Страница 61 из 72
— Я тебе, конечно, рада, но не на столько, — заявила она.
— И я тебя рад видеть.
Выглядела рыжая вовсе не плохо, но за ее улыбкой пряталась тоска — чтобы понять это, вовсе не нужно было прилагать усилий.
«— Она проиграла, потеряла все — машину, возможность что-то доказывать себе и остальным, проиграла на глазах у всех…
— Она жива, — отозвался второй голос.
— Она…
— Она жива. Точка».
Синдзи, погрузившись в спор с самим собой, смотрел в голубые глаза Аски и в который раз за это слишком раннее утро потерял нить разговора.
— И чего молчишь?
— Я думаю, Аска…
— А по тебе и не скажешь.
— … О тебе.
Сорью неожиданно смутилась и порозовела.
— Приятно, черт возьми. И что думаешь?
Синдзи пожал плечами: он не видел ничего приятного в своих размышлениях о ней.
— Да так. Думаю о том, что ты выжила вопреки всему, пережила свою машину, могла умереть десяток раз за этот бой…
— На комплименты нарываешься? — поинтересовалась она, все еще улыбаясь.
— Нет. Скажи, каково это — проигрывать?
Аска смотрела на него, ее улыбка погасла, и он видел, как плывет, стремительно меняясь, выражение ее лица. Наконец, она отвела глаза и тихо сказала:
— Знаешь, такого мудака, как ты, даже благодарить не хочется.
— Я и не прошу. Хочу знать просто — каково это?
Сорью откинулась на подушку и закрыла глаза. «Давай, Сорью, скажи что-нибудь… Бой не мог не изменить тебя. Ты не нужна мне. Ты не должна быть нужна мне».
— Я не люблю сказок, Синдзи. Мне всегда представлялось жизнь тупой девки, после того, как ее спас прекрасный принц. Как ей придется с обожанием смотреть каждый день на самодовольное чмо — своего спасителя. Думала, если меня когда-нибудь спасут — удавлюсь.
— Ты выросла, Аска.
— Да, выросла, но ничего не изменилось. До этого тупого, мерзкого, сильного Ангела.
Она вздрогнула и одним рывком вновь села, глядя перед собой, подтянула ноги к груди, словно пытаясь согреться. Синдзи чувствовал ее упрямство, ее обиду, но чего не было и в помине — так это отчаяния или разочарования.
— Я поняла, что на самом деле хочу жить — и плевала я на принципы. Победа, «лучшая из лучших из лучших» — лишь средства достижения простой цели. Жить. Я считала, что просто жить — мало, надо чем-то это подтверждать, каждую секунду, каждый день…
Девушка помолчала, задумчиво глядя на Синдзи, заправила выбившуюся из хвоста прядь за ухо и сказала:
— Знаешь, чертова вечность в искореженной и раскаленной кабине очень качественно проясняет приоритеты. Когда меня вытащили, и я краем глаза увидела твой оплавленный, но целый «Тип» — думала, разрыдаюсь от счастья. Ты жив, я жива — что уж лучше?
Она подняла на него глаза, и Синдзи вздрогнул: в глазах криво улыбающейся Аски стояли слезы. Радости или горя — не понять.
— Пока я живу и остаюсь человеком — я… Я… Я есть, словом. Остальное — добуду.
Синдзи встал.
«Так не получится. Придется мне самому ее оставить… Кто же ты для меня?»
— Скажи, Аска… Если бы я мог дать тебе все, о чем ты попросишь… Что бы ты хотела?
Девушка подняла на него взгляд, пристроив подбородок на коленки:
— Издеваешься?
— Нет. Просто хочу знать.
Она прикрыла глаза:
— Любопытный… Тебя этот бой тоже изменил, Синдзи. Знать бы, в какую сторону. Ты словно… Уходишь куда-то…
— Аска, — он прервал ее немного резче, чем хотел: Сорью била точно в цель, в нежную розовую кожицу на заживающей тяжелой ране. — Ответь, пожалуйста.
Она улыбнулась.
— Ночи секса после того, как с меня снимут бинты, будет достаточно.
— Аска, я серьезно.
— А я тоже. Теперь пошел в жопу отсюда и закрой за собой дверь.
Синдзи покинул палату и уперся лбом в холодную стену коридора. Мысли размеренно текли в голове и с холодной уверенностью констатировали, что он провалился.
А еще почему-то очень хотелось улыбнуться.
Спасть весь день хотелось немилосердно.
Его разбудили на процедуры, вернули в палату, потом — почти вечером — пришел Кагитару с вопросами о курсе конвоя, заскочил, кажется Судзухара… И лишь весть о смерти Мисато-сан все не приходила. В его разуме шел непрерывный диалог едва различимых голосов, которые перебирали его жизнь, его мир, секундные ощущения. Словно прилежные клерки, голоса обращали внимание на любые мелочи, устраивали обсуждения — стоит брать в расчет или нет, что означает эта эмоция, в чем он запутался… Синдзи выпил снотворное еще раз, но во сне вновь было облако алых точек, вновь был чужой разум, которому он одним касанием приказал умереть, как приказывал своей машине — жить.
Он проснулся одновременно со звуком открывающейся в кромешной тьме двери. На фоне слабо освещенного коридора мелькнул стройный силуэт.
— Рей?
Под грубое больничное одеяло скользнуло теплое тело и прижалось к нему. Синдзи обнял девушку и почувствовал, как болезненно напряжены ее мышцы после дня, проведенного на рычагах ЕВЫ. Замерзший нос уткнулся ему в ухо, и там защекотало дыхание.
— Рей…
«Еще один протез… Я не могу отбросить ее сейчас — придется сделать это у самой цели. Не могу. Или не хочу?..»
Голоса в голове послушно замолкли.
— Икари… Ты изменился.
Синдзи не был удивлен этими словами, скорее, смущало то, что она так нескоро сказала их.
— Да? И каким я стал?
— Я… Не знаю. Я почти не чувствую тебя. А еще… Я слышу еще один голос, который становится сильнее, когда я в ЕВЕ…
Он молчал, обдумывая короткую сбивчивую исповедь, и понимал, что к описанию его состояния нечего добавить. «Какая-то часть меня — именно часть — отделилась для превращения в машину, эта часть несет отпечаток моего превращения… А еще я оставил что-то в „Типе“. Это как… Как разъемы. И теперь мне будет проще вновь дать жизнь тому существу…
— Проще? Или сложнее?
— Проще.
— Неужели? Ты начал сомневаться, что Аска — лишь костыль.
— Да.
— Не страшно? На отказе от помощи зиждется приказ отца…
— Не страшно. Слово Нагисы против слова Кацураги.
— Она слишком мало знает и может ошибаться…
— Может. Заткнись.
— Она…
— Заткнись».
— Икари… Пожалуйста, вернись…
Он прислушался: девушка вздрагивала, едва не плакала, и даже ее шепчущий голос дрожал.
— Рей? Что с тобой?
— Ты… Ты… Будто ушел куда-то. Мне стало страшно, потому что когда ты уходишь, исчезаешь, я прекращаю…
Она замолчала и теснее прижалась к нему. Синдзи мысленно закончил ее фразу, и предположение ему совсем не понравилось, хотя что-то такое он и подозревал, узнав от Нагисы подробности ее сущности.
— Рей. Договори, пожалуйста. «Я прекращаю…» — что?
— Я прекращаю существовать, Икари, — прошептала девушка.
«Она — часть меня. Ее даже нельзя убить, пока я жив, но становясь „Типом-01“, создавая зародыша бога, я исчезаю, а значит…»
— Аянами…
Она вздрогнула.
— Пожалуйста, Икари… Называй меня «Рей».
— Почему?
— Потому что… «Аянами» ты называл ее. Ты ведь сам решил, что я — не она?
Синдзи повернул голову и смотрел в темноту, лишь угадывая, где ее глаза.
Протез протеза все же стал человеком. «И даже больше», — услужливо подсказал немного удивленный голос и одним рывком развернул чужую память. Перед его разумом проносились ночные бдения у его беспамятного тела — она склоняется над ним, ловя каждый выдох. Летели обрывки образов девушки, закусившей от боли губу, — она ворочает рычагами, наслаждаясь прикосновением к той мощи, которую двигал он. Но она боится «Типа-01», ей страшно думать о машине. Она боится Аску и боится… Похожую на нее саму девушку из прошлого Синдзи. Боится? Может, правильнее сказать — ревнует?
«— О нет… Нет, нет… Так нельзя!
— Странно, что тебя так удивляет?
— Она ведь лишь должна быть со мной, быть Аянами!
— Ты сам признал ее другим человеком, который заботится о тебе. Так почему ей самой не влюбиться в тебя?