Пальяччи

Часть 1

Участок. Допрос.

— Я включу камеру?

— Пожалуйста.

— Так. Отлично. Теперь все готово, и мы можем начинать. Вы не против?

— Не вопрос.

— Хотя... вы чего-нибудь хотите?

— Да.

— Чего?

— Уйти отсюда. Взять связку пива. Зайти домой, закинуть ноги на журнальный столик и включить Чарли Чаплина... и сигарет.

— Могу обеспечить пивом и сигаретами.

— Давайте.

— Эй... вы слышали! Принесите сюда пива и сигарет!.. Эм... увы, это все, что я могу для вас сделать.

— Этого достаточно.

— Вы расскажете мне о том, кто вы?

— Вам назвать мое имя, которое вам уже известно? Сказать сколько мне лет?.. Хотя вы прекрасно знаете мой возраст.

— Протокол. Правила такие.

— Вы столь правильный человек и всегда соблюдаете протокол?

— Во всяком случае, стараюсь соблюдать.

— Раз так... Меня зовут Айзек... Айзек Гвин. Мне тридцать семь лет. Холост.

— Хорошо. Спасибо за ваше понимание.

— Что вы?.. Каждый обязан выполнять свою работу! Каждый должен делать то, что он делает, и должен делать это искусно!

— Ваша правда... Но вернемся к нашему разговору.

— Как вам будет угодно, офицер.

— Почему вас называют Пальяччи?

— Я этого не знаю.

— Хорошо... зайдем с другой стороны... Это может быть вашим сценическим псевдонимом?

— Вы про мои стенд-апы?

— Да.

— Нет. Ни на сцене, ни за кулисами этого имени или, скорее, прозвища, никогда не звучало.

— Вы в курсе о том, кто такой Пальяччи?

— Нет. Но мне известно, что такое «Паяцы», и — если проводить аналогию — думаю, Пальяччи — это клоун. Скорее всего.

— Вы когда-нибудь наносили грим?

— Нет. Я не занимался клоунадой. Я рассказывал о том, о чем хотел рассказать, о том, чего боялся или с чем не был согласен. Но такой дерьмомет действовал всего несколько минут в неделю... каждую пятницу...

— То есть вы полностью отрицаете свою причастность к серии убийств?

— Совершенно! И я, как вы могли заметить, ни единого слова не сказал об этом. Только о своем хобби... Ну, вы понимаете... я всегда хотел смеши-и-и-ить людей. С детьми было бы сложно, потому что я не выгляжу как адекватный или хотя бы неопасный человек, и по этой причине я всегда старался смешить взрослых. Чтобы шутка была оценена в полном объеме. И, в принципе, мне это неплохо удавалось.

— То есть вы хотели быть клоуном?

— Я не хотел быть КЛОУНОМ!.. Не хотел. Быть. Клоуном. Комиком — да, хотел. Но не клоуном.

— А есть принципиальная разница между клоуном и комиком?

— Конечно!

— Какая?

— Клоуны, они в основном должны быть молчаливыми или, на крайний случай, разговаривать на вымышленном языке без слов... тарабарщине. Они показывают плюшевое безумие, красятся и так далее. Комик такого практически никогда не делает. Он рассказывает свои мысли. Открывает свою душу, но совершенно особенным образом.

— А-а-а-ага! Вот! Отлично! Вот и ваше пиво... и ваши сигареты... И даже наш офицер решил позаботиться о чистоте помещения и принес вам пепельницу!

— Как много заботы. Словно я очутился на своем собственном дне рождения и праздную его в стиле тематической вечеринки… с приключением на заказ.

— Так... продолжим... Вы сказали, что комик открывают свою душу. Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду. Если можно, с примером.

— С примером? Ну, вот, допустим... эм... вчера, зашел в магазин, посмотрел на стоимость пакета риса и решил: пора продавать почку и кусок печени, а выручку класть в банк.

— Не пойму...

— Чтобы этими процентами покрывать разницу в растущих ценах!

— Аха-ха-ха-ха-ха! А вы действительно хороши!

— Это все потому, что я сказал об этом таким образом, чтобы вы засмеялись. Интонации, мое собственное внутреннее состояние — они напрямую влияют на сказанное. А вот теперь слушайте это так, как я на самом деле это воспринимаю. Вчера зашел в магазин, посмотрел на стоимость пакета риса и решил: «Пора, блядь, продавать почку и кусок печени, а выручку класть в банк, а все потому, что, блядь, мне жрать нечего. И единственный способ не сдохнуть от голода — это те проценты, которые, возможно, смогут покрыть разницу!»

— Не смешно...

— Вот и я так думаю, что не смешно... И каждый раз, выходя на сцену, подобное "не смешно" я просто аккуратно заворачиваю в упаковку перфоманса. И получается смешно! Весело! Задорно! И каждый я вижу в этом отражение себя и ржу... как мразь... как вы минуту назад ржали над этой «якобы шуткой». А ведь если отыскать мои выступления и послушать, зная эту хитрость, то станет понятно, что на самом деле я душу открывал, а не смешил. Вот тебе и комик. Вот тебе и стенд-ап.

— Ладно. Хорошо. В таком случае скажите, каким образом вы оказались в квартире убитого... некоего... Джоэла Маркуса?

— Я зашел, используя входную дверь.

— Логично... И что было дальше?

— Я зашел. Увидел убитого. Позвонил в отделение. Приехали. Забрали. Долго держали в обезьяннике. Потом привели сюда, где вы начали задавать больше количество вопросов.

— То есть вы хотите сказать, что вы никак не причастны к смерти этого человека?

— То есть да.

— А как вы прокомментируете свои слова о том, что готовы убить его любым доступным методом, но лучше всего головой об стену, чтобы услышать звук, подобный тому, который издает лопающийся арбуз?

— Вы просмотрели это мое выступление?.. Оно, кстати, недавнее, и меня впечатляет скорость реакции...

— Не уклоняйтесь от вопроса.

— Я был порядочно зол на него... Да, кстати, он был моим другом, и если вы проверите его выступления, тоже найдете подобные отсылки на меня. Это было обоюдной чернухой. Не более того.

— Допустим. Но как вы объясните, что все случилось одно за другим, как по спланированным шагам?

— Никак не буду объяснять, потому что мне и сказать нечего. Есть такая штука, называется: «случайность». Может, вы когда-нибудь слышали о таком?

— То есть вы уверяете, что тот факт, что сначала вы рассказываете о том, как бы вам хотелось размолотить его череп о стену, а потом вы оказываетесь на месте преступления, где с пострадавшим случилось именно то, о чем вы говорили, вот все это — случайность?!

— Да. Совершенно верно.

— А вам не кажется, что такой аргумент является слишком слабым, чтобы вообще быть аргументом?

— Нет, мне так не кажется. Плюс, есть такое понятие, как презумпция невиновности, и я прекрасно подхожу под это определение, офицер. У вас есть только мое выступление с чернушным юмором, но не более того... Поэтому скажите, пожалуйста, когда я смогу выйти отсюда?

— Не раньше того момента, пока мы не выясним все детали того, по какой причине вы сказали на сцене то, что вы сказали.

— Мне нечего утаивать! Ха! Все очень просто! Он вынес мне мозг насчет моего будущего выступления... Я хотел рассказать о ведущих с телевидения и о том, какие некоторые политики кретины без бумажки... что большинство из них — кретины, ни на что не способные без своей бумажки. Так вот, Джоэл сверлил мне мозг на тему, что это политика, политику лучше не трогать, типа опасная тема и так далее. Вы сами послушайте, что я там говорю, не вырывая из контекста.

— А что вы там говорите, если не вырывать из контекста? Вы помните это дословно?

— Да! Потому что мне понравилось то, что я тогда сказал.

— Озвучьте, будьте добры.

— Короче... Есть у меня друг, который очень сильно заботится о том, чтобы у меня не было проблем! Зуб даю! Если бы я пришел к нему домой, взял бы его голову и начал бы разбивать о стену, он бы такой: «Чувак, не надо! У тебя проблемы будут!» или «Чувак, я не стою того, чтобы ты сел за решетку»... или что-нибудь типа «Чувак, ты все делаешь неправильно!» и начал бы учить меня тому, как правильно его убивать, чтобы в будущем не было проблем!