Кенске, который тихо читал что-то у фальшивого камина.

— А что? — спросила Хораки, глядя поверх журнала на Ману. — Я вот не считаю, что высокий лоб — это некрасиво. Наверняка у нее там что-то еще.

— Высокий? Да-да. Еще и выпуклый, как у этого, как его?

«Как у Сократа», — мысленно закончила я, вспоминая Аску. Я совершенно не помнила, какой у нее лоб, и что такого необычного в челке. Впрочем, это как раз не странно.

— Мари, вот скажи, как ты думаешь?

Илластриэс пожала плечами. Судя по очкам, поднятым на лоб, и угрюмому молчанию, она что-то переделывала — уже долго, и до конца оставалось далеко.

— И ладно бы челка, — не унималась Мана. — Но пиджа-ак!

— А что не так с пиджаком?

— С пиджаком все так. Дорогой, кстати, брэнд! Английский…

Мана сделала паузу. Она все еще не теряла надежду привлечь к обсуждению Мари. Я потерла скулу: сценарий размывался. Пока коллеги сплетничали, я невольно представляла сидящую на полу Аску Лэнгли.

Я не понимала, что можно обсуждать во внешности Аски, кроме глаз. Странный оттенок, очень насыщенный, как высокая нота. Странный взгляд. Пиджак я тоже не помнила. Кажется, песочный.

«Я подпустила его к тебе», — вспомнилось мне. Я вздрогнула и снова осторожно посмотрела на учителей.

— …Я понимаю, что брэнд, все дела, — вздохнула Мана. — Но зачем гнаться за дорогущей моделью, если она так невыгодно подчеркивает второй размер?

— Ах вот ты о чем…

Линда вспомнила подобающую историю из новостного канала. Хикари поджала губы: она не одобряла длительных обсуждений одного человека. Я наткнулась на ее взгляд.

— «Второй размер», «второй размер». Что вы прицепились, а?

Кенске захлопнул ноутбук и раздраженно изучал учительскую.

— Э, Айда, — начала Мана. — А ты что-то…

Айда посмотрел на меня. Кажется, он чувствовал, что все это время его замечала только я.

— Видишь ли, Аянами. Доктор Лэнгли вздула нашего физрука на тренировке, и милаш Тодзи публично провозгласил ее новой богиней лицея. Анклав недоволен.

— Конклав, неуч, — сказала Мари. — Dear Lord! Причем здесь Судзухара?! Ты как-то так ловко перевел все на личности…

— А, это я перевел? — ухмыльнулся Айда. — Грудь — сабж безличный, как же, знаю.

Мана спрыгнула со стола и приняла драматическую позу:

— Внимание, сейчас мы услышим мужскую… То есть, геймерскую версию красоты женской груди!

У нее неприятный голос — звонкий, задорный. Он освещал комнату резкими вспышками, которые умело били в цель. Я почти не видела Айду Кенске.

— Да, да. Ухожу уже, — сказал Кенске. — Все остальное вы и без меня обсудите.

— Нельзя ему трезветь, — вздохнула Линда. — Такой злой — ужас. Моим мальчикам дал контрольные пятого уровня. Они с ним вроде в игре что-то не поделили.

— Ah yes, virtuality, — сказала Мари, закатила глаза и вернулась к работе.

Все еще слышался шум, кажется, даже раз обратились ко мне, но мир вдруг сузился до размеров экрана. Я заканчивала сценарий, я могла уйти, но за дверью учительской был темный коридор, а потом — длинная лестница, а потом — холл. Скрипучий парк, и дверь, которую мне придется открыть.

Мне очень хотелось, чтобы у учительской меня ждали.

«Уйдите, Икари. Пожалуйста».

Наверное, так я впервые пожалела о секундной слабости — сидя в шумной учительской, наедине с мыслями, страхами и сценарием к мрачному празднику.

Я встала и начала собираться.

Никто не видел нового проводника. Никто не обсуждал его. Он был нигде, но я твердо знала: Каору в лицее, он никуда не уехал, он не под стражей. Я не хотела думать, чем он занят. Я просто чувствовала это.

Собственно, за тем он и пришел ко мне: чтобы я чувствовала.

Я закрыла дверь, не прощаясь. В сыром воздухе коридора плыл свет редких ламп: учебный этаж был пуст, свет здесь гасили рано. Звук трости утонул в мягком линолеуме. Я чувствовала себя ослепшей, и это подстегнуло страх. Он сочился из-под потолка, из приоткрытых классов, его было так много, что я вдруг захотела стать тенью.

Это так просто — облако дыма, рывок сквозь этажи. Выход.

Выбор был прост: боль или страх.

В кармане вздрогнул мобильный, а пока я тянулась к нему, — и еще раз. Ладонь была липкой, горячей, и прохладный пластик стал недолгим спасением.

<Простите, Аянами. Мы можем поговорить? Икари Синдзи>.

Я нашла пальцем кнопку ответа, но потом увидела второе сообщение — еще один неизвестный номер.

<Иди домой спокойно.: — *>

Я вышла из ванны. Свет горел во всем доме — иначе я не могла. Я сдалась. Глупо проверять было замки, глупо класть под подушку нож.

«Глупо держать свет включенным», — подумала я и коснулась выключателя. Кольнула боль от смены освещения, на грани инфразвука колыхнулась темнота. Я вслушивалась в себя, прижимая к груди мобильный.

Холодное одеяло, плохо вытертые ноги — и такой теплый телефон.

Я сидела у стены, пытаясь согреться. И я совсем не удивилась, когда коротко зажужжал виброзвонок.

<Вы не спите? Икари С>.

И почти сразу же — еще дрожь.

<Я не знаю, чем я вас обидел. Я уверен, что это что-то важное, но не знаю, что. Так часто бывает со мной. Я тут выпил, но мне не легче. Извините>.

Он долго набирал это, поняла я. Будто слышала, как он стоит на балконе общежития, и в комнате позади — свет, гул. Ему надо вернуться туда, и он вернется, но пока что он набирает одеревеневшими пальцами такое длинное сообщение, и не очень понятно, что ему мешает: холод или алкоголь.