Когда Герои Восстают

— Я не знаю. — за ее словами тут же последовал пронзительный крик, поскольку он причинил ей какую-то боль. — Пожалуйста, Агостино, я действительно ничего не знаю. Я его экономка и кухарка, он не часто говорит со мной.

Наступила пауза, наполненная звуками ее борьбы, а затем:

— Ты права. Единственное, что ты сделала, это дала нам Якопо, который имеет ценность для Сальваторе. Ты ничто. Ни для него, ни для меня.

— Пожалуйста, — прошептала Бэмби. —Пожалуйста, оставь нас в покое.

— Ты жалкая, Джорджина, действительно жалкая. Жалкая обуза. Если ты мне не нужна, на что ты годишься, а?

— Я мать твоего ребенка, — попыталась она.

В моих объятиях Аврора захныкала, уткнувшись головой в меня, заглушая шум. Было невозможно сдержать собственную панику, как вспомнившуюся, так и реальную. Прятаться на кухне было слишком похоже на кошмарное дежавю в ожидании, когда Каморра изобьет моего отца.

— Ты была пустой тратой моего времени с того момента, как я тебя встретил. — он хмыкнул, как бы раздумывая, а затем раздался удар, когда он ударил что-то о стену.

Судя по женскому вздоху, это явно была Бэмби.

— Ты мне больше не нужна, — решил он холодным, отстраненным тоном, будто оценивая фондовый риск. — И мне не нужно, чтобы ты разевала рот перед своими драгоценными людьми из Каморры. Ты видела, что случилось, когда ты подобралась к Марко, не так ли? — беззлобно поддразнил он. — Упрямый ублюдок, я думал, что он точно умрет.

Бэмби начала плакать, тихие всхлипывания прокатились по комнате, как туман отчаяния.

Адреналин прокатился по моим венам. Я не могла позволить ему причинить ей боль, убить ее или что бы он там ни готовился сделать. Но я также застряла в укрытии с Авророй и не хотела подвергать ее опасности.

Выбор был отнят у меня, когда я услышала щелчок пистолета.

Я осторожно переложила Рору со своих коленей, побуждая ее свернуться калачиком в глубине шкафа под ручкой швабры. Она неистово трясла головой, цепляясь за мою руку, когда я пытался оторвать ее от себя.

— Нет, остановись, — кричала Бэмби, крики сопровождались ударами, будто она пиналась. — Пожалуйста, Огги, подумай о своей...

Три вещи произошли одновременно.

Первое.

Я выскочила из двери, захлопнув ее за собой, заслоняя Аврору и пугая Агостино.

Второе.

Он выстрелил из пистолета.

Прямо в грудину Бэмби.

Я беззвучно вскрикнула и помчалась через двенадцать метров между Агостино, прижимавшим ее к стене, и моим укрытием.

Третье.

На прилавке лежал нож, разделочный нож для резки овощей и фруктов. Я сжала его в кулаке и бросилась на дона ди Карло.

Я настигла его в тот момент, когда он повернулся, чтобы посмотреть на переполох, который я устроила. Мне повезло, что я застала его врасплох, потому что он был почти такой же большой, как Данте. Он зашатался, когда я ударила его, и ослабил хватку на Бэмби, которая упала на пол, прижимаясь к груди, оставив на белой стене большое мокрое красное пятно крови.

От ярости мое зрение стало кроваво-красным.

Я вонзила нож в первое место, до которого смогла дотянуться, в правую верхнюю часть груди Агостино. Он вошел достаточно глубоко, задевая кость, а затем застрял.

В этот момент я безумно подумала, не умру ли я.

Он перевернул меня так быстро, что я даже не осознавала, что двигаюсь, пока моя спина не врезалась в пол, и воздух полностью не вышел из моего тела.

— Елена Ломбарди, — с усмешкой поприветствовал он, вытаскивая нож из груди, будто это было лишь незначительным неудобством. — Какой приятный сюрприз. Эта сука заручилась твоей помощью, чтобы избавиться от меня?

Его руки нашли мою шею, душили меня настолько, что черные пятна замелькали перед глазами, но не убили.

Еще нет.

Я была благодарна, что у меня длинные ноги.

Я подтянула правую и уперлась ногой в его живот, где он скрючился надо мной, со всей силы надавив, чтобы он сдвинулся с места.

Он не поддавался.

Тогда, используя последние силы, я ударила его ногой в почку, снова и снова.

Наконец, он выругался по-итальянски и отодвинулся от меня, сняв давление с моей шеи всего на секунду.

Одной секунды было достаточно.

Я вскинула правую руку и ударила его прямо в горло.

Он зарычал, его руки разжались. Я откатилась в сторону и встала на ноги, снова схватившись за нож на полу, потому что пистолет упал под диван позади него.

Пошатываясь, он поднялся на ноги с рычанием.

— Puttana.

Шлюха.

Мне было все равно, как он меня называл, мое внимание было сосредоточено на его руках. Он нацелился ударить меня по правой щеке, поэтому я подставила плечо и перекатилась под него, затем поднялась и ударила его ножом в живот. Я усвоила урок, когда наносила ему удары, но тонкой раны, которая расцвела на его животе, было недостаточно, чтобы остановить его.

Он снова бросился на меня.

И снова.

И снова.

Пот капал мне в глаза и жёг их. Я никак не могла защищаться вечно. Он был больше, сильнее, лучше меня.

Возможно, это была мысль о поражении, но во время следующего удара он поймал меня за подбородок и отправил мою голову назад. На белом потолке закружились черно-белые созвездия, а мои колени превратились в желе.

Он позволил мне упасть на пол, мой лоб ударился об угол стула за обеденным столом, а затем я рухнулась на пол.

Я боролась за то, чтобы оставаться в сознании.

Именно поэтому я пропустила какофонию у двери, когда приехала моя Семья.

Я застонала, когда Агостино поднял меня на ноги и прижал спиной к передней части своего тела. Секундой позже холодный привкус металла встретился с моим виском.

Он достал пистолет из-под дивана.

Но мое зрение прояснилось достаточно, чтобы увидеть героя, который стоял в дверном проеме.

Данте.

Его лицо было грозным, когда он смотрел на нас через дуло пистолета. Его выражение было настолько ужасающим, настолько немилосердным, что я наконец поняла, как он получил прозвище «Дьявол Нью-Йорка».

Он пришел за мной.

— Данте, — прохрипела я, просто нуждаясь в том, чтобы произнести его имя и услышать его голос.

— Stai zitto, trioa, — прошипел Агостино мне в ухо, еще глубже вонзая пистолет в мой висок.

Заткнись, шлюха.

В другом конце комнаты Данте напрягся, воздух вокруг него гудел от потенциальной энергии.

— Еще раз так с ней заговоришь, и я без колебаний всажу тебе пулю в мозг, — пригрозил он.

Агостино рассмеялся и перевел ствол от моего виска к губам, надавливая до тех пор, пока мои зубы не разорвали внутреннюю часть губ, и я была вынуждена открыть рот вокруг ствола. Второй раз в жизни я познала вкус оружия.

— Ты бы никогда не выстрелил. Она слишком близко, в итоге ты можешь убить ее.

В коридоре послышался шум, а затем в дверях появился Якопо, пистолет поднят, лицо каменное.

Мое сердце превратилось в пепел, когда я посмотрела на него. Я знала, что он просто защищает свою сестру, но не могла поверить, что он ополчился на Данте. Они были кузенами и друзьями, товарищами.

— Бэмби? — прошептал Яко, когда его глаза расширились, а рот опустился.

Он заметил ее.

В суматохе, с очевидным сотрясением мозга, я почти забыла о ней.

Якопо бросил пистолет на бок и помчался сквозь противостояние Данте и Агостино, бросаясь к сестре. Кровь скапливалась в центре ее груди, но ее было немного. Это дало мне кратковременный проблеск надежды, прежде чем Якопо сдвинулся, слегка подвинув ее так, чтобы я могла увидеть озеро крови, окрасившее пол под ней.

Один взгляд на ее ангельское лицо, потерявшее покой, и я поняла, что она мертва.

Якопо разрыдался, притянув ее к себе на колени.

Ни один из мужчин не выстрелил в него.

Данте, казалось, понял это, его глаза сузились. Казалось, он совсем не оплакивал Бэмби, но я знала, что все его внимание сосредоточено на том, чтобы вытащить нас обоих живыми.