Инквизитор и чума

Глава 2

«В этой маске запах трав становился проклятьем. Костюм сквозь муки нахождения внутри него приближал к сыну Божьему. В итоге зловонная, страшная Чёрная смерть превращалась в ангела смерти и забирала с собой души, доставая их из заживо сгнивших тел и доставляя… К сожалению, никто не знал, куда точно доставлял души этот ангел».

Слова ведьмы голодной вошью сквозь маленькое отверстие пробираются под прочную кожу чёрного облачения и впиваются в самую макушку. Он идёт прочь от поднимающегося дыма и смрада. Ряженые в страшные маски все до единого поспешно покидают площадь. Там остаётся сгорающая, стонущая, источающая мерзкий запах разложения куча трупов, вперемешку с ещё живыми, но практически мертвыми людьми. В ушах мужчины в страшной тонкоклювой маске до сих пор звучит смех последней девушки, её слова и бешеные стоны горящих заживо котов и кошек в мешке. Эти звуки никогда не покинут его разум. Они станут неотъемлемой частью его кошмаров. Так же, как и длинные, холодящие душу носатые тени, быстро покидающие залитую багровым пламенем площадь.

Постепенно он отдаляется от наполненной страданиями точки города. Стук набоек на его каблуках становится громким, звонким и проносится мимо многих зданий этого вымирающего города. Он шепчет молитву и спешит в святой дом, чтобы, несмотря ни на что, успеть к причащению.

«Двери храма открываются только внутрь, — по какой-то причине звучит в его мыслях. — Двери храма открываются только внутрь», — думает он, толкая большие тяжелые створки из цельных кусков дерева.

Лёгкий скрип предвещает его вхождение в святой дом. Вместе с этим из стен храма на улицу вырывается мерное хоровое пение, настолько чистое и ясное, что становится понятно, что оно не подходит для этого грешного мира, а тем более этого, сражённого Чёрной смертью, города.

К высокому мужчине в страшном чёрном костюме и длинноклювой маске подходят несколько человек в длинных чёрных рясах. На их головах выбритая тонзура, вокруг которой оставлен ободок из волос. Все они немолоды, но и не стары. Их руки начинают помогать мужчине, являющемуся судьей над ведьмами и их же палачом, снять тяжелый, пропитавшийся потом и дождем костюм. С большим трудом его раздевают и провожают в комнату для обмывания тела. Он остаётся один и теперь судорожно читает молитву.

В дверь комнаты для принятия ванны и очищения стучит один из служителей храма. Он, кланяясь, заходит в помещение, подобное купальне, и со всем почтением обращается к инквизитору.

— Ваше святейшество, причастие начнётся через десять минут. Надеемся, что вы сможете присоединиться и прочесть молитву во спасение и милость божию к нашему народу, бедному и бедствующему, — говорит он чуть ли не шёпотом от своего уважения и от стыда перед тем, что прерывает купание главного инквизитора, верующего и направляющего божье провидение.

— Я присоединюсь к вам, — голосом, полным металлического звона, произносит инквизитор.

Он действительно хочет этого, несмотря ни на усталость, ни на ужасы, которые он в последнее время ежедневно наблюдает собственными глазами. Вера этого мужчины не слепа, но она беспрекословна. Иногда ему кажется, что ангелы разговаривают с ним по ночам и поют песни своими идеальными голосами. Эти ангелы, они исполняют песни про светлое завтра после невероятно темного вчера. Они гарантируют не обещая, ведь обещание — это грех, и грешен тот, кто обещает.

Закончив с принятием ванны, он надевает свежую рясу, от которой пахнет благовониями и не пахнет потом и смертью. Его глаза скользят по каменным стенам, по деревянной двери, по выложенным аккуратной кладкой коридорам. Его зрачки упираются в главную залу того здания, которое в сердцах избежавших смерти считается единственным чистым и защищенным от посягательств насланного ведьмами проклятия. Здесь, под самым крестом, стоят мальчики в черно-белых одеждах. Совсем юные, чистые, опьяненные любовью Всевышнего. Они уже начали петь псалмы, и их голоса пробирают инквизитора до слез. В этот момент в его душе вновь что-то спотыкается, всего на короткий миг, но за это время он успевает задать себе всего один вопрос: «Господи, за что?»

Инквизитор отгоняет эту пагубную мысль и направляется в сторону трибуны, на которой лежит огромная книга. Страницы её прошиты золотыми нитями, корешок будто бы отлит из чистого золота, с другой стороны, на переднем обрезе, специальный замочек, ключ от которого инквизитор несет на своей шее. На обложке искусный художник изобразил лик Матери с младенцем, а внизу подписал название книги. Это — то самое, святое писание, стихам которого верят и слова которого без перерыва нашептывают жители пораженного страшной болезнью города.

Высокий человек, сменивший своё чёрное кожаное тяжелое одеяние на рясу, делает три шага по небольшой лестнице.

— Раз, два, три, — считает он шёпотом каждую из маленьких возвышенностей и с преодолением каждой чувствует внутри себя праздный трепет, отрешённые от обыденности легкость и близость к создателю.

Жестом руки он останавливает прекрасный хор повзрослевших и лишившихся крыльев купидонов. Он проводит ладонью по воздуху в направлении рядов из скамеек, туда, где сидят испуганные, уставшие, оставшиеся горожане, подавленные грузом горя от утраты близких. Его правая рука делает широкую дугу и останавливается вверху. Рукав сползает вниз, оголяя предплечье.

Левой рукой своей инквизитор, будто бы толкая невидимую преграду, делает ещё один величественный медленный жест. Ткань рясы скользит вниз, показывая тонкую костлявую кисть, за которой следует мелко исписанная широкими венами часть руки до локтя. Так продолжается несколько секунд, и в итоге высокий мужчина замирает в позе воззвания к небесам. Единственное, что ему остаётся, — и он это делает так же медленно — поднять голову и посмотреть с земли на небеса. Его нос упирается в фреску на потолке храма.

— Дети божьи! — начинает он. — Все мы — дети Божьи! И отец нас любит! — голос отражается от сводов святого дома и звучит громко, величественно и даже грозно. — Он! Он, и только он, даст нам сил бороться с сатаной и его слугами! Он, и только он, наши надежда, вера и любовь! Только он способен направить наши руки и умы на борьбу со скверной и утешить, и успокоить, и даровать мир душам, потерпевшим поражение в бесконечной войне, и душам, что зависели от воинов божьего света!

— Аминь! — одинокий выкрик из зала словно заряжает инквизитора своей невероятной энергией.

Он раскидывает и без того поднятые руки и продолжает свою речь:

— Так будьте сильными! Так будем сильными! Будем нести его святое и великое слово на наших плечах, в наших умах и сердцах! Вот то, что спасет наши грешные души! Вот что позволит всем нам вернуться в райский сад! Ведь всем и каждому там есть заказанное место! Даже тем, кто был грешен! Им предстоит пройти очищение в чертогах Ада и явиться к вратам райским новыми, очистившимися от грехов! И там святой апостол Петр будет встречать согрешивших так, как встречает праведников, ведь те познали себя в полной мере и пришли к упокоению, смирению и прощению! Вот ОНА — СИЛА НАШЕГО ВСЕВЫШНЕГО! Он не бросает в геенну огненную, он помещает туда в урок, назидание и очищение!

— Аминь! — речь высокого человека производит положительный, похожий на гипноз эффект.

— И те, чьи тела были сожжены… И праведные, и грешные, рано или поздно тоже попадут в бесконечный рай, и там сын встретится с отцом и матерью! Мать встретится с детьми и правнуками! Все родственники сядут за общим круглым столом для общения и дабы предаться воспоминаниям и рассказам! — здесь инквизитор делает небольшую, больше похожую на сценическую паузу в своей речи. На самом же деле в его мыслях мелькает одна греховная мысль: «Ангел явился в этот мир, дабы послушать мою речь».