Страница 42 из 84
Однако сейчас мой разум находился на грани.
Сокрытие от меня информации о том, что Козима дочь Торе, казалось таким очевидным предательством.
Я обвела взглядом стол, следя за выражениями лиц Александра и Фрэнки.
— Вы все знали, — заключила я в пустоту, подняв руку, когда Данте шагнул ко мне. —Все в этом доме знали, не так ли? А я просто бродила вокруг, как беспечная стерва.
— Нет, не говори так, — огрызнулся Данте
Он был полон энергии, готовый наброситься на меня, чтобы заставить прислушаться к его доводам.
Я не хотела.
Старая, горькая ненависть к себе хлынула в мои вены, как вода через прорванную прорубь.
— Что еще ты от меня скрываешь? — прошептала я, слова были слишком горячими в похолодевшем рту. — Ты действительно намерен жениться на Мирабелле? Ты просто будешь держать меня в качестве любовницы на стороне, потому что знаешь, что я люблю тебя достаточно, чтобы оставаться рядом? Ты ошибаешься, Данте, я никогда не смогу этого сделать. Я не буду смотреть, как ты целуешь другую женщину, как у тебя появляются дети от кого угодно, только не от меня.
Мой голос не был истеричным, но ледяные слова становились все более холодными, сухими, как жидкий азот.
— Елена, не спеши с воображаемыми выводами, — выдавил он из себя. Он слегка подался вперед и схватил меня за руку, его хватка была нежной, но крепкой. — Я ни о чем тебе не лгал. Я просто скрывал от тебя этот секрет, потому что Козима и Торе попросили меня об этом.
— И ты поставил их на первое место. Я поняла.
И я поняла.
Я думала, что в кои-то веки нашла человека, который будет любить меня больше всех, но любовь в очередной раз показала, что я глупа и наивна.
— Он больше не испытывает к ней таких чувств, — вмешался Торе. — Всем ясно, что он никогда ни к кому не испытывал таких чувств.
Мои глаза медленно закрылись, как затвор фотоаппарата.
Там что-то было.
Он больше не заботится о ней таким образом.
Мое дыхание застряло в горле и застыло, задушив меня. В глазах было мокро, а ужас был написан на каждом сантиметре моего лица, когда я смотрела между Козимой и Данте.
Его лицо было застывшим, ничем не выдавая себя.
Так я и знала.
У Данте было оживленное лицо, подвижный рот и бездонные глаза, которые обычно выдавали его эмоции.
Он замкнулся, потому что когда-то, как бы давно, а может, и до сих пор, он был влюблен в мою сестру.
У меня в ушах раздался грохот, а в груди разверзлась воронка, и мое отказывающее сердце провалилось в желудок.
— Ты любил ее? — прошептала я так тихо, что он должен был прочитать по губам.
— Нет, никогда, не так. — он притянул меня ближе за руку, а другой крепко сжал мой подбородок, так что его чернильно-темные глаза были всем, что я могла видеть. Они были наполнены неистовой страстью, настолько сильной, что обжигали. — Однажды, может быть, я думал о большем, но так ничего и не добился. Козима всегда была влюблена в Александра. И теперь я знаю, каким я был sciocco (пер. с итал. «глупым»), потому что то, как я люблю тебя, делает невозможной возможность когда-либо любить кого-то еще или когда-либо любить кого-то еще. — он сжал руку, которой все еще владел, на своей груди над сердцем. — Я принадлежу тебе, Елена. Тебе и только тебе.
Слезы жгли глаза, но не падали. Я спокойно вырвала свою руку из его хватки и отступила назад.
Неужели невозможно найти мужчину, который не любил бы сначала одну из моих сестер?
Неужели мне всегда суждено быть второй?
Горечь захлестнула меня, затемнив края зрения, и внезапно, даже в приятном воздухе неаполитанской зимы, я промерзла до костей.
Я пошла прочь быстрее, видя, как напряглись мышцы Данте, грозясь отправиться за мной. Я не могла вынести этой мысли. Один только взгляд на него, его большое красивое лицо, его красивые, грубоватые руки и шероховатые губы, заставлял мой мозг саботировать каждое наше воспоминание, представляя его с его первым выбором.
Мои глаза закрылись, когда я боролась со всхлипом, поднимающимся в горле, как метеорит.
— Елена, — позвала Козима. Я открыла веки и увидела, что она встала и идет ко мне, ее прекрасное лицо искажено ужасом. — Поверь мне, cara mia (пер. с итал. «моя дорогая»), мы с Данте никогда не любили друг друга. Никогда не были предназначены друг для друга. Это не проблема.
Не вопрос.
Наконец, капли слез вырвались из моих глаз и покатились по щекам, стекая с лица, подбородка и кончика носа.
— Я никогда не была первым выбором, — пролепетала я. — И больше не соглашусь на второе место. Мне нужно пространство. Не ходи за мной, Данте.
Он уже открыл рот, когда я развернулась и бросилась в дом. К тому времени, как он понял, что я покидаю территорию, я уже сидела в Ламбо, выруливая на подъездную дорожку, а мой капо превратился в исчезающую статую в зеркале заднего вида.
Глава 14
Елена
Я вошла в церковь.
Неаполитанский собор был намного грандиознее, чем то маленькое здание, которое мы посещали в детстве, но я слепо ориентировалась в центре Неаполя после отъезда с Вилла Роза, и что-то заставило меня остановиться у грандиозного роскошного сооружения, посвященного Богу, в которого я не верила. Возможно, это было связано с тем, что оно называлось «Duomo di San Ge
Я была благодарна, что на мне была льняная рубашка и черные брюки, а не одно из платьев, которые Данте купил мне, потому что итальянцы до сих пор невероятно серьезно относятся к скромности в доме Господа. Как бы то ни было, никто не помешал мне войти в Собор.
Там было тихо, внутри толпилось меньше десятка людей. Обеденное время полагалось проводить с семьей или друзьями за вином на площади или в семейном доме, но несколько преданных верующих усеивали скамьи, держа в руках четки.
Стук каблуков эхом отражался от мраморного пола и от позолоченного потолка в стиле барокко, через арки, обрамляющие главную часовню. Никто не наблюдал за мной, пока я шла к главному алтарю и опускалась на деревянную скамью в первом ряду.
Прошли годы с тех пор, как я ходила в церковь, но мое тело знало, как опуститься на колени на предоставленные подушки, сцепить руки, склонить голову. Мне хотелось, чтобы у меня были четки, которые я могла бы перебирать в пальцах, подсчитывая свои грехи и благословения, как какой-то религиозный абак. Еще лучше, если бы у меня был крест Данте, серебряный, тяжелый и пронзительный в моих руках.
Мне не за что было ухватиться, кроме собственного смятения.
Симус был мертв, потому что я убила его.
Я убила человека.
Я убила собственного отца.
Козима была моей сводной сестрой, потому что мама влюбилась в капо Каморры и тем самым безвозвратно изменила наши жизни.
Были бы мы защищены от мафии так же сильно, без этих отношений? А была бы Козима продана в сексуальное рабство, если бы не эти отношения?
Данте любил ее когда-то. Конечно, любил, почти каждый мужчина, которого я когда-либо знала, в тот или иной момент влюблялся в Козиму. Она была всем, чем не была я: симпатичной и любящей, страстной и чувственной, великолепной и мудрой.
В какой-то момент их общей истории он считал себя влюбленным в нее.
Как Кристофер и Дэниел в Жизель.
Я была всего лишь сестрой второго плана.
Прошлое было узловатой веревкой, запутавшейся в руках. Я хотела осторожно распутать ее, чтобы понять, почему решения других людей привели нашу семью и меня в эту конкретную ситуацию.
Если бы я могла понять, возможно, я не была бы так ранена прошлым.