Страница 56 из 84
Это очень тяжело для любого человека, и я заснула стоя, пока мы ждали, когда поднимемся по трапу в самолет. Данте увидел, как я покачнулась, уронил свою сумку на землю и поймал меня прежде, чем я успела упасть. Подняв меня на руки, он легко понес по ступенькам, не обращая внимания на мои протесты. Меня уложили в спальне в задней части самолета, его лицо было раздраженным, будто он должен был подумать о том, чтобы прикрепить кандалы к кровати, чтобы заставить меня заснуть.
Это было мило в доминирующей манере Данте.
Я открыла рот для возражений, когда он откинул мои волосы с лица, но заснула, так и не придумав, что сказать.
Шесть часов спустя, когда я проснулась, в моей груди появилось чувство.
Причин для этого пока не было.
Мы были на пути к началу жизни в Коста-Рике. Данте даже купил мне испанский разговорник в туристическом киоске в Неаполе.
Но что-то было не так.
Я пошла в ванную, чтобы побрызгать на лицо холодной водой, и удивилась, когда, взглянув в зеркало, увидела, как сильно я изменилась за три недели пребывания в Италии. Мои волосы стали золотистыми от солнца, кожа приобрела загар. Но именно глаза казались совсем другими.
Я моргнула темно-серыми глазами, отметив линии улыбки, прижатые к их уголкам, и бодрость выражения. В Нью-Йорке я была так несчастна, постоянно измотана работой и душевной меланхолией, что это отразилось на лице так, как я тогда даже не заметила. Под глазами не было темных кругов и мешков, моя бледная, только для помещений кожа приобрела насыщенный цвет и здоровый румянец, щеки не были такими исхудалыми, а волосы выглядели потрясающе красиво в своем естественном волнистом состоянии.
На мне даже было что-то другое, чем мои обычные нейтральные костюмы и шелковые блузки. Платье от Дольче и Габбана было простого покроя, с рукавами и юбкой А-линии, но на нем был смелый узор из ярких цветов, который я выбрала, потому что он напоминал мне об Италии, и я хотела взять частичку этого узора с собой, когда мы будем уезжать.
Я выглядела как новая женщина, так же, как и чувствовала себя ею в своей душе.
Моя улыбка заиграла на одной щеке, потом на другой, пока не заняла все лицо.
На мгновение я забыла о стеснении в груди и вышла из туалета в коридор, ведущий к главной посадочной зоне самолета.
— Ты должен сказать ей.
Я замерла.
— Stai zitto, — глухо приказал Данте.
Заткнись.
— Нет, — настаивал Фрэнки. — Ты ведешь себя как трус, поэтому я не заткнусь. Это женщина, которую ты только что сделал своей женой, Ди. Вы обменялись fede (пер. с итал. «обручальное кольцо / вера»). Знаешь, что это значит?
— Может, я и не родился в Италии, но я говорю на этом языке лучше, чем ты, — возразил он, все еще мягко, но с током волнения в тоне.
— Это означает «вера», — невозмутимо продолжал Фрэнки. — Эти кольца символ веры друг в друга и в ваши отношения. Не заставляй ее засомневаться в этом, когда вы только начали. Она упряма, она может не простить тебя.
Послышался шум, словно кто-то задвигался, а затем голос Данте, вся пассивность пропала.
— Ты думаешь, что знаешь ее лучше, чем я?
— Я думаю, что иногда я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты настраиваешь себя на неудачу, как какой-то чертов мученик.
— Basta! — огрызнулся Данте.
Хватит.
Мое сердце свинцовым грузом лежало в животе, когда я прижалась к стене и пыталась отдышаться.
Что, черт возьми, они от меня скрывали?
После того, как Козима рассказала о том, что Сальваторе ее отец, я не думала, что Данте снова станет мне лгать, даже умолчав об этом.
Где была жестокосердная, скептически настроенная Елена?
Неужели она была заживо похоронена любовью?
Я глубоко вдохнула и прошла в гостиную.
Ни один из мужчин не поднял глаз от своей работы.
Я подошла к Данте, который сидел в большом кресле в задней части самолета и работал на ноутбуке. Не спрашивая, я подвинула ноутбук, закрыла экран и поставила его на стол рядом с ним. Он с любопытством наблюдал за мной, когда я села к нему на колени и прижалась носом к его горлу.
Его цитрусовый и мускусный аромат навсегда напомнит мне об Италии, и это было совсем не плохо.
— Ты хорошо спала?
— Нет, мне снились плохие сны.
Я взяла его руку в обе свои, поглаживая широкое золотое обручальное кольцо. Трудно поверить, что оно было там из-за меня. Потому что он был моим мужем. Это делало мысль о том, что он хранит свою тайну, еще более мучительной.
— О чем вы только что говорили с Фрэнки?
Данте слегка напрягся. Если бы я не сидела у него на коленях, я бы не заметила.
Именно поэтому я и была там.
Лучшим детектором лжи было мое тело против его. Он мог лгать мне на словах, но физически наши тела говорили на одном языке, и скрыть это было бы почти невозможно.
— Ничего важного.
— Хммм. — я продолжала играть с его обручальным кольцом. — Думаю, что место, которое мы выбрали для жизни в Коста-Рике хорошее. Оно не очень туристическое и находится в горах, где прохладнее. Я подумала, что это также может напомнить нам о Вилле Роза.
— Se vuoi.
Если хочешь.
— Данте. — я отказалась от своей роли и села прямее на его коленях. — Что, черт возьми, происходит?
— Ну, мы сейчас летим над Атлантикой.
— Не будь sputasentenze, — потребовала я. Умник. — Фрэнки пытался заставить тебя рассказать мне кое-что. Что происходит?
В его глазах было что-то не так. Они были не глубокими и сверкающими, как ночное небо, а плоскими, почти неживыми, как черные шарики.
— Фрэнки драматизировал.
— Ты ведешь себя как робот. Что происходит? Данте, я твоя жена. Это ничего для тебя не значит?
Что-то треснуло в этом холодном взгляде, сквозь трещину пробился огонь.
— Не будь глупой. Конечно, для меня это значит все. Ты мотивация каждого моего решения, Елена.
— Тогда объясни мне.
Он посмотрел в овальное окно на бледное небо. Когда мы покидали Неаполь, было раннее утро, но мы возвращались в прошлое, и время словно застыло на месте.
— Капо, — обратилась я к нему, ухватившись руками за обе щеки, чтобы повернуть его голову лицом ко мне. — Ты и я одна команда. Пожалуйста, скажи мне, потому что, если что-то не так, я смогу помочь.
Суровый рот смягчился, а глаза стали ласковыми, оглядывая мое лицо.
— Lottatrice mia, всегда готова бороться за меня. (пер. с итал. «мой боец»).
— Sempre, — согласилась я.
Всегда.
Его глаза вспыхнули, и последние остатки сдержанности покинули его со вздохом.
— Я принял решение. — это предчувствие нарастало, как шипы в легких. — Мы возвращаемся в Нью-Йорк.
Я моргнула, немного ошеломленная его словами.
Дело не в том, что я не хотела возвращаться. Марко был либо кротом, либо другом в коме, который нуждался в нашей поддержке. Чен и Якопо справлялись с нападениями ди Карло в одиночку, потому что Адриано все еще поправлялся. Бэмби и Аврора больше не отвечали на мои звонки и попытки пообщаться по сети.
Мама находилась в Нью-Йорке и Бо...
Моя работа.
Которая, очевидно, ждала меня, если я когда-нибудь вернусь.
Но была одна веская, непобедимая причина, по которой мы не могли вернуться в Нью-Йорк.
Данте отправился бы в тюрьму, как только они узнали бы, что он вернулся в страну.
Он наблюдал за тем, как мои мысли проносятся за глазами, его лицо было каменным.
Это делало его похожим на Александра.
Ужасающе холодным.
— И каков твой план? Сидеть где-то взаперти, будто ты снова под домашним арестом, потому что как только кто-то доложит, что ты вернулся в страну, тебя выследят и отвезут прямо в тюрьму?
Я знала, что это не было планом.
Данте дикий зверь. Добровольное возвращение в клетку противоречило его природе.
— Не совсем. — его вздох был горьким на моем лице, когда он обхватил мои щеки. — Я собираюсь сдаться.