Когда Герои Восстают

— Scopami, per favore.

Трахни меня, пожалуйста.

Его ухмылка сверкнула в лунном свете.

Мгновение спустя обе руки нашли вырез моего платья, пальцы впились в ткань, и он разорвал его прямо посередине. Я задохнулась, когда ткань капитулировала перед его силой, чисто порвавшись до самого подола, пока оно не распахнулось по обе стороны от меня.

— Ottimo, — прорычал он, лаская мою обнаженную грудь, перекатывая соски в своих ладонях.

Лучше.

Это было намного лучше.

Моя голова упала назад между плеч, когда он шагнул ближе и взял один из моих сосков в рот, чтобы пососать и пощипать зубами. Контраст удовольствия и боли заставил дыхание прерываться.

Он прижался к груди, обрабатывая ее, в то время как его другая рука направилась прямо к моему лону. Его рычание вибрировало в моем соске, когда его пальцы скользнули в омут влаги у меня в центре.

— Такая влажная для меня, — простонал он.

Моя дрожь не имела ничего общего с прохладной зимней ночью, а все было связано с тем, как он прослеживал каждую складочку и углубление в моей киске, словно картограф, решивший составить карту моего удовольствия.

— Знаешь, у нас не было десерта.

Я смотрела с тяжелыми веками, как он срывает с дерева лимон и разрывает его, используя только большие пальцы. Сок стекал по его запястью. Он поднял руки, слизывая струйку сладковатой жидкости, и хмыкнул.

— Ты тоже хочешь немного? — спросил он невинно, но Данте был совершенно непристойным, совершенно нечестивым.

Я никогда не представляла, что лимоны могут быть эротичными, пока не кивнула, задыхаясь, и он не поднес к моему рту кусочек желтой мякоти. Итальянский фрукт был таким сладким, что можно было есть кожуру, и я закрыла глаза, пока он кормил меня им, кусочек за кусочком.

— Теперь я, — сказал он, выдавливая вторую половинку лимона между моих грудей.

Прохладная жидкость заставила мою плоть затрепетать, спускаясь по дрожащему животу к паху и по внутренней стороне бедра.

Данте хмыкнул, приступая к работе, его язык был горячим и льнул к моей плоти, когда он вылизывал меня дочиста, пощипывая соски. Когда он опустился на колени в траву и взял мои бедра, устраивая их на свои сильные плечи, я позволила себе обмякнуть, полностью поддерживаемая моими связанными руками и его широкой спиной.

Он проводил языком по обе стороны моих бедер, всасывая кожу, пока не осталось ни следа сладкого лимона.

— Лимон с медом лучшее сочетание, — пробормотал он почти про себя, прежде чем прикоснуться к моей киске, глубоко вдохнув мой аромат.

Diomio, это было чертовски сексуально, что ему так нравится мой запах. (пер. с итал. «Бог мой»)

Мгновение спустя он раздвинул мои набухшие складки и погрузил язык внутрь.

Мое лоно мгновенно сжалось, как пружина.

— Блядь, — грубо выкрикнула я.

Данте застонал в ответ, вибрация сладкой агонией отозвалась на клиторе, когда он захватил его между губами и атаковал языком.

Это секс.

Это наслаждение.

Это то, чего мне не хватало всю жизнь.

Мне не было стыдно, когда я объезжала талантливый язык Данте, когда он вводил один, потом два, три пальца в меня и двигал ими, пока я не начала извиваться и стонать.

Я уже была обнаженной. Я трахалась раньше.

Но никогда не впускала другого человека в свое тело и разум, чтобы трахать их одновременно.

До Данте.

Он был под моей кожей и в моей крови. Его аромат был единственным, что мой нос мог учуять даже в лимонной роще. Надо мной не было ни ночного неба, ни земли под ногами, ни даже гравитации, кроме магнетизма, исходящего от мужчины, который ел, как голодный, между моих бедер.

Я была только его, а он только моим.

Именно эта мысль превратила мое тело из твердого в газообразное, конечности растворились в дыму, который грозил унестись с ветерком.

Я кончала и кончала, а Данте ел и ел, пока все, что я могла делать, это бороться за дыхание в легких.

Когда он встал, его рот и подбородок блестели от остатков меня. Он не вытер их, когда захватил мои губы в дикий поцелуй, пожирая меня так же, как он пожирал мою киску.

В нем не осталось нежности, только горячая потребность и яростная агрессия. Он зарычал, приподняв мои бедра за предплечья и упираясь своим толстым членом в мой центр. Его потный лоб прижался к моему, и мы оба смотрели вниз, на место соединения наших тел.

Секунду спустя он вошел в меня до упора.

Я закричала, но это было похоже на аллилуйю.

Он трахал меня жестко, будто я была сосудом, а не женщиной. Как будто я была создана для этого для того, чтобы он трахал меня, использовал и наполнял своей спермой.

Это не было унизительным или неправильным.

Это было так горячо, что расплавило мои внутренности, превратило мой мозг в желе.

— Dai! — призывала я его. — Di più.

Сильнее.

Мои зубы лязгнули, когда он взял мои ягодицы в свои широкие руки, прижав меня в воздухе, чтобы он мог делать то, что я велю.

Он трахал меня так сильно, что его член врезался в мою шейку матки с болью.

Но это была боль, которая переросла в грохочущее удовольствие.

Я стиснула зубы, чтобы смягчить удар, и вцепилась руками в веревку, которая удерживала меня, чтобы попытаться оттолкнуть его.

— Cazzo, come sei bagnata, — прорычал он над влажным шлепком его яиц о мою мокрую сердцевину.

Черт, ты такая мокрая.

Так и есть. Небрежные звуки и плавное, текучее скольжение его горячей длины внутри меня было почти невыносимым.

— Я собираюсь кончить так сильно, — прохрипела я, немного напуганная надвигающейся тяжестью моей кульминации.

— Кончи для меня, — приказал он, взяв мой рот на мгновение, хотя мы оба дышали слишком тяжело, чтобы это продолжалось так долго. — Выдои мой член своей сладкой, тугой киской.

— Dio mio (пер. с итал. «Боже мой»), — пробормотала я, когда он наклонил голову, кусая соединение моей шеи и плеча, в то время как его член входил в меня под впечатляющим углом, что привело в действие что-то вроде пороховой бочки в моем теле.

Я разрывалась от удовольствия, кончая на его член в порыве, который охватил его пах и мои бедра. Он выругался по-итальянски, ощущая, как я почти болезненно сжимаюсь вокруг него, как безуспешно дергаю бедрами, в попытке одновременно усилить сладкую агонию и закончить ее до того, как я умру.

Несколько мгновений спустя он вошёл в меня до самого конца и прошептал мое имя как последнюю молитву перед тем, как кончить. Он достиг кульминации так сильно, что все пролилось вокруг его толстого члена и стекало по моим бедрам.

Это было грязно и громко, совершенно грязно.

— Это было невероятно, — прохрипела я в его влажную шею, пока он держал меня, хотя я не знала, как у него хватило сил.

— Completamente, — согласился он хриплым шепотом.

Абсолютно.

— Давай сделаем это снова, — сказала я, даже не уверенная, сколько в этом было шутки, а сколько бешеного, безрассудного желания.

Он был моим наркотиком. Даже приняв дозу, я жаждала большего с интенсивностью, близкой к безумию.

Его смех взбудоражил мокрые от пота волосы.

— Ты знаешь, что я чувствую, когда вижу тебя ледяной королевой для всех остальных и огненной искусительницей для меня и только для меня?

Он отступил, позволяя моим ногам соскользнуть на землю, чтобы он мог развязать мои руки. Его сильные большие пальцы размяли мои кисти, прежде чем он поднял каждую ладонь ко рту, целуя ее в середине, как он делал это по привычке.

— Это заставляет меня чувствовать себя королем, — признался он.

— Доном, — поправила я, задыхаясь, когда он наклонился, беря меня на руки и неся в дом. Это было архаично, но я была благодарна, потому что казалось, что мои кости расплавились. — Дон и его Донна.