Когда Герои Восстают

— Ты уже доводила себя до оргазма, bella? — спросил он низким, знойным тоном, который гудел чуть громче двигателя. (пер. с итал. «красавица»)

Он имел в виду после моей операции. Меня до сих пор поражала мысль о том, что еще два месяца назад я вообще не могла испытывать оргазм. Я навсегда осталась в долгу перед доктором Тейлор за то, что он исправил меня физически, и перед Данте за то, что он помог мне исправить себя эмоционально и психически.

Я задрожала, прикусив губу, чтобы не задохнуться от возбуждения, которое вызвали во мне его грязные разговоры.

— Нет.

— Сделай это для меня сейчас, — заявил он, его глаза все еще были устремлены на дорогу, но рот перекосился в вызывающей ухмылке. — Я хочу увидеть, как ты кончишь на кожаное сиденье.

— Не знаю, смогу ли я сделать это сама. Я имею в виду, без твоих прикосновений, — призналась я, но прохладный воздух кондиционера на моей мокрой киске, все еще опухшей от секса с Данте всего за час до этого, ощущался греховно хорошо.

Это смущало меня, но чем больше он трахал меня, говорил мне грязные слова, использовал меня и учил меня в равной степени в сексе и грехе, тем больше я жаждала этого. У меня был переполненный ящик с сексуальностью, который я никогда не позволяла себе исследовать, пока Данте не вставил свой ключ в замок и не открыл его. Чем больше я исследовала, тем больше открывалось возможностей для меня.

— Ласкай себя нежно, просто кончиком пальца рисуй круги по клитору. Да, красавица, вот так, — похвалил он, осмелившись взглянуть на мою неуверенную демонстрацию. — Когда я прикасаюсь к тебе, это грубо и жестко. Тебе нравится, когда тебя выгибают и наклоняют так, чтобы доставить удовольствие, чтобы удовлетворить мою потребность трахать тебя жестко. Но когда ты трогаешь себя, ты делаешь это вот так. Ты дразнишь эти тугие складочки, пока они не распустятся и твои пальцы не проникнут во влажное тепло твоей киски.

Заикающийся вздох вырвался из моих губ, пока я совершала круговые движения по своему узлу. Бедра начали напрягаться и дрожать. Я хотела большего. Сильнее, быстрее.

Но я хотела его. Я хотела, чтобы Данте был тем, кто доставит мне удовольствие.

Было что-то... сложное в том, чтобы делать это самой.

Удовольствие присутствовало, но в глубине сознания стоял гул, как помехи в телевизоре с плохим приемом.

— Расслабься, боец. Тебе не нужно бороться или напрягаться, чтобы найти удовольствие. Просто расслабься в нем, как в теплой ванне. Закрой глаза и слушай голос своего капо. Ты заставишь себя кончить для нас обоих. Потому что я хочу видеть, как сжимаются твои бедра. Я хочу слышать твои тихие, пронзительные крики, когда твоя тугая киска сжимается вокруг твоих пальцев. Потом, когда ты кончишь, мы с тобой будем по очереди слизывать это с твоей руки.

— Dio mio, Данте (пер. с итал. «Боже мой»), — пробормотала я, откинув голову на сиденье, когда в моем сердце нарастал жар, глубокий, как горящие угли. — Пожалуйста, можно еще?

— Так сладко, когда ты раскаляешься для меня, — пробормотал он, а затем его рука оказалась на моем бедре, рисуя круги на голом колене в тандеме с теми, которые я рисовала на своем клиторе.

Двойное ощущение не должно было быть таким сильным, оба прикосновения были настолько легкими, что просто дразнили ощущения, но все мое тело сжалось от вожделения, исходящего из живота.

— Поставь одну ногу на приборную панель, — приказал он.

Это было так грязно, так неправильно — вот так обнажаться на пассажирском сиденье машины, несущейся по извилистой итальянской дороге, но я не колебалась.

Я поставила каблук своих черных туфель Джимми Чу на бардачок, прижав колено к двери, так что вся моя киска была выставлена на обозрение Данте и всех, кто мог заглянуть через окно в нашу машину.

Меня пронзила такая сильная дрожь, что я заскрипела зубами.

— Bellissima (пер. с итал. «прекрасная»), — шипел он, глядя на мою позу. — Какая у тебя великолепная киска, Елена. Такая розовая и сверкающая, как роза от утренней росы. Я хочу слизать всю эту влагу своим языком.

— Я бы хотела, чтобы ты это сделал, — тихо задыхалась я.

— В другой раз, — пообещал он. — Сейчас я хочу, чтобы ты продолжала эти приятные, легкие прикосновения к своему пульсирующему клитору и использовала другую руку, чтобы трахнуть себя.

Раздался влажный звук, когда я сделала, как он сказал, два пальца погрузились в источник влаги у входа и скользнули глубоко. Я была распухшей от ударов члена Данте по моим стенкам, но пальцы чувствовали себя хорошо, успокаивая боль, которую он оставил.

— Думай о нашем пребывании здесь как об отпуске, — убеждал он меня, пока я возилась с пальцами внутри себя, проводила кончиком пальца по клитору, а он рисовал эти ленивые, мучительные круги на моем колене.

Он заводил меня, как игрушечную куклу, и в любой момент я должна была разрядиться в шквале движений и звуков.

— Я собираюсь использовать каждый день, чтобы трахать тебя так часто, что ты захочешь, чтобы я остановился, даже когда будешь умолять меня о большем. Я собираюсь показать тебе, как ты чертовски красива во всех возможных проявлениях. Твоя упругая попка в воздухе, когда я трахаю тебя сзади и шлепаю тебя по попке, такой же красной, как твой рот. Твои груди, когда я кручу и дразню твои соски до боли. Может, я зажму их, когда мы будем развешивать белье на веревке, свяжу тебя за запястья, как простыню, и надену прищепки на эти красные вершинки.

Я задохнулась от смелости его воображения. Он был таким грязным, таким раскованным и уверенным в своих желаниях. Он был настолько доминирующим, что у меня не оставалось места для сомнений ни в нем, ни в себе, что я хочу осуществить эти опасные фантазии вместе с ним.

— Это так неправильно, — прошептала я пересохшими губами, когда мой оргазм связал все чувства в одно пульсирующее осознание между бедер.

— Нет, Елена, между нами нет ничего неправильного. Ты раскрываешься для меня, играешь для меня, все это правильно, — непробиваемо заявил он.

А затем его рука двинулась вверх по внутренней стороне моего бедра, щекоча и покалывая. Я затаила дыхание, сердце гулко стучало в груди, когда его прикосновения замешкались на стыке моей ноги и киски, а затем стрелой полетели вниз, к пальцам, заполняющим мое влагалище.

— Ты все еще тугая, красивая и набухшая? Или пустая и жаждешь, чтобы тебя заполнили? — спросил он.

Я была слишком увлечена, чтобы понять, что мы перестали двигаться, что он съехал с шоссе на холм и припарковался под массивным, распускающимся кустом бугенвиллии.

— Заполнили, — призналась я на неровном выдохе. — Я бы хотела, чтобы ты скользнул в меня и заполнил как следует.

— Come vuoi, — пробормотал он.

Как пожелаешь.

Мгновение спустя он ввел два толстых пальца в мой уже заполненный вход и надавил на них рядом с моими собственными пальцами.

Разрушительный стон пронесся по моей груди и заполнил машину, когда я прижалась затылком к сиденью от переполняющих ощущений.

— Да, — бормотал он снова и снова на английском и итальянском, задавая карающий ритм, двигая моими пальцами внутрь и наружу вместе со своими. — Такая красивая. Моя.

Это то, что сломало меня.

Все, чего я хотела всю свою жизнь, это чтобы меня видели и любили до самых костей.

И вот он был здесь, этот большой зверь, жестокий мужчина, который был для меня всем мягким и добрым, и он учил меня тому, чего я никогда не знала.

Наслаждению.

Умопомрачительное, изгибающее тело удовольствие, которое заставляло все мои ненавистные, критические мысли испаряться в дыму пламени, разгорающегося в душе.