Пальяччи

— Не любишь слушать или не любишь принимать участие?

— Два в одном.

— А почему?

— Ну, как-то... просто не мое.

— А как же ты тогда приходишь на мои выступления?

— У тебя бывают интересные мысли… Особенно если ты не срываешься на каких-то определенных людей. Когда ты лупишь обо всем, тебя окружающем.

— Типа: «Мне нравятся люди, которые улыбаются в лицо, а за глаза такие: «Сука, ненавижу!» А вы можете представить мир, в котором люди говорили бы только то, что думают? Такой подходишь утром к жене: «Дорогая, как ты хуево выглядишь!», а она тебе в ответ: «Дорогой, у нас зеркал в доме нет, чтобы ты отражения не пугался!»

— А-ха-ха-ха-ха! Ну да, типа того… Правда, сейчас как-то постненько. Не то чтобы не смешно. Просто слишком злободневно и на бытовом уровне. Думаю, ты просто устал.

— Есть такое дело. Так-то ты прикинь, сколько времени я на ногах… Тут еще и настроение ниже плинтуса.

— Да… ты прав. Ну, ничего, допивай дрянь, потом вкусненьким угощу тебя.

— Вкусненьким — это чем?

— Сначала допей, а потом я тебе все покажу! А? Текилу? Хорошо… сейчас! Сколько? Пять? С лимоном, без?

— Спасибо тебе, родная!

— Ага, да… А?! Да не за что!

* * *

Офис.

— Алло! Да, мы занимаемся металлопрокатом! Что вас интересует? Скинуть прайс-лист? Хорошо… да, давайте! Диктуйте ваш адрес… м-м-м… ага… отлично! Да, конечно, сейчас вышлю вам наше предложение! А что конкретно вас интересует? Может быть, получится сразу немного подвинуться в цене в зависимости от объема! А… Ознакомиться?.. Ладно… хорошо… сейчас вышлю.

М-м-м… как же я устал за… эм… прошедшую ночь, и как же меня до сих пор шатает во все стороны. Я не знаю, что она мне намешала, но шесть коктейлей подряд явно стали слишком большим количеством, а идти на работу в таком состоянии явно было плохим решением. Еще смерть Джоэла… как? Почему? И почему об стену голову, как орех?! Там, в его квартире, я поймал шок, потом быстро пролистал несколько стадий и, по всей видимости, оказался сразу на стадии смирения. Даже там, на допросе, я ничего не чувствовал. Были пустота и безразличие. Но сейчас-то я чувствую себя…

— Здравствуйте!

— Офицер?

— Да… у меня к вам несколько вопросов.

— Да?

— Пройдемте.

— А кто работать будет?

— У вас нет выбора. Поэтому пройдемте, пожалуйста.

— Д-да, офицер. А что случилось?!

— Вы же не один раз так шутили. Про убийство кого-нибудь. Правильно?

— Да, все правильно… А что случилось, офицер?

— Пройдемте.

— Эм… Ну ладно… ладно… Только мне нужно поговорить с начальством.

— Все уже обговорено.

— Что происходит? Вы можете сказать мне внятно?

— Не здесь. Не сейчас.

— Я вас понял… хорошо… идемте.

— Спасибо за вашу сознательность.

— Что это значит?

— Это значит: спасибо за то, что вы не пытаетесь создавать проблем ни себе, ни нам и готовы спокойно сотрудничать.

— Ладно… хорошо… Но вы можете мне сказать, это что-то серьезное?

— Более чем.

— То есть зря я накидался вчера вечером…

— Определенно!

— Как вас зовут?

— Офицер Николсон.

— Приятно познакомиться! И почему вы смотрите на меня как на кусок говна?

— Вам показалось.

— Не-е-ет! Подождите! Такое мне не могло показаться. Не забывайте, что я очень тонко чувствую и людей, и настроение, и читаю мимику. И то, что я только что увидел на вашем лице, это было презрение. В связи с чем, офицер?

— Слушай сюда, закрой свой рот и шагай молча!

— Офице-е-ер! Вы неплохой человек, это я еще вчера понял, и поверьте, потом вы пожалеете о своих нынешних словах! Просто поверьте, я это вижу в вас… эм… Может быть… уф… а-а…

— Я предупреждал, блядь… Хорошо кулак зашел в дышло, а вот кисть, сука, подвела… Так что внимай словам! Идешь молча, едем в участок и там продолжаем нашу милую беседу. На сей раз я не буду столь добр!

— Ш-ш-што?! О чем вы, офи… цер?!.. пф… Кх-кх-кх…

— Тишина. Сейчас я требую от тебя ти-ши-ны! Услышал?! Понял?!

— Угу!..

— Вот и отлично! Иначе боюсь, что ты сдохнешь где-нибудь по дороге… случайно… стараясь препятствовать собственному задержанию. Намек ясен?!

— Более… Кхм-кхм-кхм… чем…

— Отлично! А теперь иди вперед, шутник! И будь добр, молчи даже тогда, когда я скажу тебе садиться в машину или выходить из нее. Молчи до той самой прекрасной комнаты, в которой у нас состоялся наш первый разговор!

* * *

Участок. Комната для допроса.

— Итак, продолжаем наш вчерашний разговор… Мы тут обнаружили следующее… насчет ваших убийственных шуток. Каждый раз после вашего умопомрачительного выступления, в котором вы рассказывали, как и по какой причине вы хотели бы убить кого-то, погибал именно тот, о ком вы говорили, и его убивали тем методом, который вы описывали на сцене.

— Что?! Как такое возможно?!

— Это вы расскажите, как такое возможно. И будьте уверены, что в этот раз отмазка с презумпцией невиновности не прокатит, так как вы — единственный подозреваемый, единственный, к кому ведут прямые улики, и единственный, кто был хоть как-то знаком с частью пострадавших. Не со всеми... Но об этом мы поговорим чуть позже.

— А кто еще?!

— Может быть, вы сами вспомните, о ком вы критически высказывались в последнее время?

— Эм… ну, ладно… Давайте попробую… Как-то около года назад я жестко прошелся по своей бывшей… Точнее, тот факт, что она стала бывшей, и стал причиной, по которой я по ней прошелся.

— Вы помните, о чем вы рассказывали в тот вечер, когда шутили про… эм… Крис Редфилд… Правильно?

— Да… все верно… Её звали именно так — Крис Редфилд… хм м-м… о чем я шутил? Хм-м-м… Решительно не помню, о чем я говорил тогда. Можно сказать, что это была истерика, вызванная разочарованием в ней как в человеке… Хотя припоминаю что-то про дрочку о край стиральной машины, поставленной на отжим.

— Вы знаете о том, что она мертва. Причем достаточно давно?

— Что?! Она мертва?!

— Да… Погибла предположительно в тот же вечер, когда вы устроили свое выступление с этими вашими «шутками».

— А почему тогда вы меня не вызвали?! Почему я об этом узнаю только сейчас?!

— Дело в том, что вы, предположительно на момент смерти, находились в баре, где и происходил ваш стенд-ап. Есть видеозаписи, как вы набираетесь после и какое-то время спите. Плюс, тот случай был одним из первых нераскрытых в нашем городе. Случай, который появился, и на этом была поставлена точка. А сейчас мы начали искать зацепки, в том числе просматривать записи выступлений, и наткнулись на кое-что крайне интересное.

— А как она умерла?

— Примерно так, как вы описали в шутке… сейчас… вот! Можете посмотреть запись.

— Х-хорошо… давайте посмотрю…

«Давайте поговорим о вторых, третьих… У каждого свое количество половинок, одновременных и последовательных. Вот давайте сейчас о них, хорошо? И я поясню за то, почему я хочу поговорить об этом! Дело в том, что меня бросили. Тупо, жестко, меркантильно кинули… Ки-ну-ла, если быть в край точным в своих высказываниях, но не торопитесь печалиться и говорить мне о том, что все будет хорошо! Этого не требуется! Честное слово! Так вот, меня кинули, и я чувствую себя прекрасно. Настолько прекрасно, насколько маньяк, надевающий на себя чужое лицо, может быть «шаловли-и-и-ивеньким»! Но мы не о маньяках, а о том, кто кидает! А ведь чувство при этом такое, как будто… Вот представьте, вы — родитель-приколист, а тут канун дня рождения вашего чада, и вы решили пошутить! Взяли большой коробок, сделали аккуратную дырочку внизу, не менее аккуратно просунули руку снизу и подносите с видом того, что это нереально крутой подарок! Спиногрыз, весь такой воодушевленный, тянется, открывает коробку у вас на руках и… получает фигу! И вроде бы мерзко, подло, еще и над ребенком, но над своим же, и подарок настоящий припрятан в укромном местечке, но такой, сука, кайф! Вот просто от своей вот этой мерзости! И по сути, вы кинули ребенка… своего… то есть совершили то, чего вообще не должны были ни в коем случае! И вот сейчас я чувствую себя таким ребенком в момент полного разочарования…»