Страница 36 из 84
Когда после захода солнца появилась небольшая местная струнная группа и над каменной дорожкой зажглись струнные фонари, Данте пригласил меня на танец.
Я смотрела на его руку, вспоминая, как он пригласил меня на танец в Нью-Йорке на вечеринке в честь Святого Дженнаро, и удивлялась, как далеко мы продвинулись. От врагов к любовникам, от соперников к единому целому, скрепленному уважением и обожанием.
Я вложила свою руку в его большую ладонь и позволила ему провести меня в пустое пространство между столиками на краю дамбы и рестораном, примостившимся на скале.
Он прижал меня к своей груди, затем перекинул обратно через руку и улыбнулся мне в лицо.
— Как так получается, что даже с врагами у ворот я чувствую себя спокойно с тобой?
Мое сердце перевернулось в груди, когда он крепко сплёл наши тела, его рука доминировала над всей моей поясницей, прижимая нас друг к другу и повел меня на серию шагов танго. Я легко следовала за ним, ведомая его притяжением.
— Потому что мы с тобой одинаковые, — сказала я, и я говорила серьезно.
Вся наша жизнь подводила нас к этому моменту. Я уловила блеск крестика Кьяры на шее Данте сквозь распахнутую горловину его белой рубашки и поняла, что она была права, даже жизнь наших предков привела нас сюда.
Танцы у прохладного голубого океана в жаркую зимнюю ночь в месте, которое когда-то было сценой кошмара, превращающего шаг за шагом танец в сон.
— Мужчины наблюдают за тобой, — прорычал Данте мне на ухо, протягивая руку, демонстрируя меня на ее конце, пока я, как пламя, двигалась под нарастающий темп джазовой музыки.
Когда он снова прижал меня к себе, спиной к своему телу, его слова были горячими на моей шее.
— Они хотят тебя.
Я откинула голову назад на его плечо, подвигала бедрами о его пах, нащупывая задницей утолщающийся гребень его члена и вжимаясь в него.
— Тебе нравится, когда они смотрят на тебя, — продолжал бормотать он в этом чувственном комментарии, подстраиваясь под меня движение за движением, наш танец стремительно превращался из чего-то веселого и легкомысленного в нечто глубоко эротическое. — Тебе нравится, когда они восхищаются твоей красотой, потому что ты чувствуешь себя в безопасности. Ты знаешь, что я никогда не позволю им взять тебя.
— Да, — задыхалась я, когда он положил руки мне на плечо, мягко опустив меня на корточки, где я на мгновение обмякла, а затем медленно поднялась, прижавшись всем телом к его теплу.
— Я бы не позволил им подойти достаточно близко, чтобы даже почувствовать твой запах. — его нос оказался в моих волосах, втягивая аромат Шанель № 5 и приторный привкус лимонов. — Они этого не заслуживают. Им повезло, что они вообще могут смотреть на тебя.
— А женщины? — возразила я, поворачиваясь к нему лицом, пальцы погрузились во влажные от пота волосы на его затылке, когда я облокотилась на его бедро и прильнула к его торсу.
— Non ci sono do
Никаких женщин.
Люди наблюдали за нами, я чувствовала их взгляды на коже, как острия игл. Я не из тех, кто любит публичные проявления привязанности, но тогда я не была той, кто делал достаточно вещей до Данте.
Поэтому я поддалась импульсу, зародившемуся в нутре, и поцеловала его.
Я притянула его губы к своим, запустила руки в его волосы и захватила его губы так, как он завладевал мной, играя с его языком, зубами и губами. Наши груди так тесно прижались друг к другу, бедра все еще покачивались, что я ощущала биение его сердца в такт своему собственному.
В нос ударил его мужской запах: пот, цитрус, морская вода и мужчина. Я чувствовала себя одурманенной этим запахом, ощущением его массивных, сильных рук, обхвативших мои бедра, прижимавших меня сильнее к нему, так что трение касалось клитора и заставляло пульсировать мою сердцевину.
— Ты мокрая для меня, Лена? — спросил он, касаясь моих влажных губ. — Если я проведу рукой между твоих бедер, ты пропитаешь мои пальцы?
Задыхающийся стон был моим единственным ответом, прежде чем он вновь поцеловал меня. Я была настолько потеряна в шелковистом скольжении его губ по моим, что не заметила, как его рука неуловимо задвигалась между нашими телами и вниз по моему животу, его пальцы проникали в ткань платья, пока не коснулись моей киски.
— Горячо и влажно, — заключил он, покусывая мою нижнюю губу. — Пора домой.
— Да, — согласилась я. — Andiamo. (пер. с итал. «поехали»).
Поездка заняла чуть больше часа, но казалось, что она длится бесконечно долго. Данте приказал мне вновь поласкать себя для него, пока я ссутулилась на пассажирском сиденье, но на этот раз он не позволил мне снять нижнее белье. Трение было недостаточным для моей ноющей киски, но его ухмылка была жестокой, когда я умоляла.
Ему нравилось видеть меня на грани, нуждающейся в нем и желающей его.
Когда мы, наконец, добрались до Вилла Роза, он не повел меня внутрь.
Выбравшись из машины, он оттолкнул меня и перекинул через плечо, как пожарный.
— Данте, — запротестовала я, ударив его по спине. — Отпусти меня!
Он проигнорировал меня, обойдя дом, вышел на задний двор и направился прямо к лимонной роще. Его лицо было почти суровым от желания, когда он наконец опустил меня на край деревьев между фруктами и развешанным бельем.
— Я хотел привести тебя сюда вчера. Лечь на тебя и зарыться в тебя, пока все остальное не исчезнет, — сказал он мне, изучая развешанное белье, затем вытащил белую простыню и оторвал длинную полосу от ее конца.
Только яркая луна и свет, льющийся из дома, подчеркивали его черты серебром и золотом, а его глаза были черными водоемами, более темными, чем ночное небо. Он намотал ткань на руки и затянул ее, подойдя ко мне.
— Руки вверх, bella mia (пер. с итал. «моя красавица»), — приказал он.
Я не колебалась.
Я все еще была загипнотизирована пульсацией похотливой музыки, между нами, ритмом, который установился между нашими телами. Я жаждала, чтобы он снова прикоснулся ко мне.
Улыбка Данте угрожающе сверкнула в слабом свете, когда он перекрестил мои запястья и завязал их сложным узлом на деревянной решетке, поддерживающей деревья, спускающиеся по крутому склону горы.
На мгновение во мне вспыхнуло беспокойство. Кристофер уже несколько раз связывал меня, и забыть эти воспоминания было почти невозможно. Но я решила заменить их на более сильные, позитивные, как мы с Данте сделали это в Сорренто.
— Che coraggio, — пробормотал он во второй раз за вечер, отступая назад и изучая меня.
Какое мужество.
Разогретая его похвалой, уже мокрая и пульсирующая, я потребовала:
— Прикоснись ко мне.
— Вот так? — поддразнил он, подавшись вперед, проводя рукой по середине моей груди, следуя за вырезом дизайнерского платья.
— Di più, — приказала я, глядя на него.
Сильнее.
Он нежно пощипывал мои соски через ткань.
— Va bene cosi?
Вот так ?
— Нет, — выдавила я, выгибая спину, чтобы быть ближе. — Сильнее, Данте.
— Хочешь, чтобы я трахнул тебя жестко, моя Лена? — мрачно спросил он, крепко сжимая мои соски костяшками пальцев, пока я не зашипела. — Потому что после сегодняшней ночи мне нужно трахать тебя до тех пор, пока ты не почувствуешь меня в каждом сантиметре своей кожи.
— Да, — согласилась я. — Сделай это.
— По-итальянски, — уговаривал он, отпустив мою грудь.