Инквизитор и чума

«Гордыня, гони гордыню из своего сердца, — что-то ропщет внутри него. — Это все твоя гордыня… это бес, просунувший руку в твою грудную клетку! Гони его!» — кричит само его естество.

Никто не замечает произошедшего. Не обращает внимания ни на запнувшегося в своем обращении священника, ни на мягко открывшуюся дверь, в которую входит девушка в черных одеждах. Она проходит мимо нескольких пустующих рядов и садится одна, на самом краешке длинной скамьи. Но этого никто, кроме инквизитора, не замечает.

— Аминь! — дружный выкрик введённого в транс зала выводит инквизитора из задумчивости, заставляет отвлечься от прекрасной прихожанки, настаивает на продолжении службы, и высокий человек, сменивший страшную птичью маску и тяжелую кожу своего крёстного одеяния на свободную рясу преданной службы, вдохнув ноздрями свежий воздух воцарившейся музы, начинает нараспев оглашать своими устами слова Всевышнего, посетившего этот проклятый ведьмами город.

— Во имя святого духа и матери породившей сына Божьего; во имя райского сада, что воцарится на земле так же, как на небесах; во имя родителей и прародителей, давших начало; во имя всего сущего и канувшего; во имя отца, сына, внука и правнука всесильного; во имя праведной жизни и достойной смерти; во имя Бога нашего, всевидящего и мудрого мы будем нести очищающее души слово! — тяжелым как свинец, громким как раскаты моря, бьющего о скалы, голосом пропевает инквизитор и, отвернувшись от восседающих на скамейках, представ лицом перед ликом сына божьего, падает на колени. По его лицу скатываются тяжелые горячие слёзы единственных, истинных, веры и любви.

Хор мальчиков, что стоит за спиной инквизитора, начинает петь своими тоненькими детскими голосами, и эта песня поднимается вверх, к сводам храма, и спускается оттуда в форме эха. Прихожане в исступлении падают на колени, очерчивают пальцами форму креста на своих телах и растворяются в молитвах, поклонах и в своей непоколебимой вере. Единственной недвижимой фигурой остается новая прихожанка. Она просто сидит и не сводит глаз с фигуры высокого человека. Проходит несколько секунд с начала общего молебна, и инквизитор опускает свой взор с небес на проклятую землю. Его глаза вновь спотыкаются о фигуру девушки. Только в эту секунду она падает на колени и начинает биться лбом о каменный пол.

Тяжелая обувь высокого человека отбивает каждый шаг. Он приближается к милой прихожанке, мысль о которой обжигает его нутро и его веру. Он останавливается примерно в метре от девушки и смотрит несколько секунд на то, как она усердно молится.

— Хватит, — говорит он, стараясь произнести слово как можно более нежно и ласково. — Встань… пожалуйста. Дай мне посмотреть на лицо твоё, дочь божья, — он старательно выцеживает из своей души экстракт мягкости сердечной, чтобы приправить им свой грубый голос. Девушка перестает молиться. Она застывает в очень странной позе, и инквизитору даже кажется, что она изучает пол под его ногами.

— Ну что же ты? Вставай, — теряя терпение, произносит он, позабыв о том, что храм полон прихожан. Те продолжают молиться, не обращая внимания на происходящее. Некоторые поднялись с пола и занимают места на скамейках. Они соединяют руки ладошкой к ладошке перед своими лицами. Они, касаясь лбов указательными пальцами, рассказывают небесам о своих страхах, переживаниях, бедах и молили… молили… молили… шёпотом голосов вознося свои просьбы.

— Вставай, — повторяет инквизитор в очередной раз, выдавив из души последнюю каплю человечности.

Девушка медленно начинает подниматься. На лице главного хранителя слова Всевышнего появляется краткая улыбка, он хмыкает. Через несколько секунд девушка полностью выпрямляется перед ним. Макушкой она с трудом достаёт ему до середины груди.

— Посмотри на меня. Дай мне увидеть твоё лицо, твои глаза, — властно требует инквизитор, вновь приступив к отжиму нежности из своей души. Девушка медленно, словно по фазам, поднимает голову и глаза, чтобы направить их в глаза мужчины в рясе. В какой-то то момент она смотрит на него исподлобья.

«Гони от себя грех вожделения… гони от себя мысли грешника… гони… гони… гони…» — за долю секунды проносятся мысли в его голове.

Она смотрит на него взглядом невинного, но уже не ребёнка. Он смотрит в её глаза и чувствует… Он не может точно определить, что он именно чувствовал по отношению к этой девушке, но это что-то прекрасное. Инквизитор возвышается над ней зловещим сталагмитом. Внезапно появившаяся незнакомка, точнее, её лицо, лишена любых эмоций. Высокий инквизитор в рясе старается отвести свои глаза от неё, но не может. Он, словно капля крови в чаше вина, растворяется в радужках девушки. Инквизитор никогда раньше не видел таких глаз. Они совершенные, они настоящие, они живые и они наполнены чем-то таким, что тот принимает за благословение. А ещё они разные. Они похожи на древний символ, который показывал ему один святой отец, что путешествует по свету и несёт слово божье в сердца заблудившихся во тьме. Этот символ лежал у него в небольшой книжке со странными письменами в виде рисунков. Тот апостол рассказывал, что это представление вечной борьбы между светом и тьмой. Он называл это «инь-янь».

Девушка смотрит в его глаза своими, разными. Один — совершенно чёрный. Даже зрачка не видно в этой радужке. Второй глаз — совершенно бел. Лишь подрагивает тонкая чёрная линия окружности. И инквизитор наблюдает за этим. А в мыслях его уже горит праведное пламя, в котором горел он от своих мыслей о ней.

— Ты слепа на один глаз? — спрашивает он с внезапно появившейся, чистой нежностью. 

Девушка отводит взгляд и смущенно уставилась в пол.

— Нет, — отвечает она вполголоса. — Я прекрасно все вижу. А эти глаза… это то, чем наградил меня Господь наш всевидящий, всезнающий и всепрощающий.

— Ты не из этого города? — он, наконец, может совладать с собой, и его голос вновь звучит холодным металлом.

— Да, — коротко отвечает она.

— Откуда ты и почему пришла сюда?

— Я из города… — начинает она, но замялась. — Может, вы слышали когда-нибудь о великом графе и графстве Просперо?

— Да — холодно отвечает инквизитор. — Но это далеко отсюда. И почему ты ушла?

— К нам в город пришла страшная беда. Мы называли её Красной смертью, — говорит девушка, и лицо высокого мужчины искажается ненавистью, страхом и недоверием.

— Красная смерть? Что это? — спрашивает инквизитор.

— Это несчастье, обрушившееся на нас за то, что многие были лишены веры. Наш граф запрещал нам верить, и поэтому к нам явилась Красная смерть. Человек, встретивший её, чувствовал острые боли. У него неожиданно начинала кружиться голова. Потом из всех пор проступали капли крови, а через полчаса бедолага умирал в страшных муках, — голосом, лишенным эмоций, рассказывает девушка.

— Боже, — испуганно произносит инквизитор. — И ты бежала? — сочувственно спрашивает он.

— Да — когда это только начиналось. Но я уверена, что в живых уже никого нет, — казалось, что её скелет, кости, мясо, кожа внезапно сократились, и девушка становится вполовину меньше.

— Ты выбрала плохое место. Нас прокляли ведьмы, и мы боремся с их проклятием, — стараясь вернуть своему голосу беспристрастность, говорит инквизитор.

— Боже, — она произносит это точно так же, как это делает святой отец, возвысившийся над ней, подобно утесу над морем.

— …И мы назвали это проклятье «Чёрной смертью», — говорит высокий мужчина в рясе, стараясь подавить ужас, поселившийся комом в горле.